– Хорошо, – произнесла наконец Молли. – Предположим, я действительно взяла деньга.

– Думаю, предположения в данном случае неуместны.

Молли промолчала.

– Где они? – спросил он.

Не вымолвив ни слова, Молли повернулась и прошла в кухню. Задержавшись в гостиной лишь на мгновение – она расслышала характерный звук, который издал видеомагнитофон, выплюнувший кассету, – агент проследовал за ней. Разумеется, он был не настолько глуп, чтобы оставить ей единственную улику. Стоя в дверях гостиной с видеокассетой в руке, он наблюдал, как Молли вытаскивает из шкафчика под раковиной мешок с деньгами и плюхает его на стол. Положив кассету в карман пальто, он присоединился к Молли, стоявшей у стола, развязал мешок и заглянул внутрь, словно желая удостовериться в том, что деньги все еще там. Затем с видимым удовлетворением вновь стянул мешок веревкой.

– Зачем вы их взяли?

Вопрос показался Молли настолько глупым, что она разозлилась.

– Забавы ради, – сказала она, крепче обхватив себя руками. – А зачем еще такой богачке, как я, воровать мешок, полный денег?

Он плотно сжал губы.

– Я бы на вашем месте умерил сарказм, мисс Батлер. Вы вляпались по самые уши.

– Так вы будете звонить, чтобы меня немедленно арестовали? – Вопрос ее был чистой бравадой. Ответа на него Молли ожидала с леденящим душу страхом.

– Ваш поступок есть не что иное, как уголовное преступление, – произнес он. – За такое можно схлопотать приличный срок. Лет пятнадцать – двадцать.

О Боже! У Молли голова пошла кругом. Она постаралась мобилизовать все свое мужество, чтобы не выдать испуга, но тело не подчинилось ей. Колени предательски подкосились, и она безжизненно рухнула на скамейку, на которой сидела перед его приходом. Губы ее раскрылись, она судорожно глотала воздух.

– Возможно, – медленно произнес он, наблюдая за ней, – мне удастся повлиять на смягчение приговора… если только вы согласитесь сотрудничать с нами. Мне нужно знать, кто послал вас за деньгами.

Молли удивленно взглянула на него. Он смотрел на нее пытливо, чуть хмурясь, облокотившись сильной рукой на стол. Она могла разглядеть черный ремешок его часов, выглядывавший из-под накрахмаленной белой манжеты рубашки. Ремешок был кожаный, циферблат часов вмонтирован в золотую оправу. Костюм сшит из отличной шерстяной ткани. Галстук – шелковый. Его одежда, как и манеры, лишний раз подтверждали, что перед ней – представитель привилегированного истеблишмента. И где уж ему понять, каково ей – молодой и бедной – вести ежедневную изнурительную битву за кусок хлеба.

Не понять ему и того, каково ей сейчас, до смерти перепутанной, смотреть ему в глаза и давать показания.

Его глаза, устремленные на нее, поражали яркой голубизной. Встретив их взгляд, Молли решила, что любая дальнейшая попытка изворачиваться и лгать окажется пустой тратой времени и сил. С видеокассетой, убийственной уликой., он крепко держал ее на крючке.

– Никто меня не посылал, – сказала она.

– Я не смогу помочь вам, если вы не станете говорить правду.

– Это и есть правда. Я взяла деньги, потому что нам… мне… они очень нужны. Никто меня не посылал за ними.

– Что вы делали в конюшне в три сорок пять Уфа? – Он обрушил на нее этот вопрос, словно кирпич.

– Я… я работаю там, на Уайландской ферме. Во всяком случае, работала.

– Что значит работала?

– Несколько дней тому назад я психанула и ушла. Сегодня утром пошла на конюшню, чтобы забрать последний чек.

– Из-за чего вы «психанули»?

Молли с ужасом осознала, что заливается краской стыда.

– Один парень грубо схватил меня, а мне это не понравилось.

– Кто? Дон Симпсон?

– Нет, не мистер Симпсон. Торнтон Уайланд. Его семье принадлежат конюшни.

Он с минуту осмысливал сказанное, затем возобновил атаку с другого фланга.

– Итак, вы отправились в конюшню за последним чеком в три сорок пять утра?

– Я всегда начинаю… начинала… работу в пять утра. Три сорок пять – это не так уж рано в конном бизнесе.

– От кого вы должны были получить чек?

– От мистера Симпсона.

– Его там не было.

– Обычно он появляется в конюшнях около четырех. Он любит приходить самым первым. Я пришла пораньше, поскольку не хотела пропустить его. Мне нужен был… нужен… этот чек.

– Итак, вы пришли пораньше. Во сколько? Кого вы увидели? Кто был в конюшне?

– Я появилась там примерно в половине четвертого. Никого не увидела. Обычно всю жизнь в конюшне дежурит ночной конюх, но, даже если он и был там, я его не встретила.

– Скажите, мисс Батлер, что вы делали в пустой конюшне между тремя тридцатью и временем, когда вы вошли в кормоцех?

– Я проверила лошадей, поговорила с Офелией. – Она уже не видела смысла в том, чтобы поправить его в произношении ее фамилии. Кроме того, ей показалось, что это даже неплохо, если он не все будет знать о ней. Она смутно предчувствовала, что это недопонимание в отношении ее личности когда-нибудь обернется для нее выгодным преимуществом.

– Поговорили с кем?

– С Офелией. Это ослица. Не так давно ее изувечили, и с тех пор она боится людей. Но мне она доверяет. Я хотела убедиться, что с ней все в порядке.

В самом деле, пару месяцев тому назад Офелия оказалась жертвой зверского нападения. Как-то ночью, когда ее выпустили на выгул на поля Уайландской фермы, неизвестный злоумышленник нанес ей жестокие травмы – судя по размерам и форме ран, они были оставлены лезвием бритвы. Злодея так и не обнаружили. На ферме были усилены меры безопасности, хотя по поводу самой Офелии мало кто переживай. В конце концов, это ведь не породистая лошадь. Ее держали в Кинленде лишь потому, что она благотворно влияла на Табаско Соуса – самого великолепного жеребца Уайландской фермы. Офелия была его лучшей подругой.

– А что вы делали… делали… на Уайландской ферме?

– Работала конюхом.

– Вы сказали, что Дон Симпсон – ваш босс. И это все? Как насчет личных отношений с ним?

Молли вопрос не понравился. Она посмотрела в глаза своему визави.

– Между нами ничего нет, если вы это имели в виду.

Агент нисколько не смутился.