Багг молча озирался, потом заговорил: — Хозяин, переправка их на острова ничего не решит.

— Да?

— Это сломанные души.

— И нет надежды на починку?

— Ну, это зависит от того, насколько большим патерналистом вы будете. Честь и гордость старой жизни ими потеряна. Мы упустили поколение — или два. Умения древних к ним не вернутся, новое общество будет по сути своей гнилым. Оно породит насилие и равнодушие, ничего больше.

— Я понимаю, к чему ты клонишь. Ты скажешь, что бывают ночки и получше, что время прошло, что ты простужен и хочешь в постель.

— Спасибо, хозяин. Я просто думал вслух.

— Намек насчет патернализма ценен, признаю это. — Теол упер руки в бока, рассматривая грязные трущобы. — То есть у тебя есть точка зрения. Все равно на это унылое место готов обрушиться рок. Багг, Летер вступил в войну. Будут наборы рекрутов.

— Насильственная вербовка, — мрачно кивнул слуга.

— Да, всю злобу и недовольство направят в общественно полезную сторону. Конечно, такие жалкие солдаты станут фуражом войны. Суровое решение вечной проблемы, но такому имеется много примеров в истории.

— А вы что планируете, хозяин?

— Мне и острым умам Гильдии Крысоловов брошен вызов; как ты уже заметил, мы должны переделать общество целиком. Как можно превратить все эти превосходные примеры жажды выживания в социально позитивную силу? Ясно, что мы должны следовать прекрасно налаженному, весьма успешному примеру вдохновляющей социальной системы…

—.. крыс.

— Отлично, Багг. Я знал, на тебя можно положиться. Итак, мы решили начать с нужды в лидере. Могучем, динамичном, харизматичном, опасном.

— Криминальном гении с толпой головорезов, достаточной, чтобы навязать его — или ее — волю.

Теол нахмурился. — Твой выбор слов меня разочаровал.

— Вас-то?

— Ну, вообще-то нет. То есть не напрямую. По настоящему успешный лидер — это лидер, не желающий лидерства. Не такой, каждое слово которого встречают буйные восторги. Ведь что происходит в уме вождя, если подобные сцены повторяются снова и снова? Растет самоуверенность, вера в свою непогрешимость, а это верный путь к катастрофе. Нет, Багг, я не хочу, чтобы мне лобызали ноги…

— Я рад, хозяин, ведь эти ноги не знают мыла уже очень, очень давно.

— Багг, тело способно выработать собственный механизм очищения.

— Например, потение?

— Верно. Но я говорю о лидерстве с общей точки зрения…

— О ком же, хозяин?

— Как? Конечно, о Ждущем. По случаю жрец, целитель, приятель демонов…

— Наверное, хозяин, это не очень удачная идея. — Багг потер заросший подбородок. — В данный момент я… немного занят.

— Лидер должен быть занятым. Отвлеченным. Озабоченным. Готовым передать часть…

— Хозяин, я действительно не думаю, что это удачная идея. Действительно.

— Совершенное нежелание. Превосходно! И смотри! тебя заметили! Видишь эти лица, озаренные надеждой…

— Это голод.

— Надежда на спасение! Ты же знаешь, какие слухи поползли. Они готовы к тебе, Багг. Они ждут…

— И очень плохо, хозяин.

— Идеальное поведение. Страдающий и опустошенный заботами о народе, глубоко встревоженный и напряженный. О да. Я сам не сумел бы изобразить лучше.

— Хозяин…

— Иди же к стаду своему, Багг. Скажи им — пусть готовятся. Завтра ночью отправка. Всех. Их ожидает лучшее место, лучшая жизнь. Иди, Багг.

— Так давно никто мне не поклонялся, — вздохнул слуга. — Я не люблю поклонения.

— Просто оставайся простым, — ответил Теол.

Багг метнул на него странный взгляд и пошел к лачугам.

— Благодарю что пришел, Брюс.

Куру Кан сидел в пухлом кресле у стены библиотеки. Держа в руке выпуклые линзы, он все протирал и протирал их тряпочкой. Взор уставился на нечто, невидимое Брюсу.

— Новые вести из Трейта, Цеда?

— Кое-что, да, но это мы обсудим позднее. Все равно город можно считать потерянным.

— Оккупированным.

