— Ах! Как я рада! — воскликнула она. — Я так рада, что… мне хочется плакать! Миссис Кэрью, отчего это, когда бываешь чему-нибудь очень рада, всегда хочется плакать?

— Право, не знаю, — рассеянно ответила миссис Кэрью. Выражение ее лица было по-прежнему отнюдь не радостным.

Когда они оказались в маленькой комнатке, где жили Мерфи, миссис Кэрью не потребовалось много времени, чтобы изложить цель ее визита. В нескольких коротких фразах она рассказала о своем пропавшем племяннике и о возникших у нее в первое время надеждах на то, что Джейми и есть тот самый мальчик. Она не стала делать секрета из своих сомнений в том, что перед ней действительно Джейми Кент, но в то же время сказала, что решила взять его к себе и дать ему воспользоваться всеми преимуществами его нового положения. Затем, несколько утомленным тоном, она сообщила о планах, которые наметила для него.

В ногах кровати сидела миссис Мерфи, слушала и тихо плакала. В другом углу Джерри Мерфи с широко раскрытыми от удивления глазами негромко восклицал время от времени: «Фу ты! Вот так штука! Ничего подобного не слышал!» Что же до Джейми… Джейми, лежа на кровати, слушал с видом человека, перед которым вдруг открылись двери рая, но постепенно, пока миссис Кэрью говорила, выражение его глаз менялось. Очень медленно он закрыл их и отвернулся.

Когда миссис Кэрью умолкла, долго стояла тишина; затем Джейми обернулся, и они увидели, что он очень бледен, а его глаза полны слез.

— Спасибо, миссис Кэрью, но… я не могу переехать к вам, — сказал он просто.

— Не можешь… как?! — воскликнула миссис Кэрью, словно не веря собственным ушам.

— Джейми! — ахнула Поллианна.

— Ну, ну! Что ты, парень? Какая муха тебя укусила? — нахмурился Джерри. — Неужто своего счастья не понимаешь?

— Понимаю, но я не могу переехать к вам, — повторил Джейми.

— Но, Джейми, подумай, подумай , что это значило бы для тебя! — с дрожью в голосе воскликнула миссис Мерфи.

— Я думаю, — с трудом выговорил Джейми. — Неужели, по-вашему, я не знаю, что делаю… от чего отказываюсь? — Мокрыми от слез глазами он взглянул в лицо миссис Кэрью. — Я не могу… я не могу согласиться, чтобы вы сделали все это для меня . Если бы вы… беспокоились обо мне, все было бы по-другому. Но вы не беспокоитесь… по-настоящему. Вам нужен не я… Вам нужен настоящий Джейми, а я ненастоящий. Вы не думаете, что я ваш племянник. Я вижу это по вашему лицу.

— Да, но… но… — беспомощно пыталась возразить миссис Кэрью.

— И потом, если бы я был, как другие мальчики и мог ходить… — перебил ее Джейми. — А так — я надоел бы вам в два счета. И я видел бы это, и мне было бы невыносимо… быть такой обузой. Конечно, если бы вы беспокоились обо мне, как мамуся… — Он взмахнул рукой, подавил рыдание, потом снова отвернулся. — Я не тот Джейми, который вам нужен. Я… не могу… поехать… с вами. — С каждым словом его худая детская рука сжималась все сильнее, так что костяшки пальцев стали белее старой рваной шали, которой была накрыта кровать.

Последовала минута напряженной тишины, затем очень тихо миссис Кэрью поднялась со стула. Лицо ее было бледным, но в его выражении было нечто, подавившее рыдание в груди Поллианны.

— Пойдем, Поллианна, — вот и все, что она сказала.

— Ну, большего дурака, чем ты, не найти! — пробормотал Джерри, как только дверь закрылась. Но мальчик на кровати плакал так, как будто эта дверь была той, которая вела в рай и которая закрылась теперь навсегда.

