— И конечно, она не теряла времени, подыскивая себе пару, — раздраженно проговорил Джон.
— Ну, вы же знаете, как это бывает.
— Что бывает?
— Любовь с первого взгляда, и все прочее.
— Да, — мрачно подтвердил Джон.
— По правде говоря… — начала Эмма, подаваясь вперед.
— Что?
«Я великолепна, — похвалила себя Эмма. — Совершенно неподражаема».
— …по правде говоря, — повторила она, — Белл говорила, что ее избранник немного напоминает ей вас.
Ярость, ревность, бешенство и сотни других не менее отвратительных эмоций вспыхнули в душе Джона.
— Как любезно с ее стороны, — ледяным тоном отозвался он.
— Я знала, что вам будет приятно, — приветливо отозвалась Эмма. — В конце концов вы были так дружны с Белл.
— Да, были.
— Я убеждена, что вы получите приглашение на свадьбу. По-моему, Белл будет приятно видеть вас на таком торжестве.
— Боюсь, я буду слишком занят.
— Но вы же не знаете, когда состоится свадьба. Белл еще не назначила дату.
— Я буду занят, — твердо повторил Джон.
— Понятно…
— Да, я уверен, что вы понимаете. — Джон размышлял, что движет женой Алекса — неслыханная жестокость или непомерная наивность. — С вашей стороны было очень любезно сообщить мне новости о Белл, но, боюсь, мне пора вернуться к делам.
— Разумеется, — кивнула Эмма с сияющей улыбкой и поднялась. — Я передам Белл ваши наилучшие пожелания, — и, не дождавшись ответа, с невинным видом осведомилась: — Вы ведь желаете ей всего хорошего, верно?
Джон издал глухое ворчание.
Эмма отступила и усмехнулась.
— Тогда я передам ей, что вы были рады услышать новость о ее свадьбе. Прошу вас, не стесняйтесь навещать нас. Алекс будет счастлив вас видеть. Спускаясь по ступенькам крыльца к экипажу, Эмма решила как можно скорее отправить Белл записку с сообщением, что Джон будет в Лондоне в самом скором времени.
Джон наблюдал, как экипаж Эммы исчезает за деревьями подъездной аллеи. Как только он скрылся из виду, Джон злобно выругался, дал хорошего пинка ни в чем не повинной стене дома и поднялся к себе в кабинет.
— Черт бы тебя побрал, капризная девчонка! — пробормотал он, наливая полный стакан виски. Он отпил большой глоток; жидкость обожгла гортань, но Джон этого не заметил. — Выходит замуж? — произнес он вслух. — Замуж? Ха, надеюсь, она будет несчастна. — Опустошив стакан, он вновь наполнил его.
К несчастью, виски не притупило боль, сжимавшую его сердце. Убеждая Белл расстаться, Джон и не подозревал, что мысль о ней в объятиях другого мужчины окажется такой нестерпимой. Конечно, он не сомневался, что когда-нибудь Белл выйдет замуж, но это событие представлялось ему неопределенно далеким. А теперь он не мог избавиться от видения Белл в объятиях безликого графа или кого бы там ни было. Джон видел, как Белл лукаво улыбнулась и потянулась поцеловать избранника. А когда они поженятся… о Господи, это ужасно. Джон видел обнаженную Белл, на теле которой играл отблеск свечей. Незнакомец обнимал ее, а потом накрыл ее всем телом и…
Джон одним махом осушил второй стакан виски. По крайней мере он не знал, как выглядит этот мужчина. Он не вынес бы более подробной и яркой картины.
— Черт, черт, черт, черт! — забормотал он, подчеркивая каждое слово пинком по ножке стола. Будучи сделанным из прочного дуба, стол с честью выдержал поединок, а ноге Джона грозила опасность к следующему утру покрыться синяками, Неужели это будет продолжаться до конца его жизни? Во время недавней поездки в деревню каждая женщина напоминала ему о Белл. У одной глаза оказались почти такими же синими, другая была ростом с Белл. Неужели его сердце станет отчаянно трепыхаться каждый раз, когда он увидит в толпе белокурую головку?
Джон сполз на пол, прислонившись к столу.
— Осел! — простонал он. — Какой осел!
Этот-припев, крутился в его голове, пока сон — не сморил его.
Он шагал по дому. Дом был обставлен с кричащей роскошью. Заинтригованный, Джон уходил по коридорам все дальше.
