— Я очень серьезна, тетя Полли. Я уже думала об этом. Я… хорошо бы, если б я смогла зарабатывать.

— Ах, детка, детка, подумать только! Я дожила до того, что слышу от тебя такое! — простонала женщина. — Дочь Харрингтонов вынуждена зарабатывать себе на хлеб!

— Надо не так смотреть на это, — засмеялась Поллианна. — Тебе следовало бы радоваться, если дочь Харрингтонов окажется способна заработать себе на хлеб! Тут нет ничего позорного, тетя Полли.

— Возможно. Но это не очень приятно, ведь раньше мы так гордились положением, которое всегда занимали в Белдингсвилле.

Но Поллианна, похоже, не слышала. Ее глаза были задумчиво устремлены куда-то в пространство.

— Если бы только у меня был какой-нибудь талант. Если бы только я могла делать что-нибудь лучше всех на свете! — вздохнула она. — Я умею немного петь, немного играть на фортепьяно, немного вышивать, немного штопать… но все это не особенно хорошо… не настолько хорошо, чтобы мне за это платили… Пожалуй, больше всего мне понравилось бы готовить и вести домашнее хозяйство, — продолжила она после минутного молчания. — Ты же помнишь, как я любила заниматься этим в Германии, когда Гретхен так досаждала нам тем, что не приходила, когда была особенно нужна. Но мне совсем не хочется ходить готовить в чужие кухни.

— Как будто я позволила бы тебе! Поллианна! — содрогнулась миссис Чилтон.

— Ну, а просто готовить в нашей собственной кухне — это ничего не принесет… никаких денег, я хочу сказать, — сокрушалась Поллианна. — А нам необходимы именно деньги.

— Настоятельно необходимы, — вздохнула тетя Полли.

Последовало продолжительное молчание, которое нарушила Поллианна:

— Подумать только, что после всего того, что ты сделала для меня, тетечка… Подумать только, что, если б я только могла заработать, у меня была бы такая прекрасная возможность помочь тебе! А я… я не могу. О, почему я не родилась с талантом, который может приносить доход?

— Ну, ну, детка, не надо, не надо! Разумеется, если бы был жив Томас… — Голос миссис Чилтон прервался. Поллианна быстро подняла глаза и вскочила на ноги.

— Дорогая, дорогая, так не годится. — воскликнула она совершенно другим тоном. — Не волнуйся, тетечка! Ты же не можешь поручиться, что у меня на днях не разовьется какой-нибудь совершенно замечательный талант? К тому же, на мой взгляд, это так увлекательно. Во всем этом столько неизвестности. Это ужасно занятно — хотеть чего-то и потом ждать, когда это «что-то» у тебя появится. А просто жить, зная , что у тебя сразу будет все, что ты захочешь, — это так… так скучно, — заключила она с веселым смехом.

Миссис Чилтон, однако, не засмеялась. Она тяжело вздохнула и сказала:

— Поллианна, какой ты еще ребенок!

Первые несколько дней после возвращения в Белдингсвилл не были легкими ни для миссис Чилтон, ни для Поллианны. Это были дни привыкания к новой обстановке, а такие дни никогда не бывают легкими.

После путешествия и связанных с ним волнений нелегко было вдруг сосредоточиться на обсуждении цены масла и неблаговидного поведения мясника. После свободного распоряжения собственным временем нелегко было привыкнуть к тому, что перед тобой всегда какая-нибудь очередная неотложная задача, настоятельно требующая разрешения. К тому же то и дело заходили друзья и соседи, и хотя Поллианна приветствовала их с искренней радостью, миссис Чилтон, если это было возможно, удалялась под каким-нибудь предлогом, и всегда потом с горечью говорила Поллианне:

— Я думаю, им любопытно посмотреть, как Полли Харрингтон нравится быть бедной.

О покойном муже миссис Чилтон говорила редко, однако Поллианна хорошо знала, что мысли о нем никогда не покидали тетку, а ее молчаливость была, по большей части, лишь маской, позволяющей скрыть более глубокие чувства, которые она не любила показывать. Джимми Пендлетона Поллианна видела несколько раз в этот первый месяц. Сначала он пришел вместе с Джоном Пендлетоном, и все держались довольно чопорно и церемонно — не в первые минуты, впрочем, а лишь после того, как в комнату вошла тетя Полли. По какой-то причине она в этом случае не стала избегать гостей. Потом Джимми приходил один — однажды с цветами, однажды с книгой для тети Полли, дважды без всякого предлога. Поллианна всегда приветствовала его с неподдельной радостью, а тетя Полли после первого визита ни разу его не видела.

