– Так мы можем и тебе их на память оставить. Хочешь – режь, а хочешь – так ешь.
– Ладно. Уломали. Настырные вы... Отряд тута проезжал. Вроде гвардейцы трегетренские. Поверх кольчуг накидки цвету...
– Коричневые?
– Ага, как лещина спелая. А на плече, вот тут, веревка крученая.
Петельщики? Неужто отряд Валлана? Тесен мир. Сколько живу, столько убеждаюсь.
– И называются они как-то мудрено... Мне ваш говорил, который в шапке с хвостом.
– Петельщики?
– О! Точно! Петельщики.
– А командиром у них лысый? Детина здоровенный – что поставить, что положить.
– Угу. – Ардан моментально погрустнел. – Он самый. Про него тоже Хвост много чего напел мне.
Буквально спиной я почувствовал, как напряглась Мак Кехта. Час от часу не легче! Стерпела упреки и оскорбления в свой адрес, а услышит про врага непримиримого – и откроется. Опять выручать надо, тему разговора менять. Да и давно пора. Дело-то к ночи. Договориться о цене – и спать.
– Понял я, Меткий, про кого ты говоришь. Видал их. Были на Красной Лошади. Давай лучше ближе к делу. Сколько возьмешь за коней?
– Дык я и сам к тому веду. Твой же дружок одноглазый завелся: «чьи кони, чьи кони»!
– Ну, выяснили, и Сущий с ними. Сколько просишь?
– Три. За каждого.
– Чего три-то? Камни, они разную цену имеют.
– Давай покажу.
– Ну, изволь, Меткий. Покажи.
Толстый палец с черным от старого ушиба ногтем завис над кучкой самоцветов. Сейчас выберет... Знать бы заранее, что в его лысую голову придет. Только б не смарагд... За него табун таких коней взять можно. Да не таких, а веселинских, ценящихся на торгах сверх всякой меры.
– О! Вот таких.
Траппер указал на жаргон. Слава Сущему! Не самый ценный камень. А наберется у меня дюжина жаргонов?
Быстро пересчитав, я озабоченно покачал головой:
– Не выходит. Десяток их всего. Давай чего добавлю...
– Ну, – обиженно протянул ардан. – А что у тебя еще есть?
– Все перед тобой. Гляди, выбирай.
Меткий прищурился.
– Погоди, – вмешался Сотник. – Мы еще не про все договорились. Потом заодно посчитаем.
– А чего вам еще надо? – нехотя оторвался от созерцания самоцветов Меткий.
– Насчет харчей как?
– С бабой поговорить надо. Муки совсем мало. Не перезимуем.
– Мясо есть? Копченое или вяленое?
– Много не дам.
– Да хоть совсем малость. До Лесогорья добраться.
– Ладно. Поищем...
– А тютюнника, часом, не наскребешь? – вдруг осенило меня. – Хоть полкисета.
Траппер сразу надулся:
– Вы там на своей Красной Лошади безголовые или безрукие? Хвост тоже курева просил. У вас там что, насобирать травы в лесу некому?
– Не цвел в этом году у нас тютюнник. Уж мне можешь поверить – все холмы излазил.
– Два камня за кисет.
Ох и прижимист ардан! Чистый паук-кровопийца. Это ж сколько заломил!
Заметив мои колебания, Меткий твердо произнес:
– Или так, или никак. Я вам не нанимался на полприиска тютюнник собирать. А ну как у меня кончится до будущего липоцвета? Чего ради мучаться?
Я почесал затылок. Взглянул на Сотника. Тот сидел с невозмутимым лицом, и было ясно, что, не договорюсь я насчет курева, слова в упрек не скажет. Но я-то понимал, каково ему. О затяжке с самого березозола мечтает.
– Годится, Меткий. Два аквамарина. Только не самых больших. Вот эти сгодятся?
Ардан посопел. Потом кивнул:
– Сгодятся.
– А к тем красненьким, что ты за коней выбрал, я вот еще два желтых добавлю. Они гелиодорами зовутся. И за харчи. Если дашь, конечно.
Меткий совсем размяк:
– Дам. Щас женке скажу, чтоб собрала.
– Погодь. – Сотник глянул на него снизу вверх. – Сбрую конскую сейчас принесешь? Или после, утром?
– Какую сбрую? Не было такого уговору! За коней был, а за сбрую...
– Был у меня барышник знакомый, ныне покойный, так он коней за так отдавал, а за недоуздок десять империалов лупил.
