— Да. Не отвлекайтесь. Есть ещё данные. Они скрупулёзно докладывали, на какой высоте и в каком направлении снижались замеченные немецкие самолёты.

Внимательно взялись за анализ траекторий.

— Если данные точны… я имею в виду по высоте и направлению, — Копец водит пальцем по карте и тычет в выбранную точку, — то аэродром здесь!

— Если они не делали манёвр, чтобы запутать, и не сворачивали на малой высоте, — подлил дёгтя Рычагов.

— Сюда? Не, тут речка, болото, — Копец принимал возражения, не глядя на Рычагова, — вот сюда могли свернуть. Теоретически. Но я в это не верю. Посадки с таким вывертом чреваты. Есть, конечно, таланты, которые могут хоть задом сесть, но таких мало.

Заходит Саша. Приносит по моей просьбе последние снимки тех мест. Оглядываю зону, очерченную Копцом, а он продолжает:

— Лично я именно там расположил бы взлётку. Ровное место, чуть выше окружающей местности. Самое удобное, как лётчик говорю…

Можно сказать, — размышляю про себя, — что один аэродром обнаружен. С одного-двух самолётов можно всю эту площадь накрыть кассетными бомбами. Маскировочную сеть сорвёт и можно будет ударить уже не вслепую.

Разведданные используем все, какие можем, не только от Никоненко.

Рычагов отсел в сторонку и внимательно разглядывает фотографии, перебирает их, подолгу задерживая каждую. Отхожу к открытому окну, вытаскиваю казбечину. Генералы включились плотно, мне, коренному танкисту, можно и отойти. Вон они как аэродром вычислили, не знаю, смог бы я самостоятельно.

Придерживаю вопрос о том, как идёт прокладка маршрута до Берлина. Позже. Не буду отвлекать.

Через полчаса тщательной выверки всех данных Рычагов тычет ещё в одну точку.

— Здесь!

— С чего ты взял?

— Почему здесь? — это мы с Копцом. Боимся спугнуть удачу. В наших голосах и скепсис и надежда.

— Смотрите, — Рычагов прикладывает к участку карты аэрофотоснимок, — видите на карте грунтовку?

Грунтовая дорога, больше похожая на тропинку, вьётся сквозь лес. И так почти незаметная, в особо густых местах полностью исчезает.

— А на снимке вот здесь её нет! — торжествующе заявляет Паша.

Мы с Копцом, одновременно сдвинувшись, слегка стукаемся головами. Смотрим, потирая ушибленные места.

— Маскировка скрывает, — уверенно заявляет Копец.

— Слабо видно, — я не настолько убеждён, — надо ещё разочек разведчика послать. Пусть присмотрится. И слегка снизится.

— Собьют.

— Даже дышать в его сторону не будут, — вот в этом точно уверен, — иначе обнаружат себя. Среди леса просто так никто зенитки ставить не будет.

— Ты уже знаешь, что делать, Иваныч, — совещание можно заканчивать. — Засылай разведчика и кроме этой точки пусть и остальное тщательно отснимет. Чего на свете не бывает? Может, и ещё где аэродром найдём.

Мои генералы ушли, а я закурил ещё раз всё так же у окна. С люфтваффе мы сочтёмся, так или иначе. Мстительный и вредный по характеру генерал Павлов. Как это так, мы самолётов больше потеряли? Преимущество у фрицев не фатальное, но и оно мне против шерсти. Так что, не мытьём, так таранами, не таранами, так бомбёжками аэродромов, своё вернём. Сравняем счёт. С большим запасом.

Но это всё мелочи, — наблюдаю за клубами дыма, которые медленно уносит еле заметный ток воздуха. Интересно, немцы понимают, что уже проиграли? Войти в Минск они ещё могут, а вот победить… Гикнулся их блицкриг, накрылся медным тазом. А ведь это был их единственный шанс. Затяжную войну они не вынесут. И главное: особого ущерба СССР до сих пор не понёс. Три тысячи… ну, ладно, четыре тысячи танков потеряли? Устаревших и нахрен никому не нужных Т-26? Да пропади они пропадом! Баба с возу — кобыле легче! Две тысячи самолётов? И что? Люфтваффе потерял не меньше полутора тысяч, при том, что их всего четыре с половиной. А у нас-то девять было!

Пусть потери личного состава РККА дойдут до миллиона. И? Ведь мобилизация идёт, и армия только увеличивается. Трофеи, военнопленные… всё идёт к тому, что война заметно усилит СССР.

