Впрочем, Кисель не наглел и повода возмущаться своим поведением не давал. Он церемонно раскланялся вначале со старшим Клычом, чья рожа с дважды переломанным носом расплылась в довольной улыбке, а потом и с младшим, игравшим короткой дубинкой. Отполированная деревяшка так и летала в ловких, сильных пальцах.

– Доброй ночи, господин Кисель, – проворковала пробегающая мимо девка-разносчица, игриво улыбнулась, за что была удостоена легкого шлепка пониже спины.

– Беги-беги, Пчелка, у нас еще будет время поговорить по душам.

Девка подмигнула подведенным угольком глазом и помчалась наискось через зал, высоко подняв поднос, заполненный пустыми кружками.

Муйрхейтах направился к одному из столиков, где шла оживленная игра в «три карты». Каждый из игроков получал от банкомета три здоровенные – в две ладони величиной – карты, щедро размалеванные золотой, алой, серебряной и черной краской. А потом они оценивали «силу и стоимость» полученных рисунков и, если присутствовал шанс на победу, торговались между собой до одури. Оставшиеся сравнивали имеющиеся на руках картинки. Кто-то один побеждал. Кисель всегда начинал ночь с «трех карт» – для разминки и чтоб определить грядущее везение.

За столом его узнали. Косой наемник в меховой безрукавке, которого так все и звали Косым, приветливо помахал рукой, приглашая занять место на лавке рядом.

Но до лавки Муйрхейтах не добрался.

На его пути возник пожилой, сутулый ардан. Темно-рыжие, почти бурые волосы побила густая седина. Веснушки на костистом лице потемнели от старости и сомкнулись между собой краями, превращая физиономию Вереса – а это был не кто иной, как управляющий «Каменной курочки», – в диковинную маску.

– Прошу прощения, господин Кисель. – Управляющий с достоинством поклонился. – Есть разговор.

– Да ну? – поразился Муйрхейтах. Верес никогда не баловал его беседами.

– Пойдем со мной.

– Вот прямо так?

– Прошу, пожалуйста, пойдем со мной.

– Ну пошли.

Они прошагали мимо столов, окруженных картежниками, игроками в кости и фишки, и ступили на лестницу. На втором этаже «Каменной курочки» располагались комнаты, в которых соскучившиеся и уставшие просаживать деньги гости могли запросто уединиться с разносчицами пива или прибиральщицами. Десяток украшенных резьбой дверей, в кованых подставках – плошки с горящим маслом, на стенах – пучки полыни и чабреца от сглаза.

Обгоняя Муйрхейтаха и Вереса, пробежала еще одна знакомая мастеру клинка девка, маленькая, черноволосая, явно не арданских кровей. С трейгом мамаша подгуляла, не иначе.

– Доброго здоровья, господин Кисель.

– И тебе поздорову, Галчонок, – отозвался Муйрхейтах.

А управляющий нахмурился и пробурчал:

– Меньше бегай, больше о работе думай.

Девка хихикнула и убежала.

«Куда это мы? – гадал Кисель. – Что за дело у Вереса ко мне? Долг есть, правда. Небольшой. Можно сказать, маленький. Дюжина „оленьков“ – это не деньги».

У последней справа двери управляющий остановился:

– Прошу входить, господин Кисель.

Тот скривился и шагнул через порог.

Обычная комната. В таких Кисель бывал не раз и даже не десяток раз. Четыре шага на пять, скошенный потолок мансарды, в дальней стене крохотное окошко, закрытое ставнями с прорезанным сердечком. Ничего примечательного. Вот только ожидаемой в подобных местах кровати, которая, как правило, занимала главенствующее положение, не оказалось. Вместо нее – простенький столик и два табурета. В бронзовом канделябре горели три свечи. Редкие, белого воска. А за столом – черноволосая женщина в дорогом платье. Темно-синем, бархатном, отделанном серебряной тесьмой у горла и на манжетах.

Кисель узнал ее. Бейона, бывшая подружка капитана гвардейцев Эвана, а ныне леди-канцлер. Глаза цвета спелой вишни впились в него, и мастер клинка впервые за сегодняшний вечер почувствовал себя неловко. Он переступил с ноги на ногу, оглянулся через плечо в поисках поддержки, но Верес уже исчез, бесшумно притворив дверь.

– Муйрхейтах, если я не ошибаюсь? – грудным голосом проговорила Бейона.

