– Собирай народ, – скомандовал Бессон поселянину. – Говорить буду.

Веселины тем временем потянулись к колодезному «журавлю» – поить лошадей.

– Тебя как кличут? – Живолом придержал трактирщика за рукав.

– Сденом. Сденом Кривоносом.

Сломанный в двух местах угреватый нос красноречиво подтверждал правильность прозвища.

– Копейщик? Лучник?

– Копейщик. Три нашивки за ранения.

– Здесь служил?

– Здеся, а где же еще?

– Ладно, Сден. Передай людям – сундуки потрошить и насильничать не будем. За фураж и харчи расплатимся. Понял?

Трактирщик глянул ошалело, мотнул головой:

– Понял. Передам.

Живолом хмыкнул ему вслед, отвернулся, распуская подпругу под брюхом темно-гнедого коня.

– Экий ты добрый, – ухмыльнулся вожак. – Селян не забижаешь. А мы ж все-таки разбойники.

– Ну, так и что?

– Не, ну если мы разбойники, мы грабить должны? Нет, ты ответь мне. Должны али нет?

– Наверное, должны.

– Так что ж ты ведешь себя ровно граф какой на прогулке?

– А тебе над слабыми покуражиться восхотелось, а? – Парень склонил щеку к плечу. – Найдем сборщика подати королевского, я ему первый кровь пущу и мошну вытрясу.

– Ага, найдешь ты его! – подвинулся к ним Крыжак. – Коли и был, так теперь ищи-свищи. С казной вместе.

– Я не про то, – отмахнулся Бессон. – Мне обидно, что я, лесной молодец, землепашцам платить должен. Вот объясни мне...

– Успокойся. – Трейг посуровел. – Обеднеешь, если пару локтей сукна за мешок муки отдашь?

– Что мне тряпки! Я ж не барахольщик!

– Так что ж ерепенишься? Серебром платить не понуждаю. Селянам сунешь мелочевку, они и рады будут. Еще девки следом увяжутся. Мол, герои из легенды. А сядет на хвост дружина баронская, в другой бок укажут. Или гонца пошлют упредить. Тебе это важнее или охапка вышитых юбок на возу?

Бессон рассмеялся, поднимая похожие на лопаты ладони вверх:

– Все. Уел. Молчу.

– Ну дык, – многозначительно помотал корявым пальцем Крыжак. – Коннетабль.

– Чего?!

– Коннетабль, – скалясь, повторил веселин. – Главнокомандующий, значит. По-трейговски.

Через мгновение ржали уже втроем. Веселье передалось и молодцам вокруг колодца. Кого-то уже не обрызгали, а от души окатили водицей. От крика шарахнулись кони.

– Слушай, парень, – Бессон дружески хлопнул трейга меж лопаток, – может, тебе и ватагой командовать?

– Ты чо? – уставился на него Крыжак.

– А чё? Парень башковитый. Еще рожь не заколосится, а он уже себе королевство сварганит. Чуток у арданов, клаптик у Витгольда... А я при нем коморником могу. Слушай, Живолом, у Витека, талуна ихэренского, дочка на выданье. Давай мотанем к Железному Кулаку. Так, мол, и так. У вас товар, у нас купец. А с таким тестюшкой и жнивца ждать не надо – к травнику королевство справим. Как думаешь, а?

Трейг пожал плечами:

– На что мне арданская невеста? – Легко коснулся рукояти меча: – Вот моя невеста.

– Ладно, не обижайся. – Главарь повторно похлопал помощника по спине. – Я ж шуткую.

– Я понял. Ты лучше води ватагу сам, хорошо? Чем смогу, помогу. А женить на Витековой дочке и тебя можно.

Крыжак хохотал от души, едва не задохнувшись:

– Ну, дает паря! Бессона да на талунской дочке!

– А чем я не жених? – приосанился главарь. – Не старый еще. И даже не лысый.

Тут он заметил, что на площади потихоньку скопился народ – мужики да бабы средних лет, а то и вовсе старухи. Девок все же попрятали. Вооруженным людям по давно укоренившейся привычке доверяли мало. Коротким окриком Бессон успокоил разгулявшихся ватажников и пошел в трактир, коротко кивнув: давайте меняйтесь, мол.

Веселины полезли в подводы, извлекая на солнечный свет мотки ниток, скрученную в тугие узлы ткань – все больше лен и сукно, несколько пар сапог и всякую разную мелочевку.

Живолом присел на ступицу тележного колеса – сам торг его интересовал мало. Главное, чтобы разбойники шалить не вздумали.

– Железа лишнего не найдется? – Низкий голос прозвучал над головой.

