Сходить бы к реке, но боязно. Когда всякая зубастая, когтистая зараза собирается на запах крови и смерти, к воде лучше не соваться без двух-трех оруженосцев.
Ничего, дочь Витека потерпит до утра. Отец бы потерпел. Хотя он не побоялся бы и в одиночку, с Триланном, по плавням пошастать. Ему случалось и кикимору брать на рогатину, и вепря...
Слабый стон из-за ближайшего створа заставил ее вздрогнуть и обернуться.
Слишком резво. Быстрое движение вызвало предательскую слабость и рой точек перед глазами. На этот раз не черных, а слепяще-белых.
С трудом устояв на ногах, Вейте выставила перед собой меч:
– Кто здесь?!
Стонавший не ответил. Затаился.
Хороший знак. Он ее боится. Более сильный, уверенный в своем преимуществе вел бы себя иначе.
– Кто здесь, спрашиваю?
Тишина. И тяжелое, с присвистом, дыхание в пяти шагах правее.
Раненый?
Скорее всего.
Осторожно ступая, чтобы не перецепиться через корень, а заодно и опасаясь засады, девушка пошла вперед.
Шаг, второй... Четвертый...
– Опусти меч, кто бы ты ни был...
Мужской голос. Низкий, хриплый. Чувствуется, что человеку не в диковинку перекричать толпу, превзойти шум и лязг сражения. Только голос надтреснут болью.
– Это с какой радости?
– Опусти. Я уже никому не причиню вреда.
Тьма стояла почти кромешная. Ни лица, ни рук не разглядишь. Вейте, на всякий случай, меча не опустила. Так и держала клинок перед собой, когда подошла к мужчине.
– Ты кто? – спросил он.
Хороший вопрос. Главное, отвечай, что хочешь. Кто тебя проверит?
– А ты кто? – в тон ответила девушка.
Человек помолчал. Наконец проговорил:
– Назовись ты первый. Ты хотя бы можешь убежать.
– От кого я должна бегать на своей земле?!
– Значит, ты из ихэренцев?
– Да. Я – Вейте, дочь Витека Железный Кулак. – Она с вызовом задрала подбородок, не подумав, что в темноте ее горделивая поза останется незамеченной.
– Вона как... – протянул человек. – Тогда у тебя нет причин помогать мне. Я – Брохан Крыло Чайки.
Девушка опешила:
– Как Брохан?! Почему ты здесь?.. – Ненависть и желание мести всколыхнулись в ней с прежней силой. – Готовься к смерти, подлец!
– К смерти я давно готов. Я даже зову ее к себе, – ровно проговорил Брохан. – Полежи денек в грязи со сломанной хребтиной, без надежды на спасение, и смерть от доброго железа покажется тебе счастьем. Бей!
Вейте замахнулась, но в последний миг промедлила.
– Почему ты здесь? – повторила она.
– Почему здесь? Не того спрашиваешь, девочка...
– Не зови меня девочкой!
– Но ведь не мальчик же? Постой, это ведь ты была возничим у Витека?
– Я.
– Молодец. С лошадьми отлично управляешься.
– Не нуждаюсь в твоих похвалах!
– А вот в спину мне зря метилась ударить.
– Не нуждаюсь в твоих поучениях!
– А в чем ты нуждаешься? В том, чтоб пырнуть меня мечом? Ну давай. Не бойся. Я теперь безногий калека.
Вейте припомнила, как хрустела спина Брохана под древком Триланна. Еще бы! Витек, случалось, коня приподнимал, на потеху прочим талунам.
– Не зови смерть раньше срока. – Она опустила меч и присела на корточки. Но не ближе вытянутой руки. Мало ли! Калека не калека. Впрочем, пнуть Брохана, как раньше, ей уже не хотелось.
– С такими ранами не выживают. Да будь вокруг меня толпа лекарей, и то... – Речник попытался пошевелить ногой, но скривился от острой боли и замолчал.
– Эй, Брохан, ты живой? – Вейте подалась вперед.
– Пока еще. Ты спрашивала, как я здесь очутился?
– Да. Как?
– Не знаю, – просто ответил Крыло Чайки.
– Как так – не знаешь?
– А вот так. Бился с Витеком. Помню, как бело-зеленые выскочили из засады раньше срока. Да. Наплевал Брицелл на приказ командира. Видать, решил – победителей не судят. А теперь и некому с него спросить... Так что, хочешь знать, как я здесь очутился?
– Хочу!
– Спроси у Брицелла.
– Спрошу, – упрямо сжала губы Вейте.
