Я попыталась переставить местами градусы и минуты, менять широту на долготу, чередовала точки координат в разном порядке, но вскоре окончательно убедилась в том, что старый пень Дуглас О'Ши банально дал мне неверные цифры.

Поначалу я взгрустнула, но потом в сознание ворвалась злость, почти ярость. Я ведь не напрашивалась к нему в ученицы. Хотела, да, но хотя бы из чувства самосохранения не стала бы настаивать на этой роли. Так что за нынешнюю ситуацию он должен благодарить принципы капитана! Но отыгрывается, конечно, на мне.

Я ссадила крысюка на стол и огляделась. Должны же ведь где-то неподалёку храниться и настоящие записи? Нормальный шканечный журнал, в котором значится настоящий маршрут. А ну-ка…

Я привычно прислушалась к ощущениям, пальцы сами потянулись к амулету, но Ксамен-Эк не отозвался. Только знакомая тяга потащила меня в нужном направлении. Почему-то наверх. Но ведь там нет ничего, кроме… Ну конечно, где же ещё храниться важным документам, как не в каюте капитана.

Я сосредоточилась и попыталась найти другие записи, которые могли бы мне помочь, но тщетно.

Пришлось выбраться на палубу. И Фредерик, и штурман стояли у штурвала, закреплённого так, чтобы его не приходилось держать, и что-то обсуждали. Меня они не видели, а сама подняться к ним без приказа я не могла. Не на этом корабле: правила подобные вольности запрещали.

Проигрывать первую же партию сварливому старику не хотелось. Но я всё же вернулась к его записям, сложила их вчетверо и сунула вместе с грифелем в карман. Заодно подхватила со стола крысюка, который собирался снова куда-то убежать, но не успел.

В мыслях крутились планы о том, как отвлечь этих двоих, заставить их, а заодно и всю команду, смотреть куда-нибудь в другую сторону, причём подальше. Только одна из идей показалась мне достаточно привлекательной, хоть я и не была до конца уверена, что всё случится именно так, как мне нужно.

Я подняла ладони, на которых Йо беспокойно возился, и посмотрела зверьку в глаза.

— Спустись на пушечную палубу и перегрызи какую-нибудь верёвку, которая закрепляет колеса. Надо, чтобы пушка покатилась, и стало шумно, понял?

Крысюк кивнул, ехидно блеснули бусинки-глаза. Я опустила руки, и он деловито потрусил куда-то к спуску в трюм.

Солнце пряталось за пушистой тучей, я щурилась то на него, то на волны, изображая безмятежный отдых. На самом же деле краем глаза следила за капитанским мостиком и ждала, когда Йо выполнит поручение.

Дуглас как раз заметил меня и собирался подойти. Наверное, отпустил бы какой-нибудь ехидный комментарий, но в этот момент под палубой что-то бухнуло. Потом ещё раз, и ещё.

И Фредерик, и штурман, почти не сговариваясь, бросились вниз. Многие матросы остались на постах, но всё смотрели под ноги и прислушивались.

Ай да Йо, молодец! Надеясь, что он не попадётся, я скользнула в каюту капитана и, даже не успев привыкнуть к полумраку, нашла журнал. Торопливо пролистала его, вытащила из кармана обрывок бумаги и стала быстро записывать нужные мне координаты.

Почти закончила, когда дверь за моей спиной распахнулась. Я вздрогнула и повернулась. Пальцы разжались, грифель с тихим стуком упал на пол и прокатился по палубе. Фредерик прижал его носком сапога, поднял и осмотрел с деланым вниманием. Лишь после этого поднял взгляд на меня.

— Я, помнится, посчитал вас чем-то большим, чем капитанская подстилка, но тебя, рыбка, всё же тянет в офицерскую кровать? — медленно произнес о, вопросительно изгибая бровь. Глаза блестели как-то недобро.

— У меня есть имя, — выпалила я первое, что пришло в голову. — И я пришла только для того, чтобы посмотреть корабельный журнал.

— Не много ли ты на себя берёшь, рыбка? — последнее слово капитан выделил особо, и я сжала зубы, чтобы не послать его к чертям. Впрочем, он и так к ним регулярно ходит, если верить мифам.

— У меня не было выбора: никак иначе выполнить задание вашего штурмана я не могу. И я всё ещё человек.

