— Необычных? Не думаю. Природные, неотменяемые законы даровали нам преимущества. Результаты вы вскоре ощутите и пожалеете об этом.
— Первый Евнух, принц говорит от имени Летера?
Нифадас пожал плечами: — Это важно, император?
— Ах, ты достаточно умен. Ты явно более достоин беседы с нами, чем напыщенный дурак, благородство коего основано лишь на том факте, что он вылез между ног у королевы. Ты совершенно прав, Первый Евнух. Это не важно. Мы просто любопытствовали.
— Не вижу необходимости удовлетворять ваше любопытство, Император.
— Наконец ты распрямился, Нифадас. Мы в восторге. Донеси до своего короля следующее. Тисте Эдур более не питают уважения к вашему народу. Равно не заинтересованы мы в продолжении лживых игр и выслушивании заготовленных для нас ядовитых слов. — Внезапная необъяснимая пауза; по лицу императора промелькнул призрак какого-то спазма. Замигав, нахмурившись, он осел на троне. Глаза на миг стали бессмысленными… Но тут сознание вернулось к Руладу. — Более того, — продолжил он, — мы решили вступиться за порабощенные вами племена, уничтоженные вами народы. Пришло время ответить за преступления.
Нифадас осторожно склонил голову набок. — Это объявление войны? — спросил он спокойно.
— О своих намерениях мы объявим делами, а не словами. Первый Евнух, мы сказали все. Делегация может удалиться. Сожалеем, что вы путешествовали столь далеко ради столь краткого визита. Возможно, в будущем мы снова поговорим — хотя, как нам кажется, в совершенно иных обстоятельствах.
Нифадас поклонился. — Тогда, Император, если позволите, мы подготовимся к отбытию.
— Можете идти. Халл Беддикт, аквитор! Подождите немного.
Серен следила за тем, как Квиллас и Нифадас церемонно покидали тронный зал. И все вспоминала о том, что увидела в Руладе. «Трещина, разрыв. Думаю, внутри я увидела его настоящего — юношу Рулада».
— Аквитор, — сказал Рулад, едва закрылся полог выхода, — передай Бураку, что он получает право уехать. Однако привилегия дается на краткое время. Путь поторопится.
— Император, фургоны…
— Боимся, что у него нет времени и фургоны придется оставить.
Она моргнула. — Вы ждете, что он оставит вам железо?
— Аквитор, торговля всегда сопряжена с риском. Вы, летерийцы, всегда напоминаете об этом, если выгодно вам. Увы, теперь ситуация перевернулась.
— Сколько дней вы нам выделяете?
— Три. Еще кое-что. Нереки останутся.
— Нереки?
— Они Должники Бурака. Да, мы это понимаем. Еще один каприз экономики, от которого придется пострадать бедняге. Выражаем сочувствие.
— Бурак — купец, о Император. Он привык странствовать в фургонах. Три дня на обратный путь — это за пределами его физических сил.
— Какое невезение. — Холодный, мертвый взор переместился. — Халл Беддикт, что ты хочешь нам предложить?
Халл опустился на колено. — Приношу присягу верности, Император.
Рулад усмехнулся: — Ты совсем не знаешь нас, Халл Беддикт.
— Полагаю, Ваше Величество, я знаю больше, чем вы можете предположить.
— Правда?
— И остаюсь с вами.
Император снова глядел на Серен. — Тебе лучше уходить сейчас, аквитор. Этот разговор не для тебя.
Серен встретила взор Халла. Хотя они стояли неподвижно, ей показалось, что он отступает, становясь еще более отстраненным, еще более далеким. Теперь их разделяет обширное пространство, пролив, через который не навести мост.
«Итак, я потеряла тебя.
Ради этой… твари».
Мысли у нее закончились. «Будущее пусто, вокруг лежит только забвение, и мы погружаемся в него все глубже…» — Прощай, Халл Беддикт.
— Добрый путь, Серен Педак.
На подгибающихся ногах Серен вышла за завесу входа.
Герун Эберикт прохаживался в десяти шагах от дверей. На лице играла самодовольная ухмылка. — Он остался внутри? На сколько?
Серен постаралась собраться. — Чего вы хотите, финед?
— Трудно ответить, аквитор. Брюс Беддикт просил меня поговорить с братом. Однако возможность кажется весьма отдаленной.
«Если я скажу, что Халл для нас потерян, что он сделает?»
