Объятия мужчины на моих плечах стали такими крепкими, что дышать удавалось с трудом. Это было невыносимо приятно, непередаваемо хорошо, до невозможности кайфово… Бабочки внутри танцевали ламбаду, мозг витал где-то в облаках, сердце победно трепетало. Думать о чем-то важном не было сил и желания. Были только он, я и пасмурный Нью-Йорк за окном.

— Прости меня, мышка… — спустя долгое, совершенно не неловкое, молчание с придыханием, искренне и как-то уж слишком эмоционально для Роберта Шаворского, сказал он мне, а затем резко прервал объятия, возвращая мою парящую в облаках душу на грешную землю, но только для того, чтобы развернуть лицом к себе и, зафиксировав мои руки по бокам уверенно, глядя прямо в глаза, отчеканить: — Я слишком сильно виноват перед тобой. Не простительно сильно. Меня невозможно прощать и совершенно не за что любить. Тем не менее, ты тут и мне отчаянно хочется верить, что не для устройства на эту рабскую по всем условиям работу. Мне безумно хочется надеяться, что, ни смотря ни на что, ты бы села в ту чертову машину и приехала ко мне три месяца назад! — я хотела было что-то сказать, но он коротко покачал головой и я тут же захлопнула рот, давая ему закончить эмоциональную, по планке Роберта Шаворского, тираду, — Блядь, я должен был держать тебя за руку все это время, пока ты была рядом с Фаиной. Я должен был быть рядом и не позволить новым напастям зажать тебя в угол… Ей богу, мне казалось, что все проблемы исходят от моих персональных врагов, но жизнь намного сложнее и опасность может поджидать за каждым поворотом, даже от близкого человека… Я был бы безумно рад, если бы ты позволила мне провести остаток жизни рядом с тобой, потому что я хочу видеть тебя каждый день, час, минуту… Знать, что ты в безопасности и счастлива. Я был бы рад стать причиной твоих охуенных, крышесносных улыбок и отцом твоих будущих детей. Потому что я люблю тебя, но готов принять любой твой ответ. Всегда помни это.

По мере речи Роберта моя челюсть опускалась все ниже к полу, пока слово «дети» не заиграло в его словах и робкая улыбка скользнула по моим губам. Слегка отодвинувшись от мужчины, я положила руки на округлившийся живот, тем самым выделяя его через свободное черное платье-мешок. Глядя на застывший взгляд Шаворского, нервно пояснила:

— Уже… — молчание Шаворского затянулось, а моргать он так и не начал. Разнервничавшись не на шутку, я обеспокоенно свела брови на переносице и нервно пошутила: — Хреновое противозачаточное мне кололи в больнице.

— У тебя был серьезный переизбыток тестостерона, именно это и спровоцировало задержку месячных. В больнице тебе давали «Белара» — препарат, который не дает яичникам овулировать, что делает оплодотворение априори практически нереальным… — растерянно пояснил он, все же не отрывая взгляда от моего живота, а затем, робко улыбнувшись, перевел взгляд на мое лицо: — Ты же понимаешь, что тебя это ни к чему не обязывает, да? Я могу обеспечить ребенка и со стороны, ты не должна ради этого жить со мной. Хотя мне до сих пор не верится, что такая удача могла улыбнуться именно мне. Наверное, все дело в той хреновой картине, что я купил на благотворительном аукционе…

Не выдержав вселенской тупости владельца самой большой корпорации в России, я, в безмолвной мольбе подарить этому безнадежному хоть немного мозгов, закатила глаза и простонала:

— Ты совершенный тупица! Поверь, я не настолько самовлюбленная овца, чтобы растить близняшек в одиночестве, вдали от любимого мужчины, только для удовлетворения своего внутреннего «Я»… — договорить Роберт мне не дал, так как его руки впились мертвой хваткой мне в лицо и жадно притянули к себе для поцелуя.

Господи, это было что-то с чем-то! Звезды буквально водили хоровод перед глазами, а ноги обмякли. Хорошо, что мужчина намного лучше владел собой, и, пока его умелый язык доводил меня до сердечного приступа своими нежными и в тот же момент требовательными движениями, не давая активно вступить в игру, руки аккуратно подхватили меня под попу и посадили на близ стоящий рабочий стол.