Кисель скрестил руки на груди:

– Да, так звала меня матушка. Чем обязан?

Хозяйка «Каменной курочки» помолчала, разглядывая застывшего перед ней бойца оценивающе, словно коня на рынке.

– Что-то в тебе есть, Муйрхейтах.

Во дает!.. У мастера клинка промелькнула совершенно бредовая мысль: ей что, Экхард надоел? А было бы даже забавно – прыгнуть в постель к королевской любовнице...

– У вас, кобелей, все помыслы об одном, – приподняла бровь Бейона. По глазам прочла, что ли?

Кисель шагнул вперед, нависая над столом:

– А что, вы, бабы, не о том думаете? Зачем меня вызвала?

Чем стрыгай не шутит? В любом случае, попытка – не пытка. Меч при нем. А при таком раскладе бояться некого. Не Клычей же с их дубинками! Не Вереса, урода конопатого!

– Не для того ли? – Сильные пальцы мечника кольцом сжались вокруг запястья женщины, потянули над столом к себе.

– Только рыпнись, ублюдок шелудивого пса. – Тонко очерченная верхняя губа Бейоны приподнялась, обнажив влажно блеснувшие зубы.

Тут Муйрхейтах почувствовал, как в пах ему упирается что-то острое. Опустил взгляд и увидел тонкое лезвие корда, уверенно зажатое в ладони женщины.

– Только рыпнись, – повторила Бейона. – Жизнь я тебе оставлю, но не думаю, что такая жизнь тебе понравится.

Кисть Киселя разжалась сама собой. Он судорожно сглотнул.

– Правильно. Толковый ты мужик, – проворковала Бейона, но клинок не убрала.

– Я – не мужик, я – талун, – прорычал Муйрхейтах, продолжая сохранять неподвижность.

– Знаю. Безземельный талун. А точнее, младший сын полунищего, но многодетного талуна из Дром-Кнок. А еще бандит, контрабандист, убийца и насильник.

– Что тебе нужно, женщина?

– При королевском дворе меня называют леди Бейона.

– Что тебе нужно, леди Бейона? – с усилием выговорил Кисель. «Ну ее к Пастырю Оленей... Или кому там эта ведьма молится? В любом случае лучше ее не злить».

– Вообще-то я хотела поговорить с тобой и предложить малость заработать.

– А для этого обязательно выхолостить меня, будто кабанчика, откармливаемого к Халлан-Тейду?

– Ты сам напросился.

– Так уж и напросился...

– Ладно, садись. – Бейона, подавая пример, опустилась на табурет. Острие убралось.

Муйрхейтах прикинул, не лучше ли сразу уйти от греха подальше. Сумасшедшей бабы ему только и не хватало. Но предложение заработать удержало его. Мастер клинка сел на свободный табурет, закинул ногу за ногу, поглаживая рукоятку меча.

– Ты поступил опрометчиво, Муйрхейтах... Или лучше говорить – Кисель? – Леди-канцлер сцепила пальцы и опустила на них подбородок.

Она что, полная дура? Не понимает, как мужчин заводит? Да нет, на дуру не похожа. Верно, нарочно это делает. Из всего норовит выгоду извлечь. Знает Кисель таких!

– Зови меня Киселем. – Он оперся локтем на стол, против воли подкрутил правый ус.

– Так вот, Кисель, ты сделал ошибку, протянув ко мне руки. Или тебе мало девок внизу? Или на них тебе не хватает «оленьков»?

Муйрхейтах гордо промолчал. Денег действительно все время не хватало, но какое ей до этого дело?

– Так вот, запомни, Кисель, заруби себе на носу – у нас, в Пригорье, женщина сама выбирает, с кем ей спать. А ты не в моем вкусе. Щупловат.

Кисель скривился, словно цвелый орех раскусил:

– Ты звала меня, чтоб все это рассказать?

– Нет, не для этого. Но теперь считаю необходимым определить наши взаимоотношения. Запомни, Кисель. Я даю распоряжения и плачу, а ты выполняешь мои распоряжения. Слово в слово.

– А если я откажусь?

– Твое право. Найду другого. Хотя, признаться, я расспросила кое-кого и считаю – ты подходишь мне больше других.

Муйрхейтах промолчал. Негоже самого себя хвалить. Но в душе порадовался. Коли слава добрая идет, значит, можно еще из болота к солнцу вырваться, человеком стать. Тут же перед глазами возник вожделенный замок, герб, смерды, ломающие шапки при виде талуна.