Здоровущий мужик! Пожалуй, на полголовы выше Бессона, отличавшегося богатырским телосложением. Кожа на огромных ладонях – каждая в полставца, с какого кормится обычная деревенская семья, – припалена и задубела подошвой. Черную, тронутую сединою бороду тоже не раз лизнуло пламя. И без слов ясно – кузнец.

– Это смотря какого, – ответил Живолом. – Кандальное возьмешь в переделку?

В одной из телег еще валялись цепи и оковы работорговцев, перебитых в Восходной марке. Памятное дело. Главным образом, встречей со старым знакомцем – Доргом, красная рыба на лазоревом щите.

– Мне любое сгодится. Чем кандальное хуже? – ответил кузнец и встрепенулся. – Это где вы такого набрали?

– Далеко. Отсюда не увидишь. Тебе не все едино?

– Наверное, все. А и то правда – кто я такой, чтоб вопросы спрашивать?

– Вот видишь. Вот и договорились.

Кузнец порылся пятерней в бороде:

– Еще не совсем. Что возьмешь?

– За железо-то?

– Ага.

– Погоди, дай подумать. Как бы с тебя барыша поболее срубить... О! Придумал!

– Придумал, так не томи. – Кузнец свел кустистые брови. – Давай выкладывай, чего надо.

– Подковы у коней проверь. Где надо, расчистишь. Где потребуется, перекуешь. Годится?

Мужик снова поскреб бороду:

– Сколько голов?

– Два десятка наберется.

– На передок кованы?

– Ну, так! Спрашиваешь!

– До темноты не управлюсь.

– Наши помогут.

– Очень надо! Бородачи напортачат, а скажут, Тарк-кузнец плохо работает.

– А ты, Тарк, привык хорошо работать?

– А то?

– Тогда давай так. Проверишь всех, а перекуешь тех, кого сам решишь. Годится?

– Это больше мне по нутру. – Кузнец покивал лобастой башкой. Договорились, почитай.

– Так чего ждем?

Сквозь густую бородищу кузнеца блеснули крепкие, ровные зубы – хоть гвозди перекусывай.

– С моря погоды, как поморяне говорят. Пошли поманеньку.

У кузни пахло разогретым железом и древесным углем. Живолом сноровисто расседлал коня, завел в станок. Тарк, напяливший к тому времени кожаный фартук, огромной лапищей захватил скакуна за бабку, зажал ногу меж колен.

– Болтается.

– Это я и без тебя знал. Работай давай.

Кузнец горько вздохнул:

– Ох, если у остальных так же, то, выходит, нажухал ты меня, лесовичок.

– Я чего-то не понял. Тебе железо надо?

– Надо.

– Так работай.

– Да я работаю, не боись за меня, лесовичок.

Ковочный молоток легкими ударами прошелся по кромке подковы. Со стороны могло показаться, что кузнец не снять подкову норовит, а, наоборот, покрепче прибить к копыту. На самом деле он старался малость расшатать крепящие подкову к копыту гвозди-ухнали.

– А где же управляющий ваш? Или сбежал? – продолжал беседу разбойник.

– Ага.

– Что «ага»? Сбежал?

– Сбежал.

– Экий ты стал разговорчивый. С чего бы?

В левой руке кузнеца возникла похожая на широкое зубило с прикрепленной сбоку ручкой обсечка.

– Ты думаешь, – хмыкнул Тарк, – из-за управляющего?

– А то нет?

– Нет. Просто не люблю, когда под руку тявкают.

Живолом посуровел:

– А я, выходит, тявкаю?

– Ну, не тявкаешь. А все едино под руку болтаешь.

Приставляя острый край обсечки к загнутым головкам гвоздей – «барашкам» – кузнец ловко разгибал их.

– Ну, я не буду.

Лесовик нарочито отвернулся и, прислонившись плечом к стенке кузни, принялся наблюдать, как грызутся Жила и горластая старуха-поселянка. Бабка норовила выторговать за полмешка муки – гарнцев восемь на первый взгляд – четыре мотка ярко-желтой, крашенной восковником, пряжи. Этот широколистый невысокий кустарник, покрывающийся к концу лета мелкими терпкими ягодами, на левом берегу Ауд Мора не рос – слишком тепло, видно. Арданы собирали молодые побеги далеко на севере – почти в Лесогорье. Потому краска из восковника и вещи, ею обработанные, ценились не меньше, чем из дикой гречихи, добываемой на южном побережье Озера – аж под Вальоной. Так вот, поселянка хотела четыре мотка, Жила соглашался отдавать только два. Торговались от души. Крик – хоть уши затыкай. Сошлись на трех мотках.