— Она здесь, — сказал он. — Посмотрите.
Он так волновался, что на него было жалко смотреть. В надежде, что инспектор простит ему небольшое опоздание, Кемпион вылез из машины и поднялся по ступенькам вслед за дядей Вильямом.
На деревянной скамье стоял большой стеклянный ящик, в котором на неудобном ложе из раковин и засушенных водорослей покоился так называемый «скелет русалки». Такие подделки беззастенчивые рыбаки сооружали из обезьяньих костей и голов и хвостов тропических рыб. Дядя Вильям с гордостью показал Кемпиону этот старинный сувенир.
— Купил у одного парня в Порт-Саиде, — объяснил он. — Эта вещь показалась мне замечательной. Мне и сейчас так кажется. Вы возьмете ее? Она у меня уже тридцать лет. К сожалению, больше у меня нет ничего интересного.
Кемпион был растроган.
— Это ужасно мило с вашей стороны, — торопливо проговорил он.
— Вот и возьмите ее себе, мой мальчик. — Дядя Вильям испытывал совершенно детский восторг. — Я выложил все свои реликвии на кровать и устроил им смотр, — доверительно продолжил он. — Выбрал эту. Мне самому она больше всего нравится.
Кемпион принял подарок, оценив по достоинству чувство, с которым он был преподнесен. Потом они вместе с дядей Вильямом уложили громоздкий трофей в багажник и снова пожали друг другу руки.
Кемпион уже заводил машину, когда дядя Вильям вспомнил еще кое о чем.
— Подождите-ка минутку, — сказал он. — Я чуть не позабыл. Мама велела передать вам вот это, и просила, чтобы вы не раскрывали пакет, пока не приедете домой. Она, видимо, считает вас ребенком. Но мы должны относиться к причудам старой леди с юмором. Вот, возьмите.
Он сунул пакет в руку молодому человеку и отошел от машины.
— Я увижусь с вами, когда вы приедете на свадьбу, — закричал он. — Она состоится летом. Надеюсь, что вы сможете тогда прочитать первые главы моих мемуаров. Я ведь теперь занялся сочинительством, знаете? Мне подал эту мысль один журналист, он хотел, чтобы я написал их для его газеты. Поскольку это случилось в разгар всех наших событий, я решил, что его предложение не ко времени, но потом до меня дошло, что красиво переплетенная книжка нам всем пойдет на пользу. И мне будет, чем заняться. Ведь здесь почти не с кем поговорить, пока Китти не вернется из санатория. Но во всем есть свои положительные стороны. Мне надо теперь быть поаккуратнее. Я ведь еще нахожусь под наблюдением врача. — Его голубые глазки сверкнули. — Но я все равно не откажусь от своей рюмочки на сон грядущий, что бы он ни говорил. До свиданья, мой мальчик. Если я чем-нибудь могу вам услужить, вы только дайте знать.
— До свидания, — сказал Кемпион. Он повернул ключ в замке зажигания, и машина медленно двинулась к воротам тихого старого дома, мирно и невинно греющегося в лучах заходящего солнца. Дядя Вильям стоял на ступеньках и махал носовым платком.
Станислаус Оатс был уже готов рассердиться на него из-за опоздания, но при виде «русалки» пришел в такой восторг, что одного этого Кемпиону было достаточно, чтобы существование этой вещи было оправдано.
— Какое наказание бывает за превышение скорости, если рядом с водителем сидит главный инспектор уголовного розыска? — поинтересовался он, когда они свернули на опустевшую дорогу в Бишопе Стортфорд и Сити.
— Такое же, как всегда — смерть, — сурово проговорил инспектор. — А кто с вами сидит рядом, не имеет значения. Ну, ладно, не буду портить вам настроение. Я откинусь на спинку сидения и попробую еще раз примириться с действительностью.
— Не понимаю, чем вы недовольны, — произнес Кемпион. — Для вас эта история окончилась очень хорошо. Мой крестник сможет прочесть о подвигах своего отца в газетах. Кстати, упоминание в прессе — это счастливая примета. Послушайте, вам не приходило в голову, что вы недаром опасались совпадения? Если бы мы оба не выбрали Томб-Ярд в качестве места встречи в тот самый четверг, вам удалось бы поговорить с кузеном Джорджем. Он попытался бы продать вам права на свою загадочную историю. Вы бы, конечно, все из него вытянули просто так, ничего не заплатив, и загадка смерти Эндрю была бы решена в тот самый день, когда было найдено его тело.