– Э, девочка, ты что? Я же пошутил... Брицелл тебя и на стрелище не подпустит.
– А я его предупреждать не буду.
– Сгинешь без толку.
– Там поглядим.
Брохан опять замолчал. Вейте уж было подумала, в беспамятство впал.
Нет. Не впал.
– Ближе подсядь. Да не бойся, не кусаюсь я. Уже. Зубы выбили, как кобелю бешеному.
Девушка подумала и, решив и вправду, чего бояться, пододвинулась поближе.
– Костер бы развести, занемел весь...
– Чем же его разожжешь? Да и сыро – хворост мокрый.
– Кремень, огниво у меня с собой. И трут найдется. Вот с хворостом ты права... А может, попробуем?
– А! – Вейте, тоже порядком иззябшая в мокрой одежке, махнула рукой. – Сейчас насобираю.
На ощупь валяющийся под деревьями сушняк казался не таким мокрым, как пропитанные водой штаны и чавкающие сапоги.
– У меня из-под спины вытащи. – Кривясь от боли, Брохан чуть приподнял правое плечо. – Листья да мох. Они посуше должны быть. А огниво – вот оно. Держи.
Трут затлел сразу. Добрый трут, хорошо высушенный. А вот сложенные «шалашиком» веточки загораться не хотели. Ясеневые листья воняли, забивая дымом крошечные язычки пламени. Вейте накрыла огонек ладонями, легонько подула, давая труту разгореться чуть больше.
– Ничего. Теперь пойдет. – Брохан тоже протянул одну руку к огню. – Хорошо-то как... Мужчина должен умирать с оружием в руках, а коль не выйдет, хотя бы у очага. А тут сгниваешь заживо, как топляк. Садись с той стороны. Так мы его и от ветра закроем, и самим теплее будет.
Вейте послушно уселась. Ненависть ненавистью, месть местью, а все же Брохан хороший вояка. Так и отец говорил. И похоже, немного ему осталось. Готовый мертвец уже. И нос, как клюв у ястреба.
– Слушай меня, девочка...
– Не называй!..
– Хорошо-хорошо. Прости.
– Ладно. Чего там.
– Слушай меня, Вейте. Я с твоим талом войны не начинал. Витек за гордость непомерную поплатился...
Девушка фыркнула.
– Не фыркай. А то ты отца своего хуже, чем я, знаешь. Ведь горд Витек... был?
– Горд.
– Обид не спускал?
– Не спускал.
– Даже королям?
– Так.
– Вот за то и поплатился. Понятно. Талун. Да не из последних. И королевскому роду знатностью не уступит. И честен до одури. Нет бы сперва с Витгольдом договориться.
– Под трейгов идти?!
– Да не идти. И не под трейгов. А заручиться поддержкой Витгольда. Пускай даже видимостью поддержки. Потянуть время. А там, глядишь, листопад, порошник – не сильно-то войну затевать захочешь. Нет, попер Витек на рожон, как медведь остромордый. Вот и затравили. А какой славный воин был!
– Не ты ль его затравил, а?
– И я тоже. Я человек подневольный. Служу не за страх, не за жалованье. Служил, – поправился Брохан. – Со мной четыре сотни «речных ястребов». А ты хотела, чтоб я Хардвара послал к стрыгаевой бабушке, сам в подземелье сел, на хлеб и воду, а моих парней какой-нибудь сучий выкормыш, навроде Брицелла, на убой бросил? Егеря с талунами что? Тьфу, и растереть. Не люблю я их. Вот сопляком был, от горшка два вершка, а уже не любил. Но своих «ястребов» не дам в обиду.
– Складно говоришь. Весь такой из себя невиноватый, честный и справедливый, как герои бардовские. Песни писать не пробовал?
– Смейся, смейся. Мне уже все едино. Я одной ногой в Верхнем Мире, мне сейчас, может, место за столом Пастыря Оленей расчищают. Все стерплю. А хотел и взаправду малой кровью отделаться. Потому и поединок отцу твоему предложил. Кто ж знал, что Брицелл по-своему дело выкрутит, как ему удобно?
Вейте молчала. Что ответить? Крыло Чайки и впрямь не так плох был. И отец его хвалил частенько. За то, что из простолюдинов в военачальники выбился. За то, что мзды от контрабандистов и пиратов не брал. За то, что в глаза королю мог возразить, когда из того самодурство перло.
– Слушай меня, де... Прости, Вейте. Мне все едино помирать. Сама ты за отца и за тал разоренный не отомстишь, не надейся. Протяни руку. Да не так. Ладошкой вверх.