— Что у нас со связью? В целом? Только радио?

Вызванный в кабинет начальник штаба армии Ляпин Пётр Иванович отвечает бодро:

— Используем немецкую сеть. И военную и гражданскую. Сейчас берём её под контроль.

— Хм-м…

— Ничего страшного, — успокаивает начштаба, — гражданские сети легко прослушать, но их используем исключительно для сообщений о движениях немецких войск. В особом режиме передачи информации. С военной ещё надёжнее. Просто переукладываем провода, переустанавливаем оборудование по нашим узлам. Есть трудности с совместимостью, но связисты справляются. Опять же пленные связисты есть.

— Хорошо. Работайте, — командарм отпускает начштаба. Сам встаёт из-за стола.

В коридоре к нему присоединяется свита. Клубящаяся вокруг суета расступается вокруг них, как вода от воздушного пузыря, рвущегося к поверхности.

— Шумно здесь что-то…

На задумчивое замечание командарма отвечает адъютант:

— Хотели штаб здесь делать, пока Зыбин по башке своим не надавал.

— За что?

— Немцы знают, где комендатура. Могут легко разбомбить.

Ну, да. Действительно, сам сразу не сообразил, — укоряет себя Голубев. Не вслух, разумеется.

«Ладно, пора мне», — генерал направляется к своему танку, который предстояло загнать на платформу лёгкого бронепоезда. Своим ходом гнать его до Лика, где расположился резервный штаб армии, расточительно.

Рано-рано утром следующего дня, передовые части 36-ой кавдивизии при поддержке «Гекаты» уверенно берут под контроль железнодорожный узел Растенбурга и сам город. Тыловые части серьёзного сопротивления оказать не могут. Тут же формируется ударная группа для выдвижения к Инстербургу.

24 сентября, среда, время 18:15.

Минск, штаб фронта. Генерал Павлов.

Закрываю папку с докладами. Сухой текст на бумажных листах сам собой трансформируется в ряд картинок. Того же Голубева вижу, как наяву.

Теперь надо подумать. Если Инстербург будет взят, вся прибалтийская группировка, и Лееб и Бока, попадёт в отчаянное положение. И даже если не возьмём, жэдэ-узел сотрём до основания бомбёжками.

— Саша! Шифрограмму Голубеву: «Если 36-ая кавдивизия возьмёт Инстербург, комдив получит Героя». Пусть так ему и передаст.

Сидевший за своим столиком адъютант вскакивает и убегает.

Стратегически всё равно, взять город или стереть его с лица земли. Только крестьянин во мне корчится от одной мысли, что пропадёт огромное количество трофеев. Перед этим надо было не забыть обрезать линии, ведущие на восток. Мы и не забыли. Немцам пора уже догадаться, что когда режем железнодорожные ветки, мы хотим хапнуть скопившиеся на узлах эшелоны. Сначала организуем пробку, а затем экспроприируем фашистских эксплуататоров. Надеюсь, не догадались. Всего-то разбомбить две ветки, на Тильзит и Каунас. Или на Тильзит не надо? Об этом раздумывал ещё пару дней назад.

Сейчас Копец исполняет мои планы. Тильзит уже отрезан, мост через Неман снесён тяжёлыми бомбами. Ветка на Шталлупенен и ветка от того Шталлупенена до Инстербурга — лёгкая мишень, учебное пособие для лётчиков-стажёров. Расчёт на то, чтобы эшелоны от Тильзита шли в Инстербург. Ветку Инстербург — Шталлупенен должны расхреначить сегодня.

Довольно легко всё идёт. Фон Бок выгреб все боевые соединения, и 10-ая армия давит подразделения второго эшелона, а то и вообще тыловые. Потрясён самонадеянностью и беспечностью фрицев.

Что у нас с Сувалками?

25 сентября, четверг, время 10:10.

Пять километров юго-западнее Сувалок, вдоль железной дороги.