— Да. Неминуема другая битва, у Высокого Форта.

— Королева и принц отвели свои силы? Я так понимал, что они хотели защитить перевал.

— Поздно. Эдур уже перешли его.

— Вы поможете в защите? — спросил Брюс, входя в комнатку и усаживаясь на скамью слева от Цеды.

— Нет.

Удивленный Брюс замолчал. Большую часть вечера он провел в компании короля и Уннатали Хебаз, изучая сведения о передвижении армий врага, погрузившись в мучительные попытки предсказать природу советов, которые дает эдурскому императору Халл. Очевидно, что брат предвидел скороспелую атаку на селения. По мнению Брюса, обитатели лагеря королевы и принца позорят себя, столь явно показывая алчность. Джаналь, Квиллас и их вкладчики уже начали делить возможную добычу, проявляя желание «молниеносной войны». Им нужно было застать Тисте Эдур врасплох, уничтожить их сразу. Однако марш Джанали к перевалу демонстрирует перемену позиции. И вот теперь — отступление.

Эдур перехватили инициативу. Их появление над Высоким Фортом, сдача Фента и падение Трейта — признаки быстрого продвижения по меньшей мере двух армий и флотов.

— Цеда, вы узнали что-то о вошедшем в гавань Трейта демоне?

— Опасность исходит не от него одного. Я побывал в Цеданции и к ужасу своему обнаружил, что она неполная.

— Неполная? Как это понимать?

Цеда все протирал линзы. — Я должен хранить свою силу до необходимого мига. Нужно освободить море. Это совершенно ясно.

Брюс подождал, но Куру Кан больше ничего не сказал.

— Цеда, у вас есть задание для меня?

— Я посоветовал бы сдачу Высокого Форта, но ведь король не послушает?

Брюс покачал головой: — Правильное предположение. Даже военная катастрофа может принести… дивиденды.

— Устранение жены и сына. Да. Трагическое положение дел, не правда ли, юный мой друг? Сердце Цеданции постоянно являет нам отречение. Я лишь сейчас понял это. А от ее сердца зависит все остальное. Наш образ жизни, воззрение на мир. Мы посылаем солдат на смерть, и как мы видим их смерть? Как славное жертвоприношение. Мертвый враг? Жертва нашей несомненной правоты. А вот конец жизни в грязных переулках нашего города — всего лишь трагическая неудача. Так о каком отречении я толкую?

— О смерти.

Куру Кан наконец поместил свои линзы на нос. Уставился на Брюса. — Ты понимаешь. Я знал, что ты поймешь. Но, Брюс, не существует Оплота Смерти. Твое задание? Всего лишь составить компанию старику. На всю ночь.

Поборник Короля потер переносицу. В глаза словно песок набился, по телу растекался холод. «Я переутомился», подумал он.

— Наше маниакальное накопление богатств, — продолжал Цеда, — наш бесконечный прогресс. Как будто движение есть цель, а цель всегда правомерна. Неумение сочувствовать, которое мы зовем «реализмом». Крайность наших суждений, наша самоуверенность — все это бегство от смерти. Великое отречение, замаскированное пышными словесами и эвфемизмами. Храбрость и жертвенность, пафос и неудача, как будто жизнь — это соревнование, в котором можно выиграть. Как будто смерть — арбитр смысла, миг последнего суда… а ведь его решение выносится, но не вручается подсудимому.

— Вы хотели бы культа смерти, Цеда?

— Тоже бесполезно. Не имеющий веры в смерть все равно умрет. Я говорил о систематическом отречении, поистине систематическом. Сам ткань нашего мира, в Летере и, может быть, повсюду, искажена этом… отсутствием. Оплот Смерти должен существовать, ты понимаешь? Важно? Лишь это и важно. Он должен был существовать раньше. Может быть, один бог, скелет на костяном троне, и вместо короны мелькание холодных мошек над его черепом. Но вот мы? Мы, не придавшие ему никакой формы, никакого места в схеме сущего.

— Может быть, потому, что это самая противоположность существования…

— Не так, Брюс, не так. Возьми меня Странник! Смерть окружает нас повсюду. Мы ходим по ней, вдыхаем ее, пьем ее суть. Она в наших легких, она в крови. Мы ежедневно вкушаем ее. Мы процветаем в разгар упадка и разложения.