— Где их носит? — спросила я Гамаюн. — Когда они уже явятся, и всех спасут? Надоело здесь сидеть, и есть хочется…
Вредная птица только встопорщила с мягким шорохом железные перышки.
— А ты почему скрипишь? Заржавела, что ли? — я дружески толкнула Гамаюн локотком, но ворона только буркнула:
— Заржавеешь тут, сутки без продыху над океаном летать.
До меня наконец дошло, почему она валялась на печи без задних лапок.
Придвинувшись поближе, я тихо спросила:
— Так ты всё это время Ваньку искала? — птица потупилась. — Ты же сама сказала, что не видишь его среди живых…
— Я много чего говорю.
Обняв вредную птицу, я погладила её по хохолку.
— Ты молодец. Спасибо тебе. Не терять надежды — это самое главное. Я вот тоже не верила, что он умер.
— А кто взахлеб в подушку рыдал? — ядовито осведомилась ворона, глядя на меня снизу вверх. — А кого кот валерьянкой с корвалолом пичкал?
Отпихнув птицу, я искоса посмотрела на викингов. Вроде, никто не слышал…
— Сказала — верила, значит, верила. А плакать девушка и по другому поводу может.
— И по какому же?
— Живот болел. От зеленых яблок.
Пока мы препирались, дело купцов, всесторонне рассмотренное неподкупными присяжными, близилось к завершению. Каждому присудили штраф в форме добровольного пожертвования и конфискацию имущества в придачу. А кроме прочего, в качестве воспитательного элемента, вломить по двадцать плетей.
Палач споро распластал мужиков на дыбе, заголил и, под шутки и прибаутки веселящегося на трибунах рабочего класса, отстегал хворостиной по мягким местам. Работал дядька не за страх, а за совесть, аж вспотел весь — на красной рубахе и колпаке, закрывающем всю голову, проступили темные пятна…
Следующим слушалось дело о разбое и вандализме, учиненном в городе и остроге. То есть, наше. Я оживилась: охота посмотреть, как у лавочников, разжиревших на халявном золоте, получится отстегать хворостиной викингов…
К «позорному столбу», то есть к виселице, вызвали Сигурда — он представлял всех обвиняемых, скопом. Пока Сварог, прохаживаясь по эшафоту, зачитывал обвинение, присяжные важно кивали каждому его слову. Наверное, подсчитывали, сколько добровольных пожертвований можно содрать с исландской команды…
Список, громогласно зачитываемый Сварогом, никак не кончался. Походу, орда пьяных варваров успела изрядно накуролесить. К примеру, у купца Первача они «экспроприировали на народные нужды» десять ящиков шампанского. Часть тут же выпили, а остальное раздали страждущим и поколотили о стены и сопредельные витрины. — А гарно это сладко шипуче бабско пойло оказалось! Дюже веселяще… — закивали дружно викинги. Народ на трибунах заржал, Сварог ударил молотком.
У кабатчика Вторицкого стащили пять, нет, десять копченых кабаньих окороков, прихватив для ровного счета десять бочонков пива… Парни оживились: — то истинна правда, доброе было пивко. Только ошибочка вышла, господа хорошие: копченых окороков было не десять, а одиннадцать…
У ювелира Третьяка мальчики разгрохали все стёкла. — То были соревнования по метанию бутылок с шампанским, а вовсе не вандализм, — громко и доходчиво объяснил Слегка Чокнутый Арни.
У владельца мануфактуры Четверного уперли сколько-то там штук добротного парусного шелка, причем, огненно-красного, самого дорогого; владельца сети уличных лоточников Пяточкина окунули головой в отхожее место — видите ли, у него сосиски на палочках невкусные оказались…
И вот в таком духе продолжалось довольно долго. Я начала подозревать, что отыскать купца, не пострадавшего от нашествия викингов, просто не удастся. С каждым новым пунктом обвинения мальчики лыбились всё шире и гордо кивали, сопровождая речь обвинения комментариями:
— Айе, то были гарны кумачовы тряпицы… Жинке на ночнушку.
— А я первый в ту блескучу цацку попал!
— Ага. И в карман притырил.
— Эх, кабанчик-то скусен попался…
— Да то не кабанчик был, а гусь.