Генерал-майор Голубев мрачно озирает поле боя. Радоваться нечему, общий счёт разбитой и сожженной техники пара десятков единиц. Из них дюжина танков. Пять тридцатьчетвёрок выглядят чуть лучше, только покойникам всё равно, разорвало ли его на части или лежит почти целенький и как живой. Что странно, особенно генералу жалко трофейные тройки и четвёрки. Хотя что тут странного, — раздумывает генерал, — тридцатьчетвёрки мы сами делаем, а Т-IV у немцев отбираем. У них труднее забрать, нежели получить разнарядку в ГКО. Хотя, как когда…

Как-то неожиданно, полтора часа назад разгорелся бой. Поначалу средней интенсивности. Только сейчас Голубев догадывается, что немцы его провели. Если коротко, то они обозначили слабую линию обороны невысокой плотности и с лёгкими пушечками. 37-миллиметровые полевые пушки Т-34 не берут, и генерал резонно решил, что танковая атака сомнёт фрицев, как газетный лист.

Но едва танки и броневики вышли на близкую дистанцию, их буквально расстреляли в упор из орудий крупного калибра.

— Почему мы их из гаубиц не раздолбали? — Голубев обращает вопрошающее лицо к Хацкилевичу (генерал-майор Михаил Георгиевич Хацкилевич, командир 6-го мехкорпуса).

— Потому что ближайшие две батареи они раздолбали, — мрачнеет комкор, — у них тут плотность артиллерии какая-то невероятная. Не меньше ста стволов.

— Подтягивай ещё батареи. Совмещай с фронтальным огнём, — предлагает командарм. Комкор озабоченно трёт лоб. Затем возражает.

— Их точно так же уничтожат. Зачем нам на грабли второй раз наступать?

Совещание в присутствии штабных корпуса резко сворачивает в другую сторону после вопроса начштаба 6-го корпуса полковника Коваля.

— Товарищи генералы, а почему мы воздушный КП не используем. Вроде в Белостоке стоит ТБ-7 с экипажем? Генерал Павлов очень любит им пользоваться.

— Их ещё учить надо… — бурчит Голубев и сам понимает, как он не прав. Комфронта постоянно всем талдычит, что непосредственные боевые действия это и есть обучение личного состава. «Чтобы научиться воевать, надо воевать и одновременно учиться воевать».

— По возможности и скрытно подтягивай артиллерию. Запроси авиацию, чтобы сняли немецкое наблюдение с неба. Пушки передвигай только тогда, когда небо будет чистым…

Комкор выслушивает указания с непроницаемым лицом. А Голубев никак не может избавиться от досадного ощущения, что его подчинённые знают лучше него, что и как делать. Вот и сейчас, такое ощущение, что говорит подчинённому абсолютно ему очевидное.

Свои речи, — вроде всё правильно сказал, — заканчивает неожиданным решением:

— Я в Белосток. Надо осваивать этот метод…

25 сентября, четверг, время 13:25.

Минск, штаб фронта. Генерал Павлов.

— Блядский высер, — самого слегка удивляет почти полное отсутствие экспрессии в таком брутальном высказывании.

Голубев всё-таки напоролся. Напоролся на боевые части в районе Сувалок. Изрядный для армии и еле заметный в глобальном масштабе кусочек Пруссии захватил с лёгкостью неимоверной. Что ему могли противопоставить тыловые, охранные части и лёгкие дивизии? Несгибаемый тевтонский дух? Т-34 плевать не хотели на этот дух, они только крупнокалиберной артиллерии прямой наводкой бояться. Что, нету? Тогда извините!

Мы сидим впятером. Уже наверху, не в подвале. Непосредственная опасность Минск миновала. Удаление немецких войск от города происходит как-то само собой, без особого давления. Как осьминог втягивает свои щупальца, вытянутые для захвата жертвы, после жёстоких укусов. Буднично и незаметно снята блокада с 603-го полка, который в своё время окружил Гудериан. Территория, занятая окружённой под Даугавпилсом группировки, тает, как сугроб под жарким солнцем. Понятное дело, что могут противопоставить три-четыре немецкие дивизии трём армиям? Опять-таки, только тевтонский дух, который ничего не значит без снарядов и прочих боеприпасов и при полном нашем, хоть и локальном, господстве в воздухе. Фон Бок вроде дёрнулся им помочь и тут же замер, как кот, застигнутый на воровстве хозяйской сметаны, когда 10-ая армия вдруг шевельнулась. Над ним самим угроза возникает нешуточная. И мы вовсе не дураки разменять сорок тысяч окружённых на четыреста тысяч. Примерно столько сейчас у Бока.

Мы сидим впятером. Кроме начштаба, Блохина (разведка) с нами Копец Иван Иваныч и главный бронетанкист полковник Иванин Иван Емельяныч. Обсуждаем положение, в которое попал Голубев.