Что это за странный глухой стук?
Стук доносился из комнаты в конце коридора. Джон подошел ближе, заранее ужасаясь тому, что может увидеть там.
Ближе, еще ближе. Нет, это вовсе не стук. Джон ощутил, как страх начал покидать его душу. В комнате… танцевали. Кто-то танцевал. Отчетливо слышалась музыка.
Он открыл дверь и заглянул в бальный зал. Сотни пар кружились в беспечном вальсе. А в середине зала…
Его сердце остановилось. В середине зала танцевала Белл.
Она была невыразимо прекрасна, она смеялась, откидывая голову. Видел ли он ее когда-нибудь такой счастливой?
Джон подошел поближе, пытаясь разглядеть ее партнера, но черты лица мужчины оставались смутными.
Одна за другой пары пропадали из виду, пока в зале не осталось всего три человека: Джон, Белл и Он.
Ему следовало уйти. Ему было невыносимо видеть Белл в объятиях ее возлюбленного. Джон попытался сдвинуться с места, но ноги словно приросли к полу. Он хотел отвернуться, но шея не поворачивалась, будто окостенев. Музыка убыстрялась. Пара кружилась все быстрее, не попадая в такт, пока Джон вдруг не понял: она не танцует.
Он прищурился, всматриваясь в пару. Что происходит?
Они спорили. Казалось, Белл пытается что-то объяснить мужчине. А потом тот ударил ее, хлестнул ладонью по щеке. Кольца оставили алые царапины на бледной коже.
Джон вскрикнул, позвал ее, но они его не слышали. Джон пытался броситься к ним, но ноги отказывались сдвинуться с места. Он не мог ни выйти из комнаты, ни приблизиться к этой паре.
Мужчина вновь ударил Белл, и она упала, прикрывая голову, руками. Джон потянулся к ней, жалея, что его руки слишком коротки. Он вновь и вновь звал ее по имени, пока Белл наконец не скрылась из виду. Проснувшись на следующее утро, Джон уже не испытывал жалости к себе, хотя его голова раскалывалась от боли. Он лишь смутно помнил вчерашний сон, но, как бы там ни было, пришел к убеждению, что не следует сидеть сложа руки, ожидая, когда Белл свяжет жизнь с каким-то распутным графом. То, что Джон не знал наверняка, является ли жених Белл графом и распутен ли он, ничего не меняло. Что, если он и впрямь будет бить Белл? Или запретит ей читать? Джон понимал, что тоже недостоин Белл, но был уверен, что любой другой мужчина достоин ее еще меньше. По крайней мере он сам попытался бы сделать ее счастливой. Он отдал бы ей все, что имел, подарил бы еще незапятнанные остатки своей души.
Белл должна принадлежать тому, кто оценит ее остроумие, грацию и красоту. Джон представил себе, как Белл приходится прятать книги от не одобряющего ее пристрастие к чтению мужа-аристократа. Вероятно, этот мужчина даже не станет советоваться с ней, принимая важные решения, считая, что женщина не может быть достаточно умной.
Нет, Белл нужен только он, Джон. Он спасет ее от ужасного брака. А затем женится на ней сам.
Джон не догадывался, что подвергся самому вопиющему обману. Он только надеялся, что Белл поймет: он никогда не был к ней равнодушен. Люди ведь способны ошибаться. В конце концов, его не назовешь непогрешимым героем романа.
— Нет, Персефона, по-моему, тебе следует избегать лавандовых оттенков. Белл со своей компаньонкой отправились за покупками. Персефоне не терпелось потратить деньги, так щедро предложенные ей Алексом.
— Но мне всегда нравился лавандовый цвет!
— Ну хорошо, тогда мы найдем платье с отделкой такого оттенка, только боюсь, этот цвет относится к тем немногим, которые тебе совсем не к лицу.
— А что бы выбрала ты?
Улыбнувшись, Белл указала на отрез темно-зеленого бархата и развернула его, приложив к себе и прижав подбородком. Она наслаждалась обществом незамужней тетушки Алекса, хотя зачастую они менялись ролями. Персефона то и дело спрашивала совета Белл по всевозможным вопросам — от блюд до одежды и книг. Она объяснила, что редко покидает Йоркшир и не представляет, что теперь считается модным в Лондоне. Вместе с тем Персефона обладала своеобразным мягким остроумием, и Белл от души развлекалась, болтая с ней.