Аквитор Серен Педак смотрела, как играют эдурские дети между священных деревьев. Извивающиеся в трещинах коры тени сплели вокруг играющих хаотическую шевелящуюся сеть, но дети не обращали на это никакого внимания. По какой-то необъяснимой причине это соприкосновение ужаснуло ее.

Много лет назад она видела детей нереков, играющих среди разбросанных костей своих предков, и это потрясло ее больше, чем любые виданные поля сражений. Нынешняя сцена живо напоминала ту, давнюю. Она была здесь, в селе Короля-Ведуна, и среди толпы народа, среди давки и криков чувствовала себя одинокой и потерянной.

Священная роща была окружена широкой тропой; среди беспорядочно разбросанных щепок поднимались грубо сколоченные деревянные скамьи. В десяти шагах слева от Серен сидел Халл Беддикт, уставившись в землю, подперев голову руками и опустив локти на колени. Уже давно он не шевелился и не заговаривал; обыденная небрежность взаимных приветствий давно растаяла в воздухе, оставив саднящую грусть взаимно неловкого молчания.

Тисте Эдур игнорировали затесавшихся между ними иноземцев. Для них были отведены отдельные жилища. Первая встреча с Ханнаном Мосагом должна состояться этой ночью, хотя их компания ожидала уже пять дней. Они думали, что ждать придется день или два, как обычно. Было ясно, что нарочитая задержка является неким посланием от Короля-Ведуна.

Другим, еще более зловещим намеком явилось присутствие в селении множества Эдур из других племен. Она видела между хиротами арапаев, меруде, бенедов и соллантов. Обитающее на самой крайнем северном рубеже племя Ден-Рафа славилось упрямым нежеланием покидать свои пределы. Но даже без них идея объединения не могла быть подана более наглядно и солидно; истина, прежде бывшая абстракцией, предстала ей в конкретной и леденящей душу утвердительности. Нет больше старого разделения, нет слабости. Все изменилось.

Нереки подвинули фуры к помещениям для гостей и сейчас сновали между ними, страшась войти в селение. Тисте Эдур имели обыкновение смотреть сквозь тех, кого считали представителями низших народов. Это весьма пугало нереков, словно равнодушие Эдур умаляло сам факт их существования. С момента прибытия они, казалось, усохли и почти не реагировали на понукания Преграды. Они едва ли не забывали есть.

Серен искала Халла, надеясь, что он поговорит с работниками. Когда нашла, принялась гадать, не охватила ли его болезнь, сходная с упадком духа нереков. Халл Беддикт выглядел постаревшим, будто путь сюда дался ему великой ценой, а впереди ожидали горшие испытания.

Серен Педак оторвала взор от играющих детей и вернулась к сидящему Халлу. Мужчины легко строят и долго удерживают свои барьеры — но с нее довольно. — Нереки умрут, если не станут есть.

Он, казалось, не услышал ее.

— Отлично, — фыркнула она. — Что там еще несколько померших нереков. Счет у тебя большой…

Она ждала гнева. Ярости. Лучше было видеть его в гневе — это подтвердило бы, что кровь еще течет в его жилах. Но он лишь поднял голову и тихо улыбнулся в ответ на оскорбительные слова: — Серен Педак. Нереки ждут от Эдур признания — как и мы. Хотя мы, летерийцы, менее чувствительны к духовному урону, который желают причинить Эдур. Наши шкуры толсты…

— Это объясняется верой в так называемую «не ведающую ошибок судьбу». И что?

— Я привык считать, — отвечал он, снова увядая, — что толщина наших… доспехов лишь иллюзия. Хвастовство и самолюбивая наглость, скрывающие под собой неуверенность. Что мы живем при вечном кризисе, ибо придуманные нами для себя судьбы носят тысячи масок и ни одна не подходит…

— Как они могут не подходить, Халл, если изготовлены по совершенной модели?

Он пожал плечами и начал изучать свои руки. — Но во многих случаях наши доспехи воистину толсты. Непроницаемы для нюансов, слепы перед тонкостями. Вот почему мы так подозрительны к тонкости, особенно когда ее обнаруживают чужеземцы, инородцы.

— Мы, летерийцы, хорошо знаем игры обмана, — ответила Серен. — Ты рисуешь нас неловкими тупицами…

— Мы такие и есть, во многих смыслах. О, свои цели мы воображаем весьма отчетливо. Но предпочитаем игнорировать тот факт, что каждый шаг сокрушает кого-то, что-то, где-то.