— Сам ты гусь. Лапчатый…
Только у Набольшего клана Сигурда Длинные Руки лицо делалось всё мрачнее и мрачнее. Наверняка прикидывал, сколько лет на рудниках кайлом махать придется. Мне было очень стыдно: если б не безумная идея вызволить Ольгу, сидели бы мальчики на своем кораблике, доедали краденые окорока, запивая халявным шампанским, и ждали хорошей погоды. А теперь — даже не знаю, что с ними будет…
Дочитав список, Сварог промокнул лоб белым платочком, а потом очень добро оглядел всю честную компанию. Компания ответила честными взглядами порядочных людей, через минуту собирающихся нарушить все обещания.
— Ну, что с вами делать? — князь демонстративно почесал в седом затылке. На присяжных он даже не взглянул. — Груз я и так конфисковал, и взять с вас, кроме анализов, больше нечего. На прииски не отправишь — стоят прииски, и неизвестно, когда заработают. А вас — корми, пои, спать укладывай — и всё за счет казны… Забрать в счет долгов корабль — того хуже: вы ж тогда в Мангазее насовсем пропишетесь. А мне только орды одичавших варваров и не хватало для полного счастья.
Услышав, что плавсредство отбирать не будут, Сигурд приободрился. Для него потерять корабль — хуже, чем расстаться с жизнью. Остальные капитаны уважать перестанут…
— Выношу приговор, — наконец объявил Сварог. Викинги притихли: ну надо же, им стало интересно… — Убраться из города в двадцать четыре часа.
Сигурд, судя по виду, сначала не поверил своим ушам, а затем облегченно выдохнул. Видать, на такой расклад он совершенно не рассчитывал. Народ на трибунах загомонил. Особенно возмущались пострадавшие купцы, уже пристроившиеся в длинную очередь за компенсацией…
— Дополнение! — повысил голос Сварог. — Следующие пять навигаций — скидка для города сорок процентов. — Набольший взвыл. — И призовая доля в придачу, — тут уже взвыли все викинги.
— Отец Дружин… Туточки ослобонить надобно, — робко промолвил капитан, прижимая к сердцу шлем. — Если призовая часть у вас останется — ко мне матросы не пойдут.
— Не будете платить — чтобы духу вашего в Мангазее не было. И остальным передай: пока долг не выплатишь, с другими кланами тоже дела иметь не буду. Всё. Я сказал.
И стукнул молотком.
— Легко отделался, — шепнула я Сигурду, когда того усадили на прежнее место. — Так уж и быть, не буду требовать свою долю. Прямо сейчас не буду, потом как-нибудь отдашь, — поспешно уточнила я. — Набольший пронзил меня взглядом. Я так и не поняла: то ли он расцеловать меня хочет, то ли убить особо жестоким способом…
— Следующим слушается дело некой Брунгильды, — громко возвестил Сварог. — Стража, привести обвиняемую.
Я принялась высматривать эту самую Брунгильду, гадая, чего же она такого натворила, раз удостоилась судилища на площади. А вот когда подошли ко мне… Я просто онемела. Ворона, кстати сказать, тоже. Сидела, захлопнув железную варежку, и хоть бы каркнула…
На ватных ногах я спустилась на площадь, а затем поднялась на эшафот. Страшно было — жуть. Меня еще никогда не судили. В прошлый раз до суда дело не дошло — мы с Ванькой успели смыться…
Эшафот, виселица — я каждый волосок на веревке разглядела, пока шла, — и двенадцать абсолютно чужих мне людей. Ах да, еще Великий Князь. Который так на меня ни разу и не взглянул…
С надеждой во взоре я оглядела площадь: самое время появиться наставнику и другу! Но фигушки: мои напарники блистали своим отсутствием.
Зачитали список преступлений. Первым шло разрушение из крупнокалиберного оружия ворот острога. Вторым — использование этого самого оружия в пределах города. Третьим — подстрекательство к бунту граждан дружественного государства. Я так поняла, здесь речь шла о викингах. И последнее: сношение с неблагонадежными лицами. Под неблагонадежными лицами подразумевались маги, а на слово «сношение» я решила не обижаться — наверняка они его используют не в том смысле, что и я… Нет, как-то это всё нечестно: я ведь ничего не сделала! Я была милой, отзывчивой, и только хотела всем помочь…
