— Я на тебя сразу глаз положил. Уж больно пригож ты, молодой маг.

Морской царь, призывно поведя могучим голым плечом, подмигнул и подкрутил усы. Я чуть не захлебнулся. Нет, честно! Всякого можно было ожидать: и магического поединка, и игры в загадки, и требования отдать того сам не знаю чего… Но заигрываний?

— Пойдем ко мне, на дно морское, — томно пел Водокрут. — Там ложе мягкое, шампанского три бочонка, а еще икра заморская, баклажанная…

Ветер нес ледяную крошку и она намерзала в бороде и усах хвостатого мужчины.

— Окстись, морской царь, — выкрикнул я, отчаянно работая руками и ногами. — Парней любить — себя не уважать. И вообще… Я в такие игры не играю. Просто мимо плыву.

— Ну, давай хоть водки выпьем, да в картишки перекинемся, — совсем другим тоном попросил Водокрут. — Скучно мне. Русалки — дуры набитые, только о женихах и думают.

— Прости, морской царь, дело у меня. На тот берег надо…

Вода превратилась в снежную кашу. Еще немного — и схватится ледяными глыбами.

— Если водки со мной выпьешь, я тебя куда хошь в один миг доставлю. Время так и сяк сэкономишь.

Я задумался. На самом деле, согреться бы не помешало, но…

Ногу свело судорогой.

— А приставать не будешь?

— Слово Морского Царя.

…Когда я открыл глаза, в небе сияло солнце, а в ушах звучала музыка. В спину больно впивались острые камешки, и я сел. Синие волны с белыми гребешками накатывали на идиллический берег, сверкая, как бриллианты в короне Морской Царевны…

Этот образ потянул за собой цепочку воспоминаний: дно залива сплошь усыпано песком. Да не простым, а золотым. Кое-где из песка торчат якоря, сундуки с распахнутыми крышками и разбитые кили кораблей. Сломанные мачты с истрепанными парусами колышутся над ними, как диковинные водоросли.

А еще была она. Морская Царевна. Русалочка. Сидя на крышке старинного сундука, из которого свешивалась нитка крупных, как орехи, жемчужин, она расчесывала зеленые волосы, призывно улыбалась и пела:

Словом, Водокрута можно понять: дочка — в самом соку. Брачного, что ни на есть, возраста. По ночам выползает на берег и песнями заманивает любого, кто окажется рядом. Сколько народу утопила — страсть, уже слухи пошли, воевода на берег гарпунную пушку поставил… Вот папаня и решил лично озаботиться счастьем дочери: подыскать зятя не на одну ночь, а как бы на подольше. С перспективой. Чтобы не подстрелили дуру хвостатую…

Чего мне стоило отмазаться — лучше не спрашивайте. В какой-то момент пожалел, что сходу отмел намеки на нетрадиционную ориентацию… Потом вспомнил, что являюсь правоверным адептом Его Пастафарианского Святейшества, приплел обет безбрачия и это решило дело в мою пользу. Обеты Морской Царь уважал.

В результате мы с Водокрутом так накидались — он с горя, что упустил жениха, я — с радости, что отвертелся от почетной участи, — что перебаламутили к морскому дьяволу всё дно и утопили корабль. Я сначала расстроился — всё-таки невинные люди, а потом понял, что это тот самый, на котором бояре в заграницу намылились. И отошел. Бог шельму метит, как говорится.

Йо-хо-хо! И бутылка рому…

Придя в себя, я вытряхнул воду из ушей, проверил, на месте ли руки-ноги, нож на поясе, подарки для нойд в непромокаемом пакете, примотанном к пузу скотчем — бабка строго-настрого велела первым делом гостинцы отдать…

Затем прокричал, приставив ладони рупором ко рту:

— Спасибо, Водокрут! Большое спасибо!

Развернулся и побежал прочь от берега.

Сначала боялся, что вновь набегут электроволки и не дадут пройти. Но вокруг было пусто. Точнее, жизнь вокруг била ключом, но жизнь безобидная: пересвистывались, сидя рядом с норками толстые сурки, в озерках заливисто квакали лягушки и плескала рыба, а высоко в небе, зависнув прямо над моей головой, пел жаворонок.

