Трое заходят в здание вокзала, небольшое, одноэтажное, под шатровой крышей. Но уютненькое, что солдаты оценивают, зайдя внутрь. Быстро обнаруживается буфет и солдаты устремлляются к нему. Покупают горку бутербродов и пирожков. Один солдат, быстро оглянувшись, протягивает ворох марок и запрашивает бутылочку шнапса. Полноватый и усатый буфетчик удивлённо косится, отсчитывает нужную сумму, присовокупляет мелочь на сдачу и одаривает покупателя аккуратной бутылочкой.

Троица удаляется. Буфетчик задумчиво глядит вслед, подёргивая ус. Что-то с этим солдатом не так. Сдачу не пересчитал, деньги подал небрежной кучей. Немцы так никогда не поступают.

Пару солдат на привокзальной площади прихватывает комендантский патруль. Требует документы и придирается к акценту. Один из солдат поясняет:

— Мы фольскдойчи. Под Прагой жили с камрадом, — он толкнул в плечо второго, — только названия села не спрашивайте. Я до сих пор его выговорить не могу. Чешское название.

Солдат так жизнерадостно и беззаботно ржёт, что патруль расслабляется. Немец везде немец. Фольксдойч из Чехии не коренной германец, но раз из передовых частей, то наш парень. Однако решают отвести солдат в комендатуру.

— Почему форму не соблюдаете? Зачем рукава закатали?

— Простите, герр фельдфебель. Фронтовая привычка.

Хотя их решили отвести, но мирно. По виду можно заключить, что тыловикам очень хочется узнать, что происходит на фронте. Солдаты отговориваются, что надо предупредить командиров. Тот, который отмалчивался, бежит в здание искать своих офицеров. Те сидят у начальника вокзала, знакомятся с какими-то бумагами.

— Лейтенант, разберись, — небрежно командует майор. Лейтенант по итогу и разобрался. В здании он подзывает унтера, что-то приказывает и выходит.

Группа, патруль с задержанными, идёт по улице. За ними, чуть отставая, и уже с расправленными рукавами продвигается отделение солдат во главе с лейтенантом. Стараясь не попадаться на глаза преследуемой группе.

Генерал Голубев поставил задачу взять город максимально тихо. Лихой штурм со стрельбой, вводом в город танков и вызовом при необходимости авиации ему был очень не с руки. И в то же время плана города в руках не имелось. Его раздобыть, раз плюнуть. Только одно мешало, жуткий дефицит времени. Он мог делать, что хотел в ближайшие несколько часов. Но только пока немцы не догадываются, что происходит. Как только поймут, пространство для манёвров начнёт быстро и непредсказуемо сокращаться.

А где взять план города и схему размещения местных сил? В комендатуре, разумеется. Осталась самая малость, найти эту комендатуру. И тут такая оказия, очень вовремя, немцы сами ведут их туда.

На крыльце одноэтажного зданьица часовой. При подходе командир разведвзвода Анатолий Климкин, изображаюший лейтенанта вермахта, замечает строения с тыла комендатуры. По виду их можно было использовать, как гауптвахту. «Вот туда мы их и пересажаем», — возникает естественная мысль.

Климкина, который представляется командиром задержанных, часовой пропускает без вопросов, солдат заставляет разоружиться. Лейтенант перед дверью оглядывается и делает рукой быстрый и незаметный жест подходившим по улице подчинённым.

Через пять минут, согласно безмолвному приказу лейтенанта, восемь солдат лениво обкладывают здание со всех сторон. Двое подходят к часовому, один просит огонька для папиросы. Часовой не успевает строго на него посмотреть, второй прыгает через перила и двумя ударами укладывает его на крыльцо. Ещё через несколько секунд, один втаскивает часового внутрь, второй встаёт на его место. Власть в городе начинает меняться.

Новый часовой, естественно, пропускает своих камрадов, наплевав на устав караульной службы. А чо ему? Не его же устав.

Как раз когда лейтенант Климкин разбирается с комендатурой, в город входит батальон под командованием «гауптмана Леманна». Направляется он к вокзалу же, через центр города. На подходе к комендатуре колонну останавливает патруль. Совсем недавно эти патрульные были задержанными.

Они о чём-то переговориваются с гауптманом. Старший патруля передаёт карту с обозначениями. Гауптман, в миру лейтенант диверсионного полка Александр Старовойтов, выходит из машины, выкликает командиров.

