— Это была я… Я изменяла Шаворскому-старшему… Он слишком сильно любил, чтобы посметь пойти на такое.

— А затем ты ушла, а он разрушил твою карьеру! — снова напомнила я ей, непонятно кому и что пытаясь доказать.

— Он умолял меня остаться… Готов был все простить… — прошептала она и, устало подойдя к окну, обняла себя руками, заметно задрожав, — Он всегда был таким… властным, ревнивым, жестким, что мне хотелось поставить его на место. Знаю, измена не лучший вариант, но я просто не представляла, как еще можно показать ему — я не настолько зависима от нашей любви, чтобы просто слепо подчиняться.

— А зачем тогда ушла, раз просто хотела «поставить на место»? — не удержалась от глупого вопроса я и тут же потупилась от ее открытого взгляда, внезапно заинтересовавшись ногтями на ногах.

— Думала, что жизнь — игра. Знаешь, это извечный обман… Кажется, ты будешь вечно молодой, всегда здорова, взаимно любима, полна амбиций и возможностей… А в реальной жизни все иначе. Я слишком заигралась в самостоятельность и в результате потеряла себя и… его… — внезапно голос женщины задрожал и она аккуратно прикрыла рот ладошкой, скрывая нервную улыбку, — В тот день… В тот день у нас должна была быть годовщина — пять лет со дня свадьбы. Мы уже давно развелись и не общались довольно таки приличный срок, но… он позвонил и предложил поужинать. Представляешь, сам Шаворский снизошел до личного приглашения? Я отказала и вот чем это закончилось…

— Я поняла твои мотивы. Ты проводишь параллели, — обреченно выдохнув, обвела ее невидящим взглядом и отвернулась. Сжав ручку чашки до едва слышного хруста, тихо прошептала: — Он унижал меня, оскорблял, опускал, а потом… я сама пришла к нему и просила разрешения остаться. Его любовь, по меньшей мере, странная. И я не буду больше падать ему под ноги. Если бы он хотел быть со мной — пришел бы сам.

— Тебе и не придется его больше просить, — вмиг переменившись в лице, женщина хитро улыбнулась и, подхватив клатч с барной стойки, подошла ко мне вплотную. Пришлось даже задрать голову, чтобы увидеть ее самодовольное лицо, — Будет достаточно, что ты просто окажешься рядом и, уж поверь, он тебя больше не отпустит. Ведь на данный момент он убеждает себя, что ты салюты пускаешь от радости, мол, «Ура, Роберт оставил меня наконец в покое!».

— Я… не знаю… — немного растерянно проговорила я и отвернулась от женщины, крепко сжав края пижамы.

— Ты даже представить себе не можешь, как сильно он ждет тебя. Он с ума сойдет от счастья, когда свободная от его влияния и приказов Полина Мышка сама придет к нему и скажет, что действительно хочет быть с НИМ, а не из жалости признается ему в любви, с мечтами стать медсестрой у кровати больного, что отчетливо попахивает Стокгольмским синдромом.

— Он рассказывает тебе такие личные вещи… — покраснев, я наконец озвучила мысль, которая крутилась у меня в голове почти с самого начала нашего разговора. Было сложно представить, как Роберт пересказывает мои слова Виоле, даже мысль об этом заставила меня смутиться.

— Я просто хороший психолог, Полина. А еще я — женщина, которая поступила бы именно так, как ты… В любом случае — в девять вечера такси будет ждать тебя около дома. Если в течение двадцати минут ты не появишься, я пойму твой ответ… — не говоря более ни слова, она быстро прошла к выходу и только в проеме между общим залом и коридором развернулась с явной обеспокоенностью: — Я прошу тебя — просто приди. Ты можешь обижаться на него, проклинать, не понимать… Но дай Роберту шанс завоевать твою любовь заново, без жалости к себе, смертельной опасности и доминантного подчинения. Он никогда не скажет этого вслух, но все его нутро считает секунды, пока ты по СВОЕЙ воле вновь войдешь в его реальность и пожелаешь задержаться там добровольно. Ведь на самом деле, он не отпускал тебя, а только дал реальный выбор…

Едва я открыла рот, чтобы что-то сказать ей, как захлопнула его обратно. Во-первых, Виола все же развернулась и ушла, а во-вторых, я понятия не имела, что мне делать со всем этим. С одной стороны, идти у нее на поводу казалось высшей степенью маразма — Роберт отчетливо сказал мне «нет», а с другой… Черт, может его решение и вправду было продиктовано желанием узнать мои истинные чувства, без жалости и навязываний?

