Последние два дня он все больше склонялся к тому, чтобы отправиться в Повесье. А виной тому оказались два веселина, поселившиеся в «Пляшущем барсуке» и взявшие за обыкновение пить пиво за одним столом с молодым арданом. С чем веселины пожаловали в Фан-Белл, Ергес не знал, а спросить стеснялся. На его попытки намеками выяснить истину Крыжак и Добрец – так звали бородатых мужиков – только посмеивались и отшучивались, рассказывая байки о купеческом караване, для которого они сговаривались с торговцами-арданами. Рожи у обоих веселинов самые разбойные. Встреть таких на большой дороге – сам все отдашь, не дожидаясь строгого напоминания. Высокие, широкоплечие. На головах мохнатые шапки из овчины, с висков опускаются заплетенные в косички пряди.

Вот уже третий день бортник-ардан и веселины встречались утром внизу, в обеденной зале. Приветливо здоровались – и что с того, что бородачи испрашивают благосклонности не у Пастыря Оленей, а у Матери Коней? – а потом усаживались за один стол, чинно ели поданный завтрак – по обыкновению, яичницу с салом. После трапезы их пути расходились. Ергес чистил кобылу, гулял по торжищу, приценяясь к товарам – свой-то он давно уже уступил по сходной цене, оставалось выполнить задания родичей. А Крыжак с Добрецом уходили куда-то на целый день. Куда? Да кто ж их, веселинов, разберет, пока сами не признаются!

Повторно встречались уже за ужином, в сумерках. Тут можно было и пивка хлебнуть, и поболтать всласть. Из разговоров сотрапезников Ергес давно понял, что оба они воевали в Последней войне, под знаменами короля Властомира против остроухих шли. Но вот до конца войны по разным причинам армию покинули. Может, в дружину чью-нибудь нанялись? Кони, которых поставили в конюшню при харчевне, выглядели на удивление справными, сбруя новая и дорогая. Да и с деньгами они не жались, в отличие от самого Ергеса, дрожавшего над каждым медным грошиком. Или охранниками купцов? Это больше всего на правду похоже. Сидят в «Пляшущем барсуке» и ждут, когда наниматели заявятся, чтобы дальше уже под охраной следовать.

– А много нынче купцы... того... охранникам платят? – попробовал ардан подойти к мучавшей его загадке окольным путем. Авось проговорятся?

– Купцы-то? – Крыжак пригубил пиво из пузатой кружки, смахнул желтоватую пену с усов. – А стрыгай их знает! Ты бы купцов и спрашивал.

Добрец поддержал кивком.

– Так я себе думаю... Может, в охранники податься? Надоело медом торговать. Не мужское занятие.

– Прямо-таки и не мужское! – хохотнул веселин. – А башку под железо чужое подставлять – мужское?

– Ну, это... того... воинов уважают-то. Опять же с деньгами можно не жмотиться.

– Это еще как поглядеть. Смотря каких воинов. Сильно ты, скажем так, паря, конных егерей уважаешь?

Напрасно он так громко. Ергес аж заозирался по сторонам – нет ли подслуха? Пастырь Оленей миловал.

– Ага! Эк ты налякался! – Крыжак сделал еще глоток. – Уважаешь или нет, говори!

– Да не шибко-то, честно признаться, – понизил голос ардан.

– Вот и я вижу. Токмо боишься. А боязнь и уважение – это, паря, две большие разницы, как поморяне говорят.

– Так они ж... того... наемники, тьфу!

– А ты не наниматься ли, паря, собрался?

– Я ж... того... людей от лесных молодцев защищать хочу, а не того... поселян на колья сажать. – Ергес даже съежился, когда сообразил, насколько смелые и крамольные слова выговорил. А потом гордо расправил плечи. Вот, мол, я какой, гвардейцев не боюсь.

– А лесные молодцы уж и не люди... – начал было Крыжак. Но Добрец внезапно перебил его:

– Тебе, значит, годков-то скока сравнялось, браток?

– Того... девятнадцать. А чё?

– С оружием каким знаком?

– Ну, это... того... на медведя ходил... того... с рогатиной. Во! Из лука могу.

– Значит, на медведя. То добре. Он, поди, тоже с рогатиной был?

– Не понял я? Чего энто ты, дядька Добрец? Того... Смеяться удумал?

– Да где там. Супротив такого ж, как ты, выстоишь? Хоть бы и с рогатиной?

– Выстою! – Ергес сам себе таким храбрым казался, значительным. Пиво тому виной?

– И кишки, значит, человеку выпустишь?