Я выпрямилась. Раз уж поймали, то нечего бояться. Он ведь знает характер Дугласа, так что, может, мне это сойдет с рук.

Пока мы с Фредериком играли в гляделки, я незаметно положила записи в задний карман бриджей. После этого скрестила руки на груди и отвела глаза первой, иначе наша молчаливая битва могла бы затянуться до вечера, а то и до рассвета.

— Человек, говоришь?

Фредерик приблизился так быстро, что я не успела отскочить, его цепкие пальцы сжали моё запястье. Капитан сильно дёрнул мою руку вверх, на уровень глаз, а потом переплел свои пальцы с моими, заставляя выпрямить ладонь.

— Что вы делаете?! — я попыталась отстраниться, ударилась поясницей о стол, по спине растеклась тупая боль, но я и думать о ней забыла, опустив взгляд на свою руку. Вернее на пальцы, между которыми тоненькие, как натянутый целлофан, и не выше сантиметра в высоту сформировались прозрачные перепонки.

— Какого… — голос дрогнул, и я замолчала, хотя на уме вертелось множество ругательств.

Несколько мгновений я пыталась осознать произошедшее, грудь раздирали страх и обида, внимательный взгляд Фредерика нервировал, хотелось закричать, а глаза стали влажными от подступивших слез.

Наконец, я рванулась вправо, освобождая руку.

— Это всё из-за вас! — хриплый крик вырвался из горла не по моей воле. Да и голос совсем не походил на мой. — Вашего чёртова корабля и правил, ради которых вы готовы погубить чужую жизнь!

Я шагнула вперёд, к выходу, но Фрэдерик схватил меня за плечо.

— Я не при чем, — сквозь зубы прошипел он, но слушать оправданий я не хотела.

— Отпустите!

— Сама Стэфану расскажешь, я вмешиваться не буду.

И отпустил. И как только я ощутила, что его сильные пальцы больше не давят на кожу, рванулась к двери. Ничего не замечая, проскользнула в офицерские помещения и, с облегчением осознав, что тут никого нет, наконец-то разревелась.

Кто я теперь? И что мне делать? Нежели — просто подчиняться безумию Стэфана и медленно ждать, пока море призовет и меня? Ответов я не находила. Только чувствовала, как слезы оставляют на щеках горячие дорожки, как щемит в груди и горло сжимается от нового соленого комка.

Но реветь подолгу я никогда не умела, так что уже минут через десять нашла себя сжавшейся углу, как когда-то сидела Мариота, с мокрыми руками, распухшими щеками, но совершенно сухим лицом. Осмотрелась и поднялась, вынимая из кармана мяте записи штурмана, прямо поверх которых я торопливо поставила правильные координаты.

Место печали постепенно занимало спокойствие. Я осознавала, что все еще жива, что прямо сейчас мир не рухнул, и адская бездна не разверзлась под ногами, и что у меня есть еще немного времени, чтобы обо всем подумать. А пока что не стоит посторонним знать о моей новой особенности.

Чтобы хоть немного успокоить мысли, я принялась с каким-то незнакомым прежде остервенением прослеживать по карте маршрут. Линия получилась внушительная: корабль Фрэдерика в начале месяца шел вдоль берегов Южной Америки на север, на пару дней задерживался у одного из карибских островов — вот уж любопытно, зачем, — а потом быстро нагнал судно Стэфана.

Как только я закончила и подняла глаза, встретилась взглядом с Дугласом.

— Похвальное рвение, деточка, — с насмешкой произнес штурман, не глядя на карту. — Я стоял здесь уже минут десять, а ты даже не заметила.

Дуглас протянул руку, и я отдала ему исписанный лист, стараясь как можно плотнее сжать пальцы, гладкие перепонки между которыми давили на кожу и казались чем-то чужеродным.

— Вы немного ошиблись в цифрах, но не волнуйтесь, все исправлено, — как можно холоднее заметила я, с затаенным удовольствием наблюдая, как удивленно вытянулось лицо штурмана, стоило ему лишь взглянуть на цифры и карту.

Он долго и придирчиво переводил взгляд с листа на линию маршрута и обратно, и, наконец, отбросив несчастный клок бумаги, рассмеялся. Сухо и тихо, но очень искренне.