– Ну и?..
– Я ж сказал – покойный.
– Не шла речь про сбрую!
– Так вертай камешки назад. И будем считать, что уговора не было.
И тут Меткий заюлил. Как гадюка, придушенная сапогом. Жадность боролась со здоровой деревенской сметкой. Понятно, что и кони, и сбруя в трапперской фактории без надобности. Вряд ли кто из них уздечку наденет по правилам, не говоря уже о седле. Да и лошади – это не коровы, что сами хозяев кормят зимой. Сена жрут не меньше, а пользы... ломаный медяк. Мог он их, конечно, и прирезать, как грозился, но тогда самоцветы, которые уже и в руках подержал, – тю-тю. И мясо придется съесть всей факторией. Но как же ему хотелось содрать с нас еще хоть чуть-чуть.
Я даже бороду ладонью прикрыл, чтоб не догадался хозяин наш, что смеюсь, на него глядя. Вот умора!
Наконец здравый смысл победил.
Ардан махнул рукой:
– А, стрыгай с вами! Забирайте!
– Так когда принесешь? Сейчас или завтра утром?
Меткий пожал плечами:
– А вам не один ляд? Завтра с утречка и заберете... А щас я пожрать принесу.
Он развернулся, изображая всем видом несправедливо обиженного. Ну, прям бедняк, которому на ярмарке лемех из гнилого железа подсунули.
– И тютюнник не забудь, – напомнил я.
Траппер кивнул напоследок и захлопнул сбитые из горбыля двери.
– Не обманет? – повернулся я к Сотнику.
– Не должен. Жадный. А вот...
Он вскочил на ноги, прислушался и толкнул дверь.
– Ты чего? – удивился я.
– Не припер, – коротко отвечал Глан.
– Кто не припер, кого?
– Створки не припер. С него станется нас вместе с сеном запалить.
Вот оно что! А я и не догадался бы, пока огонь не припечет. Это точно. Мог ардан клячем двери подпереть и ночью, когда мы уснем покрепче, поджечь. Камешки-то всяко в огне не попортятся. А что мы попортимся, так ему наплевать.
А может, и не правы мы, подозревая траппера? У простых людей запрет на убийство в крови. Жизнь, поданную Сущим, они ценят. Это в больших городах народ звереет и в глотки друг другу вцепиться готов. За кусок послаще, за место потеплее, за ласку господскую.
– Устраивайтесь, – проговорил Сотник. – Ночью по очереди спать будем.
А что нам устраиваться? Долго на ночевку тот умащивается, у кого добра навалом. А с нашим скарбом – раз-два, и готово. Как гусь из сказки. Одно крыло подстелил, другим укрылся.
– В сено зарывайтесь, – посоветовал я Гелке и Мак Кехте. – Теплее будет. Ночами-то холодает.
Они послушно полезли на кипу душистой подсушенной травы. Да Гелке и не нужно особо советовать – ее отец каждую осень запас для коровы накашивал, всю сараюшку набивал. А вот благородной феанни ночевка на сеновале, пожалуй, в диковинку. Ничего. Может, еще хвастаться своими приключениями будет, когда ко двору Эохо Бекха попадет... Если попадет. Потому что от ее задумки пройти через людские земли аж до Озера по-прежнему попахивало безумием.
Я бросил плащ у подножия сенной горы. Сотник устраивался рядом. Расстилал добротную кожаную накидку, но дротик все время находился у него под рукой. Вот, учись, Молчун, у настоящего воина. Опытного и закаленного.
Только хотел я посетовать, что хозяина нашего лучше всего за смертью посылать – сто лет проживешь, как дверь скрипнула, провернулась на ременных петлях, и на пороге возник ардан. Поставил на утрамбованный земляной пол объемистую суму.
– Перекладывайте себе. Про мешок мы уж точно не договаривались.
Это, надо думать, он Сотника подколол. Не переживай, перегрузим. Мой мешок уже который день пустой.
– Тютюнник?
– Держи. – Он протянул мне мешочек с кулак величиной. Ага, помирал бы без курева, столько не принес бы. Значит, запас у ардана преизрядный имеется. А потрепаться – себе, мол, не хватает – это всякий способен, чтоб цену набить.
– Я пересыплю.
– Давай, чего уж там. Кисеты у меня на елках не растут. – Меткий явно обрадовался.
– Ты иди. – Сотник прилег на плащ, вытянул ноги, но разуваться не спешил. – Утром вернем сумку.