Какое-то время я продолжала сидеть в кресле, бездумно пялясь в окно перед собой. Понятия не имею, чего я таким образом пыталась добиться: волшебного решения всех моих проблем, внезапного осенения правильным выбором или просто стремилась снова погрузиться в прострацию… Тем не менее, факт оставался фактом: слова Виолы взволновали меня и внушили сумрачную надежду на… Что? Пока этот вопрос так и оставался для меня подвешенным в воздухе, но думать я могла только о том, что мне делать: ехать ли к Роберту или же остаться дома, тем самым приняв важно решения для себя и… него.

Хотелось бы верить, что Шаворский действительно таким извращенным маневром просто освободил меня от своего подавляющего влияния и теперь ждал, когда я останусь с собой наедине и приму правильный выбор. Ведь жизнь с ним всегда будет физически опасна и морально трудна (сколько еще подобных «Privat» встретится на его пути?!)… И, тем не менее, я всегда была уверенна лишь в одном: рядом с этим мужчиной я буду защищена от всех бед, окружена заботой и… любима. Да, черт побери, что бы там между нами не происходило, я знала — Он никогда не будет изменять мне, лгать в глаза и плести недостойные интриги за спиной.

«Чего же ты тогда ждешь, Полина?» — негодующе спросил меня внутренний голос так громко, что слезы с перепугу подступили к глазам и я зажмурилась, дослушивая его истерический вопль, окутанная темнотой и образами Шаворского при нашей последней встрече: «Ты хотела любви от Него — он сказал тебе, что любит! Ты хотела свободы и уединения на какое-то время — он дал тебе и это! Ты хочешь быть счастлива в будущем или кусать локти всю оставшуюся жизнь?! Если ты просто останешься дома, то не смей говорить потом, что судьба была к тебе неблагосклонна! Даже не думай потом жалеть себя и мечтать увидеть Шаворского снова, потому что у тебя БЫЛА такая возможность!».

— А я не буду! — уже в слух сказала я сама себе и тут же, резко распахнув глаза, вскочила с места, слегка пошатываясь на, не ожидавших такого поворота событий, ослабших ногах. После этого быстро просеменила в ванную комнату, неубедительно доказывая себя по пути: — Я встречусь с ним и это совершенно не значит, что я паду Роберту в ноги и стану умолять принять меня. Не дождется! Я просто… посмотрю ему в глаза в последний раз и послушаю, что он скажет. Может, просто вернусь домой и все…

Дальше день пошел в формате нон-стоп. Посмотрев в зеркало, я отчетливо поняла, что в таком виде не вышла бы даже за хлебом, а встреча с Шаворским была для меня чем-то… особенным, судьбоносным, решающим дальнейшую жизнь что ли… Я и так все время нервничала в его присутствии, а непрезентабельный внешний вид только ухудшит положение.

Посему два часа я отскребала свое покрывшееся песком и пылью тело в душе, депилировала, увлажняла, скрабировала и намывала до блеска… Затем быстро высушила уже через чур длинные темные пряди и завила их более опрятными локонами, чем мои от природы. Нарисовала тонкие стрелки и легкий румянец, чтобы не выглядеть как сбежавший из морга труп.

Где-то между натягиванием светлых джинсов с высокой талией и черного топа с гипюровыми вставками по лямкам, я услышала как хлопнула входная дверь и инстинктивно подняла глаза на часы, те сообщили мне, что уже восемь часов вечера…

Внезапно волнение и сладостное предвкушение от встречи с Шаворским заполнили весь разум и я пропустила момент, когда Фаина с Таней вошли в мою спальню, поэтому звонкий Танин голос в кромешной тишине заставил меня подпрыгнуть на месте и больно удариться мизинцем о край кровати.

— Какого черта опять происходит? — присев на кровать и поджав поврежденную ногу под попу, я с полным недоумением уставилась на недовольных подруг и Таня как-то злобно процедила сквозь зубы: — Все два дня ты только в туалет вставала и никак не реагировала на наше присутствие, а теперь нарядилась, как на свадьбу… Еще раз повторяю, куда ты собралась?