Герун Эберикт ухмыльнулся, словно прочитал ее мысли. Серен отвернулась. — Халл Беддикт находится под защитой императора.
— Рад за него.
Она метнула на него взгляд: — Вы не поняли. Оглянитесь, финед. Деревня полна призраков, это духи — рабы Эдур.
Он вздернул брови: — Думаете, я решил его убить? Откуда такие подозрения, аквитор? Я сказал «поговорить» или нет? Я не люблю выражаться иносказательно.
— Повод для тревоги — ваша репутация, финед.
— Не вижу причин объявлять Халла личным врагом, невзирая на его политические взгляды. В конце концов, если он окажется изменником, у государства есть свои способы наказания. В такие дела не вмешиваюсь. Я хотел всего лишь выполнить обещание, данное Брюсу.
— И чего надеется добиться Брюс?
— Не знаю точно. Возможно, раньше знал, но все так изменилось.
Серен молча смотрела на него.
— А как насчет вас? Вы сопроводите торговца в Трейт. А потом?
Она пожала плечами. Причин таиться не было. — Поеду домой, финед.
— В Летерас? Вас там редко видят.
— Похоже, все действительно изменится.
Он кивал. — В обозримом будущем работы для аквиторов не предвидится. Сочту за честь, если вы решите работать на меня.
— Работать?
— В моем имении. Я вовлечен в… затратные мероприятия, аквитор. В вас есть цельность. Вы — та, кому можно доверять. — Поколебавшись, он добавил: — Не считайте нужным решать здесь и сейчас. Прошу только подумать. В Летерасе я найду вас.
— Полагаю, финед, — сказала Серен, — что вы будете слишком заняты делами службы. Видите же, что происходит.
— Мое место — во дворце. Я не командую армиями. — Оглядевшись, он снова широко заулыбался. — Эти дикари не дойдут до Летераса. Пусть радуются, если пересекут границу. Аквитор, вы забыли, что у нас уже были подобные враги. Нереки с их духовной богиней — как ее там?
— Эрес» ал.
— Точно, Эрес» ал. И Тартеналы с их пятью Серегалами, Властелинами Гнева. Ведуны и ведьмы, проклятия и демоны — мы стерли в порошок все и вся. Цеда и его кадровые маги едва успели вспотеть.
— Боюсь, на этот раз все иначе.
Он склонил голову: — Аквитор, когда вы думаете о Торговой Палате, что вы представляете?
— Не поняла…
— Ядро коммерции, сердце финансовой системы, движущей всем в Летере — каждым гражданином, даже самим его способом понимания мира. Палата — это не просто столбики монет, сложенные в некоем тайном месте. Не просто маклеры, выкрикивающие свои цифры до закрытия торгов. Палата — корни нашей цивилизации, жилы, принизывающие всё. ВСЁ.
— И что?
— Вы же умнее, чем хотите казаться. Вы все прекрасно поняли. Это сердце питается и лучшими, и худшими свойствами человеческой натуры. Вдохновение и стремление к успеху, амбициозность и алчность — все играет один концерт, концерт служения самому себе. Четыре грани натуры, и ни одна не терпит ограничения, умаления. Мы побеждаем не одними войсками, аквитор. Мы побеждаем потому, что система использует худшее и лучшее всего народа, не отдельных людей.
— Судьба.
Он пожал плечами: — Как скажете. Но мы сделали ее неизбежной и всепоглощающей…
— В наших делах я не вижу вдохновения и стремления к успеху. Финед, мне кажется, что равновесие нарушается все сильнее…
Он оборвал ее смехом. — Это истина свободы, Серен Педак.
Серен чувствовала растущую ярость. — Я всегда полагала свободу правом быть не такими, как все, не опасаясь репрессий.
— Высокопарно. Но такого вы не найдете в реальном мире. Мы перековали свободу в меч. И если вы не будете ПОХОЖИМИ на нас, мы используем меч, убивая вас, одного за другим, пока ваш дух не сломается.
— Финед, что, если Тисте Эдур вас удивят? Выберете ли вы смерть ради защиты этих ценностей?
— Кое-кто умрет. Наверняка. Поистине могут умереть все, как это не маловероятно. Однако сердце будет продолжать биться — разве что победители оставят за собой одни уголья. Его корни найдут новую плоть. Император может повелевать морскими демонами, но у нас есть монстр гораздо больше и прожорливее. Что он не съест, то задавит или уморит голодом. Победят или проиграют Тисте Эдур, они уже проиграли.