Станислаус выслушал его замечание с очень серьезным видом.
— Очень может быть, — наконец, ответил он. — Конечно, особенно верить россказням старого проходимца Бевериджа не приходится, но на дознании пригодилось все, что он рассказал. Если хотя бы половина его показаний — правда, то у этого Джорджа были крепкие нервы. Вы только подумайте, сначала спрятать оружие, а потом явиться ко мне со своей гнусной историей. Он, вероятно, выбрал меня, потому что я только что получил повышение, и решил, что со мной можно поторговаться. Мне бы досталась слава, а ему — деньги.
— Похоже, что изобретательность — фамильная черта Фарадеев, — заметил Кемпион. — Беверидж — тоже интересный тип. Мне кажется, самое замечательное, что в нем есть, это его восхищение Джорджем.
— Не знаю, — ответил ему инспектор. — Мне показалось самым интересным в Беверидже то, что у него хватило духу взять шляпу умершего. Я знаю, что он оторвал у нее подкладку и немножко ее повалял. Но представьте себе человека, который сначала присутствует при самоубийстве, потом видит, как его друг выбрасывает оружие, чтобы этот случай больше походил на убийство, а после всего этого преспокойно разгуливает в котелке покойного, потрудившись только зарыть свою старую шляпу в куче листьев на расстоянии нескольких сотен ярдов от дороги.
— Я могу поверить в то, что Беверидж это сделал, но не верю, что Джордж мог это допустить. Наверное, он был здорово пьян.
— Должно быть, так, — усмехнулся инспектор, — если он забросил револьвер в такое место. Я думал, старого Боудича хватит удар, когда он услышал о том, где находился револьвер все это время. Он сразу перестал смеяться, — язвительно заметил он. — Кстати, вы оказались совершенно правы насчет этого следа. И я должен вам пять шиллингов. Все это приключение обошлось мне в четыре фунта и девять пенсов, скажу я вам. Зато вы остались не внакладе. Вам досталась русалка.
— Хоть я и скромный человек, должен вам заметить, что и насчет буквы «В» я оказался прав, — сказал Кемпион. — Присяжным понадобилась уйма времени, чтобы это уразуметь, — продолжил он, — даже после объяснений самого Бевериджа. Кстати, возвращаясь к печальному прошлому, скажите мне, почему вы все-таки не проверили алиби дяди Вильяма с самого начала? Ведь я вам открыто подсказывал?
— Потому что я был совершенно уверен в том, что этого алиби не существовало, — помолчав, ответил Станислаус. — Случай-то был совершенно необычный. Только поэтому вам и удалось его распутать. Я не проверил алиби Вильяма, потому не сомневался в том, что его нет.
— Вы действительно считали, что Вильям совершил это убийство? — удивился Кемпион.
— Я был уверен, что он его совершил, — ответил инспектор. Если бы этот случай был обычным, так бы оно и оказалось. Можно подумать, что при расследовании уголовных дел вам на каждом шагу попадаются умные сумасшедшие, которые сами фабрикуют фальшивые или наполовину фальшивые улики, что еще хуже. Если бы это было так, вы бы сами давно оказались в доме для умалишенных. Мне очень жаль, что я на вас тогда разозлился, но в тот момент, когда вы навязывали мне свое предложение, касающееся этих баров, я считал дело практически законченным. Вы же понимаете, — с жаром произнес он, — я до самого конца не мог в это поверить, хотя последнее отравление с помощью цианистого калия стало вполне убедительным доказательством. Ведь для того, чтобы разработать такой тщательный, подробный план убийства всех стариков, которые жили вместе с ним, Сили надо было обладать достаточным умом и при этом быть абсолютно ненормальным. Конечно, когда мы проследили все его шаги и выяснили, что он изучал медицину, потом нашли реторту и пару блюдец в кухонном шкафчике, да еще и разыскали аптекаря, у которого он купил цианистый калий, все сразу стало ясно.
— Он, должно быть, получил кониум самостоятельно? — заметил Кемпион. — Просто выварил большое количество болиголова. Мы никогда этого не сможем доказать. Я, однако, не думаю, что это было трудным делом.