Звон в ушах был первое, что я услышала, придя в себя. С трудом приоткрыв веки, на каждом из которых словно лежало по тяжелому грузику, с ужасом заметила перед глазами белый потолок и услышала противный писк медицинских приборов, примешанных к общей неимоверной слабости в теле. Тут же попыталась вскочить, но рука, внезапно очутившаяся у меня на животе, этого категорически не позволила. Немного приподняв голову, я увидела ошарашенного Роберта, бледного, как стена, и замученного, словно все время перед приходом ко мне мужчина разгружал вагоны.

— Эй, мышка… Рад, наконец, смотреть тебе в глаза! Осторожнее! Ты все вся в катетерах, — его шероховатая ладонь изучающе прошлась по мой скуле, оставляя за собой едва ощутимое электрическое покалывание. Белая панель справа от меня предательски запищала чаще и Роберт самодовольно усмехнулся, — Знаешь, а твои подруги пытались запретить мне подходить к тебе… Кстати, пока ты спала многое произошло…

— Я слышала… — прошептала я, не узнавая свой голос, больше похожий на сип опытной курильщицы, — Это так странно, я слышала твой голос… во сне. Будто по радио… а ответить не могла. Я помню не все, но про предательство твоего друга Артема запомнила хорошо. Он подонок и мне… немного жаль.

Мужчина открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут же его закрыл, нахмурив брови и приняв серьезное выражение лица.

— Прошу тебя, говори со мной открыто… — мой тихий голос был едва различим от шороха гардин от сквозняка, но Роберт, казалось, слышит каждое слово и серьезно обдумывает ответ, — Знаешь, я не хочу больше переживать, но это не значит, что все проблемы испаряться разом. Твой единственный шанс завоевать мое расположение — простой человеческий диалог.

Слова давались с трудом, словно каждая буква была выкована моим телом титаническими усилиями, но поговорить с Шаворским я должна была и даже плохое самочувствие меня не остановит.

— Ты и это слышала, да? Странно… Хотя мне так только проще, — улыбнувшись, сказал мужчина, заставив аппарат снова позорно ускориться, а затем внезапно глаза его погрустнели и стали стеклянные, будто запуская внутри Роберта машину времени, проносящую прошлую жизнь быстрым печальным фильмом, — Знаешь, мне тяжело понять твою тягу к незнакомому мужчине, представившегося отцом. Наверное, это потому, что я родился в полноценной семье… Мою маму звали Зомалия. Представь себе: Россия, еще не отошедшая от строя Советского Союза, а по городу ходит яркая представительница Африки. Можно только представить какого ей было… В какой-то момент мама психанула и решила уехать обратно на родину, где остались ее семья и ребенок от первого брака. Отец, у которого уже был очень успешный бизнес, покидать страну не хотел и в результате она сбежала сама. Бросив отца и сына… Говорят, она даже была беременна, но достоверность этих фактов у отца я узнать не успел. Понятия не имею где она и как поживает, но мне, честно говоря, плевать. Если мы не нужны родителям, то и они нам не должны быть нужны.

— Сбежала?! Он ее не убил? Но Таня говорила…. — слишком поспешно, на эмоциях выпалила я и тут же смутилась, покрываясь румянцем с ног до головы, но, кажется Роберт, не обратил внимания на мою полнейшую бестактность, задумчиво разглядывая пустое пространство. Мой изучающий взгляд, блуждающий по приятной девичьему взору, отремонтированной палате, упал на окровавленную стену и сердцебиение вновь ускорилось, привлекая внимание мужчины, — Я не могу вспомнить… Откуда эта кровь…Ты ранен? Твоя рука… Боже!

Мужчина удивленно покосился сначала на меня, на стену, а затем и на руку, только после этого, отрицательно замотав головой, сказал:

— Ничего особенного… Царапина, пустяк, — Шаворский как-то слишком активно замотал головой, мимолетом покосившись на окровавленный пиджак, и тут же, нахмурив брови, схватил меня за свободное запястье, прежде чем произнести слова, которые разрушат в последствии все, даже мимолетные надежды, на обретение семьи: — Так вот, мне не понять, как такая умная девушка, как ты, могла повестись на такой развод чистой воды. Не в больнице будет сказано, но этот Роман Усачев — величайший актер, у которого еще нет Оскара! — усмехнувшись своим последним словам, мужчина тревожно посмотрел на меня, переживая, как данные слова повлияют на самочувствие больной, но пока я не услышала никаких аргументов и верить в абсурдное предположение не собиралась, поэтому, равнодушно дослушав его пустые слова, с большим волнением посматривала на промокший от крови пиджак. «Ему бы рану пойти зашить, а он мне рассказывает какую-то ерунду…» — озабоченно прокомментировал ситуацию внутренний голос. — Не веришь… Хорошо. Как, по-твоему, этот Усачев нашел тебя, если ты живешь на съемной квартире с подругами?