Нельзя сказать, что захват города прошёл совсем чисто. Жёсткость приказа Голубева особо касалась возможности радиообмена. Поэтому подошедшие к казармам охранного батальона танки и цепь автоматчиков первыми выстрелами из танковых орудий развалили тот угол строения, где над крышей виднелась антенна. После этого нагло представляются спецполком резерва командования группы армий «Центр» и требуют сдаться. Ошеломлённые немцы выходят из казармы с поднятыми руками.

Как только генералу Голубеву докладыват, что воинские части разоружены, он в командирском вагоне бронепоезда кивает пехотному лейтенанту.

— Выводи своих людей и бери город. Сначала иди в комендатуру, познакомься с местными, — лейтенант в ответ ухмыляется, — с планом города, и выводи свои патрули. Назначаешься временным комендантом города Лик.

Через пару часов в город входил 6-ой кавалерийский корпус. Вернее, его начальствующая часть с охранением и ротой обеспечения. Остальные размещаются за городской чертой. Слишком мал городок, чтобы принять почти пятнадцать тысяч человек. Кое-какие части заняты на других участках.

Голубев встречает их недалеко от въезда в город. В машине, в которой приехал гауптман, вернее, старлей Старовойтов. Выходит, здоровается с комкором, генерал-майором Зыбиным. Картина для вновь прибывших представлялась полной абсурда. Немецкий гауптман выполняет роль порученца при советском генерале. Да ещё залихватски и браво рявкает «Яволь!» на каждый приказ. Каблуками ещё прищёлкивает, паршивец. Генерал Голубев смотрит на него с некоторой оторопью. Но замечаний не делает.

— Здравия желаю, Ефим Сергеевич! — Голубев приветствует генерал-майора Зыбина, сменившего Никитина на посту комкора.

— Здравия желаю, товарищ генерал! — козыряет в ответ комкор.

Голубев отвозит его в комендатуру, там их ждут отличные карты. Они сидят за чужим немецким столом, нисколько этим фактом не смущаясь. Было ваше, стало наше — обычное дело на войне.

— Смотри, Ефим Сергеевич, — тычет пальцем в карту Голубев, — здесь и здесь лесные массивы. Так что сможешь пройти незамеченным. Тебе задача пройти до места за двое суток.

Генерал-майор отрицательно качает головой.

— Не получится. Лошадь больше семидесяти километров за сутки не пройдёт.

Командарм задумывается. Потом просит его подождать и выходит на улицу, к своемутанку. Трофейному Т-IV. Полюбились они красным генералам своим удобством. Затребовал связь со штабом фронта. Поговорил, если можно так охарактеризовать обмен шифровками, и вернулся в кабинет.

— Хорошо, Ефим Сергеевич. Тогда делаем так. Забираешь бронепоезд, цепляешь к нему вагоны. Штук пять хватит?

Генералы немного препираются, и разговор заканчивается уступкой командарма.

— Ладно, Ефим Сергеевич. Бери эшелон и грузи хоть всю дивизию. До Растенбурга всего километров шестьдесят. Доедут в тесноте, но быстро. Захватят город, доложишь, организуешь оборону. Оттуда в Инстербург.

— Что делать, сам знаешь. Держи связь. Поостерегись вызывать авиацию, она тебя демаскирует, но если надо — вызывай. Захваченные эшелоны отправляй в Лик интендантам.

— А ты, Константин Дмитрич? — интересуется генерал-майор.

— А я займусь Сувалками, — Голубев смотрит серьёзно, и взгляд его протыкает Зыбина и уходит дальше и дальше.

«И не только Сувалками», — размышляет генерал. Хлопот полон рот. Командование настаивает на снабжении по железке, только не всегда это возможно. Надо раскидать по территории склады, посты ВНОС, прибрать к рукам аэродромы, — с этим отдельная история, их расположение немцам известно, — организовать оборонительные линии, и много ещё чего. Это только в фильме «Чапаев» легендарный комдив только и делает, что скачет на резвом коне, размахивая с лихим посвистом шашкой. Да личный состав в кулаке держит. А ведь забот тоже было выше папахи конного всадника. Дивизию надо кормить, обмундировать и боеприпасами снабжать. При тогдашней разрухе снабжение армии было делом совсем не простым. Так что «белые пришли — грабют, красные пришли — грабют» — обыкновенная правда жизни. Что белые, что красные частично, а то и не совсем частично, находились на подножном корму. То бишь, снабжались за счёт населения.