– Кишки? – Ардан сглотнул. Об этой стороне воинской службы он пока не задумывался. – Ну, того... это...

– Не выпустишь! – удовлетворенно грюкнул пустой кружкой об столешницу Крыжак. – А туда же – в охранники!.. Селянин ты, лапотник. А воином родиться надобно.

– А вы, того... воины? – обиделся бортник.

– Да не про нас разговор, а про тебя, паря.

– Выходит, я... того... неспособный ни на что? Вот завтрась пойду да к «речным ястребам» попрошусь!

– Эк тебя понесло! Чего ж сразу к речникам?

– А чё? Там все арданы. И благородных не сильно жалуют – всякий может прийти и обсказать... того... так, мол, и так...

– Значит, к речникам... – пробормотал Добрец. – Дельная задумка. Пожалуй, у них...

Входная дверь распахнулась. В обеденный зал «Пляшущего барсука» ворвалось сразу не меньше десятка городских стражников Фан-Белла. Да не с дубинками. С мечами. Четверо выставили перед собой глевии, напоминающие мечи, насаженные на длинную рукоятку. За спинами стражников вертелся, привставая на цыпочки, щуплый мужичок с ярко-рыжими волосами и вышитой повязкой на лбу – самый настоящий ардан.

– Оп-паньки, – едва слышно протянул Крыжак.

Добрец, не говоря ни слова, полез из-за стола.

– Вот они! Вот они, разбойники! – выкрикнул прячущийся за стражу щуплый мужичок. – Душегубы отпетые! Вяжите их!

– Ты, паря, – быстро зашептал светлобородый веселин, перегнувшись через стол к Ергесу, – заваруха начнется – тикай! Мы их попридержим. Беги на тот берег. Ищи ватагу Живолома...

– Как же?..

– Не перебивай! – рыкнул Крыжак.

Стражники начали сжимать кольцо.

Добрец прикинул на вес кружку, с недовольной гримасой поставил. Примерился с длинной – как раз на четверых – лавке.

– Все бросай и беги, – заспешил речью Крыжак. – Он, Живолом, тебя по-королевски наградит. Обскажешь, что с нами приключилось...

– Крыжак, – позвал вполголоса Добрец.

Обшитые стальными пластинками на груди дублеты приблизились почти вплотную.

– Понял, паря? Беги. Запомни – Живолом!

Громко хекнув, Крыжак опрокинул стол.

Стражники шарахнулись к дверям.

Добрец широко размахнулся скамьей. Пустое пространство вокруг веселинов увеличилось.

– Сдавайтесь по-доброму! – выкрикнул десятник стражи – усатый ардан, уже нагулявший к своим сорока годам от сытой жизни изрядное брюшко.

– Щас! – обнадежил его Крыжак, хватая левой рукой Ергеса за шкирку, как котенка, и отшвыривая его к черному ходу.

Бортник хотел юркнуть в низкую дверку, ведущую на кухню, но столкнулся с замешкавшимся в проходе харчевенником.

– Куда прешь? С разбойниками заодно? – зашипел хозяин, еще совсем недавно улыбавшийся при встрече.

– Пусти, дядька Горхан, пусти...

– Еще чего! Стража разберется!

– Сдавайтесь! – повторил стражник, опасаясь, впрочем, приближаться к веселинам.

– Да пошел ты на... – оскалился Крыжак, а Добрец повторно махнул скамьей.

– Держите воров! – надрывался ярко-рыжий ардан из-за спин.

– А ты, сука! Прикрыл пасть бы! – В пальцах Крыжака появился широкий нож. Откуда вытащил? Из-за голенища, не иначе. – А то сталью заткну.

Трое посетителей харчевни, невольные свидетели поимки разбойников, опасливо жались по углам, загодя прикрывая головы руками. Понимали – сейчас начнется свистопляска.

– Хватайте их, парни! – скомандовал десятник. – Можно ранеными, лишь бы живыми!

Жала глевий прянули вперед, целя в руки, ноги...

Добрец лихо отмахнул лавкой. Крыжак запустил в голову десятника пивной кружкой.

Стражники отскочили, но, понукаемые командиром, вновь бросились вперед. Древко одной из глевий сухо треснуло под ударом тяжелой доски. Сунувшийся сбоку ардан ойкнул – лезвие Крыжакова ножа прочертило кровавую полоску по его щеке.

Ергес повторил попытку прорваться прочь из зала. Ему даже удалось чуть потеснить Горхана, но тот руками и ногами расперся в дверном проеме, шипя сквозь зубы угрозы.