Миссис Кэрью была разгневана. Довести себя до такого состояния, когда она была готова немедленно взять этого маленького калеку в свой дом, а затем услышать, как он преспокойно отказывается переехать к ней, — это было невыносимо. Миссис Кэрью не привыкла к тому, чтобы на ее приглашения не обращали внимания, а ее просьбами пренебрегали. Более того, теперь, когда она не могла поселить мальчика у себя, она испытывала почти безумный страх, что он все же настоящий Джейми. Она знала, что подлинная причина ее желания взять мальчика к себе заключалась не в том, что она беспокоилась о нем, и даже не в том, что ей хотелось помочь ему и сделать его счастливым, а в том, что таким способом она надеялась вернуть себе спокойствие духа и навсегда забыть этот ужасный, постоянно преследовавший ее вопрос: «Что, если это все-таки ее Джейми?» И, разумеется, ей было ничуть не легче оттого, что мальчик интуитивно догадался о ее душевном состоянии и обосновал свой отказ тем, что она «не беспокоится о нем». Конечно, миссис Кэрью теперь очень гордо говорила себе, что она действительно «не беспокоится», и что он не сын ее сестры, и что она «окончательно забудет обо всем этом».

Но «забыть обо всем этом» не удавалось. Как бы настойчиво ни отвергала она ответственность и родство, столь же настойчиво ответственность и родство навязывали себя ей в виде панических сомнений; и как бы упорно ни старалась она сосредоточиться на чем-нибудь другом, столь же упорно образ мальчика с печальным взглядом, лежащего в жалкой, убогой комнате, маячил перед ее глазами.

Кроме того, была еще и Поллианна. Девочка явно была непохожа на себя. В совершенно несвойственном ей расположении духа она уныло слонялась по дому, не проявляя интереса ни к чему.

— Нет-нет, я не больна, — отвечала она, когда ее увещевали и расспрашивали.

— Но в чем же тогда дело?

— Да ни в чем. Просто… просто я думала о Джейми… что у него нет всех этих красивых вещей — ковров, картин, штор.

То же самое было и с едой. Поллианна на глазах теряла аппетит; но и тут она отрицала, что причиной тому болезнь.

— Нет-нет! — печально вздыхала она. — Просто я, похоже, не голодна. Почему-то, как только я начинаю есть, мне вспоминается Джейми… что у него на обед только засохшие пончики и черствая булка, и тогда я… я не хочу ничего.

Миссис Кэрью, подстрекаемая чувством, которое она сама понимала весьма смутно, в отчаянной решимости любой ценой добиться перемены в настроении Поллианны заказала огромную елку, два десятка гирлянд и множество венков остролиста и рождественских игрушек. Впервые за много лет дом горел багрянцем и сиял блеском мишуры. Предстояла даже праздничная вечеринка, так как миссис Кэрью велела Поллианне пригласить пять или шесть школьных подруг на елку в канун Рождества.

Но даже здесь миссис Кэрью ждало разочарование, так как хотя Поллианна принимала все с благодарностью, а иногда проявляла интерес и даже бывала взволнована, личико ее часто оставалось печальным. И в конечном счете рождественский вечер стал скорее грустным, чем радостным событием, так как вид сверкающей елки вызвал у девочки поток рыданий.

— Да что ты, Поллианна! — воскликнула миссис Кэрью. — Теперь-то в чем дело?

— Ни в чем, — всхлипнула Поллианна. — Только она такая совершенно прекрасная, что я просто не могла не заплакать. Я подумала, как она понравилась бы Джейми.

И тогда терпение миссис Кэрью лопнуло.

— Джейми, Джейми, Джейми! — воскликнула она. — Поллианна, неужели ты не можешь перестать твердить об этом мальчике? Ты отлично знаешь, — не моя вина, что он не здесь. Я предлагала ему поселиться у меня. И потом, где же эта твоя хваленая «игра в радость»? Мне кажется, это было бы неплохо применить ее в данном случае.

— Я как раз и играю, — дрожащим голосом ответила Поллианна. — И вот это-то мне и непонятно. Раньше я никогда на замечала, чтобы у нее было такое странное действие. Понимаете, прежде, когда я чему-нибудь радовалась, я чувствовала себя счастливой, но теперь из-за Джейми я… Я так рада, что у меня есть ковры и картины, и вкусная еда, и все такое, но чем больше я рада за себя, тем грустнее мне за него. Я никогда прежде не замечала, чтобы игра действовала так странно, и не знаю, что с ней случилось. А вы не знаете?

Но миссис Кэрью с отчаянием махнула рукой и отвернулась, не сказав ни слова.