— Даже нас самих.

— Да, именно так. — Он встал и Серен Педак вновь поразилась его стати. Громадный, но сломленный мужчина. — Я попытаюсь облегчить волнение нереков. Но ответ таится в реакции Тисте Эдур.

— Очень хорошо. — Она отвернулась. Дети все играли среди потерянных теней. Тихие шаги мокасин Халла стихали вдали.

«Очень хорошо».

Она направилась в село, на главную улицу, через мостик, к открытым воротам, во внутреннюю крепость, где строили дома знатные Эдур. Сразу за ними стоял Длинный Дом Ханнана Мосага. Серен помедлила на расчищенном пространстве перед палисадом. Здесь детей не видно — только рабы, спешащие по повседневным делам, и несколько воинов Эдур, тренирующихся с разнообразным оружием. Никто не обращал внимания на аквитора, по крайней мере не проявлял интереса, хотя она была уверена, что ее появление было замечено и каждый шаг отслеживается.

Неподалеку появились два раба — летерийца, несшие большую корзину мидий. Серен подошла к ним.

— Я должна поговорить с эдурской госпожой.

— Она идет, — ответил один из рабов, не поднимая головы.

Серен обернулась.

К ней подходила женщина — Эдур в окружении слуг. Выглядела она молодой, но ведь их возраст не различишь. Привлекательная, что вовсе не редкость. Одета в длинное платье полночно — синего цвета со вставками из парчи и золотой вышивки. Длинные каштановые волосы распущены.

— Аквитор, — сказала она на своем языке, — ты потерялась?

— Нет, госпожа. Я хотела поговорить с вами в защиту нереков.

Тонкие брови высоко взлетели на лице сердечком: — Со мной?

— С одной из Эдур, — ответила Серен.

— А. И что ты желаешь сказать?

— До тех пор, пока Тисте Эдур не примут нереков официально, они будут голодать и мучиться духовными переживаниями. Прошу оказать им милость.

— Думаю, аквитор, это всего лишь недоразумение. Разве не правда, что ваша аудиенция у Короля — Ведуна произойдет этой ночью?

— Да. Но разве это не гарантирует, что мы будем объявлены гостями?

— Ты хочешь требовать особого отношения?

— Не для себя. Для нереков.

Женщина помолчала, глядя на нее. — Скажи мне, если можешь, кто или что эти нереки?

Последовало несколько мгновений — Серен пыталась приноровиться к внезапно обнаруженному невежеству. Неожиданно, говорила она себе, но не удивительно — она всего лишь стала жертвой собственных допущений. Кажется, летерийцы не уникальны в своей самовлюбленности. Или наглости. — Прошу прощения, госпожа…

— Меня зовут Майен.

— Прошу прощения, Майен. Нереки — это слуги Бурака Преграды. По статусу равны вашим рабам. Они из племени, поглощенного Летером некоторое время назад, и теперь отрабатывают долги.

— Присоединение к Летеру влечет долги?

Серен сощурилась. — Не прямо… нет, нет, Майен. Тогда случились особенные обстоятельства.

— Да, конечно. Обстоятельства всегда случаются, так ведь? — Эдур слегка коснулась пальцами губ. Казалось, она принимает решение. — Тогда веди меня к этим нерекам, аквитор.

— Извините… Сейчас?

— Да, чем быстрее освободится их дух, тем лучше. Или я не поняла тебя?

— Нет.

— Думаю, благословения любой Эдур хватит для твоих несчастных дикарей. Я не вижу, как это может помешать тому, что будет с вами делать Король — Ведун. Я уверена, не помешает. — Она бросила одной из служанок: — Пернатая Ведьма, сообщи, пожалуйста, Уруфи Сенгар, что я задержусь, и уверь ее, что это ненадолго.

Девушка по имени Пернатая Ведьма поклонилась и поспешила к длинному дому. Серен уставилась ей вслед. — Майен, могу ли спросить — кто дал ей такое имя?

— Пернатая Ведьма? Разве это не летерийское имя? Рабы — летерийцы, родившиеся здесь, получают имена от своих матерей. Или бабок? Какие среди вас приняты обычаи? Я об этом особенно не размышляла. Зачем?