Ассоциации тут же заиграли у меня в голове, добавляя общего градуса ситуации и делая меня в добавок абсолютно мокрой. Я медленно отодвинула мужчину от себя и тут же обвила его талию ногами, дабы он далеко не ушел:

— Знаешь, я очень соскучилась по твоей плети… Иногда мне снилась наша секс-качель, а порой я с тоской вспоминала о вагинальных шариках… — мои пальчики беззастенчиво прошлись по мелким пуговицам его накрахмаленной серой рубашки и под его тяжелое, сбивчивое дыхание осторожно расстегивали одну пуговицу за другой, — Боже, я бы отдала многое, чтобы повторить что-то из этого снова…

— Кажется, ты беременна… — констатировал мужчина и осторожно накрыл мою руку, прерывая процесс. На мой недоумевающий взгляд он нетерпеливо пояснил: — Если я не ошибаюсь, беременным запрещено заниматься любовью, а про секс-игрушки я вообще советую тебе забыть. Особенно про плеть — раз и навсегда.

Злобно хмыкнув, я плотнее придвинулась к мужчине и перенесла руки на его вмиг ставшей тесной ширинку. Пока руки дразняще описывали круги вокруг его возбужденной плоти через мешающую ткань, мой голосок обучающе пояснил ему:

— Я состою на учете в Москве у прекрасного доктора Мариновой. Она любезно объяснила, что, так как у меня нет никаких патологий и беременность протекает прекрасно, я могу спокойно заниматься сексом до пятого месяца включительно, а на поздних сроках гинекологи даже рекомендуют его для ускорения схваток. Так что… — в это раз мои руки более нагло расстегнули молнию, а затем и мешающий ремень.

Больше не говоря ни слова, мужчина сам стянул с себя брюки и опаляя меня черными, как ночь, и горячими, как адское пламя, глазами, осторожно положил на стол, только перед этим одним резким движением сняв платье через голову. Его руки беззастенчиво, по-свойски, прошлись по моей набухшей голой груди и больно сжали и так возбужденные соски.

— Блядь, когда же ты уже научишься носить белье? Мне охренеть как не нравится, что все уроды могут пялиться на твои выпирающее соски и упругую задницу! — хрипло прорычал он, стягивая с себя рубашку, а затем, в каком-то диком нетерпении, срывая с меня черные гипюровые трусики бикини. Кожа пылала от его страстных прикосновений, но мне хотелось еще жестче, сильнее, грубее… Не знала, что такое может произойти со мной, но я готова была вытворить что-то запретное, дабы он достал свой хлыст. Наверное, все дело в гормонах…

Мужчина, словно почувствовав это, неторопливо развел мои половые губы и дразняще проведя большим пальцем по клитору, пропустил его и вошел двумя пальцами в мое чертовски мокрое лоно, пока я тихо постанывала, моля его о разрядке. Предвкушающий стон сорвался с моих губ и я вымучено заглянула в смеющиеся глаза мужчины, который деловито осведомил меня, пока руки нагло блуждали по моим выжидательно ерзающим по деревянному столу ягодицам.

— Повторю тебе снова: о жестком сексе можешь забыть до конца беременности.

Не успела я разочарованно закатить глаза, как головка его нетерпеливого нутра уже вошла в меня, заставляя глотать воздух с неописуемой жадностью, крепко схватив края стояла, ведь до Роберта, увы, мне было не дотянуться.

Шаг за шагом его пульсирующий член входил в меня все глубже, заставляя мучительно выгнуть спину и тихо простонать:

— Ты намерен мучить меня так каждый день?

— Каждый день! — сквозь зубы отрезал он и наконец вошел в меня на полную длину, доставая из недр души грубый рык. Его руки властно сжали мою грудь, заставляя соски болезненно и в то же время сладко заныть. Внезапный толчок заставил прикусить губу до крови и заглянуть в помутневшие от желания глаза мужчины. — Каждый гребаный день я буду доводить тебя до крышесносных оргазмов и даже этого будет мало, чтобы я спал спокойно!

— Давай просто начнем с начала… — едва сдерживаясь, чтобы не закрыть глаза, я продолжала искать остатки сознания в помутненном разуме, реагирующем только на осторожные толчки и руки мужчины, блуждающие по моему обнаженному телу, — Прошу тебя, пусть прошлое не висит над нами камнем. Я давно простила тебя, еще три месяца назад, когда собиралась сесть в маши… Ах, черт!..