— Он сказал, что сейчас базу данных жильцов найти в Интернете очень просто, — уверенно заявила я, вспоминая, как Таня баловалась, разыскивая свой адрес через поисковик — и нашла! — Он меня и раньше искал, а газета, где мы с тобой в «РемНуаре», помогла…

— Нет, Полиночка… В газете ты выглядишь так, что тебя Я не с первого раза узнал — именно этого я и добивался тогда, чтобы пресса потом не доставала! И ты же не прописана в квартире подруги, а проживаешь даже без временной регистрации. Значит поиск через Интернет отпадает сразу… А знаешь как он тебя нашел на самом деле? — Шаворский выдержал недолгую паузу, вопросительно приподняв бровь, а затем ответил: — Роман Усачев приходил устраиваться охранником пятого корпуса главного офиса корпорации в день твоего собеседования, но, увы, не подошел из-за судимости (был трудовиком в школе и изнасиловал одну четырнадцатилетнюю девочку, которую, якобы, очень любил… Кстати, это дело кто-то замял и даже я с трудом до него докопался. Сведения о судимости есть, а за что судили — прочерк. Это первое, что заставило меня насторожиться.). Не знаю, как так получилось, но твое резюме ему вернули вместо его собственного… Иногда мне кажется, что вокруг меня работают одни недоразвитые идиоты… Короче, это обнаружилось сегодня, когда в бухгалтерии просматривали твое дело и наткнулись на документы Усачева вместо твоих. Меня просили уточнить для грядущего суда, он давал тебе какие-то фото? У тебя была в папке пара образцов для устройства на работу и мой аlдвокат говорит, что для достоверности родства он мог сделать какой-то фотошоп…

Все это мужчина говорил спокойно и размеренно, словно не было в этих словах ничего странного и информация была вполне себе приемлемая. Видимо, заразившись от него умиротворенностью, я не устроила скандал, а молча слушала, не понимая, как на это реагировать… Ведь если одна моя часть злобно кричала: «Я же говорила! Я же предупреждала!», то вторая отрицательно мотала головой и срывалась на истерику.

Закрыв глаза, я принялась вспоминать роковое фото, подаренное мне Романом, которое так и не попросила проверить Таню на достоверность. Голова вдруг болезненно закружилась от обрушившейся на меня информации, но в тот же момент я была безумно благодарна Роберту, что наконец сказал мне правду, а не отмалчивался с холодным пустым взглядом.

— Я хочу увидеть его, посмотреть в глаза… Где он? — хрипло прошептала я и, увидев как мужчина недовольно насупился, поняла, что сейчас это — наихудший вариант в моем положении, так что решила задать напрашивающийся сам собой вопрос в этой ситуации: — Зачем ему это?.. Он не просил денег. Ничего не хотел. Ему было нужно только общение… К тому же Роман собирался передать мне какую-то шкатулку матери в тот день, когда…

Голос предательски дрогнул, не давая закончить предложение полностью. Роберт крепче сжал мою руку и тихо прошептал:

— Он проживает с медсестричкой из этой больницы. Пока ты… спала, я решил проверить одну теорию и дал Тане деньги для Романа, якобы от тебя, на лечение. Очень крупную сумму, Полина. Очень. А знаешь, как я узнал точную стоимость его «лечения»? Мне сообщила темноволосая молодая, не больше двадцати лет, медсестра, которая реанимировала его в «Желтке» и привезла в нужную им обоим больницу. Ситуация в баре чистой воды отрепетированный фарс для юной доверчивой девочки… Как думаешь, где сейчас Усачев, медсестричка и деньги? — мужчина снова замер, но только для того, чтобы недовольно посмотреть на чрезмерно сильно пикающий белый монитор и, закатив глаза, сказать: — Блядь, я идиот…. Ты только что чуть не умерла из-за эмоционального стресса, а я тебе рассказываю про эту крысу…