Я ничего не узнавал. Возможно потому, что сейчас не было никакого тумана и равнина, лишь кое-где вздыбленная холмами, просматривалась до самого горизонта. Далеко, на самом пределе видимости, чернели столбы — вход на Североморскую базу. Они-то и служили единственным знакомым ориентиром.

Где искать нойду, я не представлял. Надеялся, что как в прошлый раз, он сам меня найдёт.

К вечеру — здесь по-прежнему солнце садилось нормально — я вышел к обрыву, за которым как язва чернел развороченный котлован. В центре его булькало грязевое озеро, по краям громоздились ярко-желтые экскаваторы, утопшие по самое брюхо гигантские самосвалы и рабочие вагончики.

Никогда не думал, что добыча драгоценного металла выглядит так отвратительно. Наверное, даже после того, как жила иссякнет и машины уберутся, здесь уже никогда и ничего не будет расти.

Золото. Единственный металл, который нельзя создать магически. Кровь и слава Мангазеи… В то, что князь Сварог, крутой, как отвесный склон и скорый на расправу, как вскипевшее молоко, спокойно сбросит на Зону бомбу, почему-то верилось. Сбросит, подождет пока осядет пыль, а потом явится и установит над сурками диктатуру пролетариата.

— Здравствуй, Нав.

Тот же узкий прищур, светлая челка, добрая, несколько растерянная улыбка… В первый раз я не понял, сколько ему лет, но сейчас сразу увидел, что нойда — совсем молодой пацан. Младше Машки наверное…

Рядом чуть дымил костерок, на прутиках жарилось несколько карасей и крупные, с мясистыми шляпками, подберезовики. Чуть дальше, почти не выделяясь на фоне зеленой травы, притулился шалашик из еловых веточек.

Пару минут назад я здесь проходил. Вот лужа, в грязи темнеет отпечаток моей ноги. Вот примятый стебель Иван-Чая, сдвинутый с тропинки камушек… Стукнув себя по лбу, я закрыл глаза и посмотрел на Завесу. Она была прозрачная, будто саван из белесой кисеи или тумана.

— Я уж думал, ты никогда не прочухаешь, — хитро прищурился старый знакомый. — Меня, кстати, Куксой звать.

— Очень приятно… — взявшись за твердую ладошку пацана, я шагнул в Навь.

Здесь было тепло. Это первое, что я почувствовал. Ветер, мягкий и ласковый, дул в лицо, принося запахи меда, душистых трав и свежевыпеченного хлеба. Больше всего это напоминало стойбище оленеводов, которое я видел на картинке в старой энциклопедии: высокие, покрытые шкурами шатры, в центре — громадное, выложенное камнями костровище. Вокруг суетятся беловолосые женщины, одетые в платья из оленьих шкур и бегают дети в одних рубашонках.

Я посмотрел на Куксу.

— Вы даете Пыльцу младенцам?

— Они не те, кем кажутся.

— Но вы живете на Том свете! Как это возможно?

— Здесь никто не живет.

— Тогда что это? Галлюцинация? Морок?

— Видит горы и леса, облака и небеса, а не видит ничего, что под носом у него… — словно детский стишок, продекламировал недомерок, шурудя в костре прутиком.

Я сел прямо на землю и почувствовал под собой твердь. Протянув руку, провел ею сквозь пламя, и ощутил жар: волоски на руке скрутились и осыпались. Принюхался — в ноздри проник вкусный дух жареной рыбы. В животе забурчало.

— Это не похоже на Навь, — сказал я. — Как вы это делаете?

— Просто смотри…

Мимо прошел дух. Он был одет в кухлянку и широкие кожаные штаны, и выглядел бы как любой нормальный человек, если б не был прозрачным. На одном плече духа покоилась такая же призрачная, как и он сам удочка, а в другой он нес ведро, из которого свешивался щучий хвост. Хвост был вполне реальный: от него пахло тиной и мокрой чешуёй. Поравнявшись с нашим костерком, дух приветливо кивнул, бросил что-то нойде на почти понятном, но вывернутом языке, и пошел дальше. Дети, игравшие у большого костровища, завидев духа, начали свистеть и кричать что-то, похожее на дразнилку: — «Немец-перец-колбаса»…