И что дальше? Положим, как в мире Кирилла Арсеньевича в Польше шестьсот тысяч, при взятии Берлина триста тысяч, а там ещё Чехословакия, Австрия, Восточная Пруссия. Венгрию с Румынией тоже оккупировать надо. У меня один вопрос: на хрена нам это всё? Ещё один вопрос с тем началом: на хрена мы отдали Польше Силезию, Померанию, две трети Восточной Пруссии, Данциг? За них кровь проливал, то есть, ещё прольёт советский солдат, а не солдат Армии Крайова. К чему такие подарки? Сколько Польшу ни корми, она всё равно руку дающего откусит.

Логика Сталина в том мире понятна. После такого ужаса, тяжелейшей катастрофы первого периода войны естественно желание создать предполье безопасности, пояс из вассальных стран. Есть опять же экономическая целесообразность, рынки сбыта. Но как бы это сделать не так кроваво, без потери миллионов наших бойцов при освобождении Восточной Европы? Тем более, что слово «освобождение» надо брать в кавычки. Они фактически союзники Гитлера. Либо прямые, как Финляндия, Венгрия, Румыния, Болгария. Либо скрытые, как Чехословакия, которая лепит Великому Рейху бронетехнику, автомобили и боеприпасы.

Их не освобождать, с ними разбираться надо. Как-то по-другому.

Как обычно бывает, одна решённая проблема тут же обнажает ряд других. Что будет со сложившейся антигитлеровской коалицией? Когда вдруг выясняется, что СССР кладёт Германию на лопатки одной левой? На первый план выходят несколько факторов.

1. Второй фронт союзники открыть не успеют. Если поторопятся, то не успевшая ослабеть от трёхлетней войны с Советским Союзом и массированных бомбёжек Германия легко сбросит десант союзников в море. Им и в той реальности было кисловато, несмотря на гигантские силы, подтянутые к Нормандии.

2. Исходя из сильного укорачивания военных действий по времени, США не выкачают из Европы и СССР тысячи тонн золота. Экономический кризис в Америке смягчится, возможно, прекратится, но и только.

3. Через год-полтора Германия падёт, а значит, не успеет сколько-нибудь заметно продвинуть атомный проект. Вследствие этого и США могут не обратить особого внимания на атомные исследования. Бомбардировка Хиросимы уходит из разряда неизбежного в категорию призрачного.

С атомной бомбой немцы и в той реальности не успели. В этой не доведут до испытаний и ракетную технику. ФАУ-1 останется только в чертежах.

4. Вопрос, что делать с Японией? Из Маньчжурии вышибать её однозначно придётся. Да и свои земли вернуть святое дело. Доводить дело до капитуляции, отдавая США Океанию и всё остальное? Да ещё и с базой на Окинаве? После войны американцы зацепились за Вьетнам, Корею, Тайвань. Оно нам надо?

5. Исходя из исторических сведений Кирилла Арсеньевича, так ли нам нужен Варшавский Договор? Если мы в одиночку избиваем Германию со всеми сателлитами и ресурсами почти всей Европы? Не лучше тупо присоединить к СССР Болгарию и войти в тесные отношения с Югославией и Грецией? А там и выход в Средиземное море в кармане.

6. Если половина мира после войны не ляжет под США, то под кем она окажется?

Вопросы, вопросы, вопросы… Одно утешает: в отмененной реальности Сталин решал проблемы вновинку. Такими же они будут для него и сейчас. А моё дело — армия. Ну, может, кое-что ещё…

30 августа, суббота, время 10:25.

Семипалатинская область, п. Гусиная Пристань.

Александра Фёдоровна Павлова почти физически чувствовала, как раздувается от гордости сидящая рядом на простой длинной лавке Адочка. Митинг по поводу нового учебного года в местной школе обрушился на взлёте, когда к директору школы подбежала сбоку какая-то девушка. Не учительница и не родительница. Директор, седовласый и ещё крепкий Пал Петрович обрезает свою речь на полслове.

— Товарищи! Приехала кинопередвижка со свежей фронтовой кинохроникой. Кино расскажет лучше меня. Все — туда!

Началась оживлённая суета, выстраивание школьников по классам, и пятый класс Ады занимает середину. Первыми директор ставит самых маленьких. Александра сначала удивляется, а затем понимает мудрость такого решения. Колонна не растягивается, старшие от младших отстать не могут. И рассаживаться по скамейкам в огромном амбаре удобнее, младшие впереди, старшие сзади. Родители дальше всех, но Александра выбирает место с краю, поэтому никому не мешает смотреть.