Большинству друзей и знакомых Поллианна почти ничего не говорила о перемене в материальном положении тети Полли. С Джимми она, однако, была вполне откровенна, и ее вечным причитанием было: «Если бы я только могла заработать денег!»

— Я становлюсь наикорыстнейшим существом, какое ты когда-либо видел, — говорила она с невеселым смехом. — Я дошла до того, что измеряю все долларами, и даже думаю в четвертаках и десятицентовиках. Понимаешь, тетя Полли чувствует себя такой бедной!

— Это нехорошо! — горячился Джимми.

— Я знаю. Честно говоря, мне кажется, что она чувствует себя беднее, чем в действительности… она столько об этом с грустью размышляла. Но я так хотела бы ей помочь!

Джимми взглянул сверху вниз в печальное, взволнованное лицо с блестящими глазами, и выражение его собственных глаз стало нежнее:

— А что ты хотела бы делать… если б могла?

— О, я хотела бы готовить и вести домашнее хозяйство, — улыбнулась Поллианна со вздохом. — Я просто обожаю взбивать яйца с сахаром и слушать, как сода журчит свою веселую маленькую песенку в чашке с кислым молоком. Я счастлива, если мне предстоит день, когда нужно что-нибудь испечь. Но это не приносит никаких денег… разве только, если готовить в чьей-то чужой кухне. А я… я все же не до такой степени люблю это занятие!

— Еще бы! — воскликнул молодой человек. Он снова взглянул сверху вниз в выразительное лицо, которое было так близко, и уголки его рта странно изогнулись. Он поджал губы, а затем, медленно заливаясь краской, сказал:

— Но ты, конечно, могла бы… выйти замуж. Вы уже думали об этом, мисс Поллианна?

Поллианна весело рассмеялась. Голос и тон позволяли безошибочно узнать девушку, не задетую даже самыми острыми из стрел Купидона.

— О нет, я никогда не выйду замуж, — беспечно ответила она. — Во-первых, я некрасивая, а во-вторых, я собираюсь жить с тетей Полли и заботиться о ней.

— Некрасивая, вот как? — насмешливо улыбнулся молодой Пендлетон. — А тебе, Поллианна, никогда не приходило в голову, что… что может быть другое мнение на этот счет?

Поллианна отрицательно покачала головой.

— Не может; у меня ведь есть зеркало, — возразила она, бросив на него веселый взгляд.

Это звучало как кокетство, и было бы кокетством, если бы это сказала любая другая девушка. Но глядя в лицо Поллианны, Пендлетон знал, что это не так. Он понял вдруг также, почему Поллианна непохожа на других девушек. В ней по-прежнему оставалось что-то от ее прежней привычки понимать все буквально.

— Почему же ты некрасивая?

Даже произнося этот вопрос и уверенный, что правильно оценивает характер Поллианны, Джимми все же затаил дыхание от собственной дерзости. Он подумал о том, что любая другая девушка из тех, кого он знал, немедленно обиделась бы, не услышав опровержения ее лукавого заявления о собственной непривлекательности.

— Да просто некрасивая — и все тут, — немного печально засмеялась она. — Такой уж я уродилась. Ты, может быть, не помнишь, но давным-давно, когда я была маленькой, мне казалось, что одной из самых больших радостей, которые будут дарованы мне в будущей жизни на небесах, станут черные кудри.

— Это и теперь твое заветное желание?

— Н-нет; пожалуй, нет, — неуверенно ответила Поллианна. — Но я по-прежнему считаю, что это было бы неплохо… И к тому же ресницы у меня не очень длинные, а нос не греческий и не римский и вообще не из тех восхитительных и желанных, которые принадлежат к какому-нибудь «типу». Это просто нос . И лицо у меня слишком длинное или слишком короткое — не помню какое; но во всяком случае когда я однажды измерила его и проверила по таблице одного из этих «тестов красоты», которые печатают в журналах, оно оказалось неправильным. И там говорилось, что ширина лица должна равняться пяти длинам глаза, а длина глаза должна равняться… чему-то там еще. Я забыла чему… только у меня не равнялась.