Не могу понять, насколько он искренен.

— Так мы просто прокатимся на машине?

— Не волнуйся, — говорит он. — Сбежать тебе не удастся.

Это я уже поняла.

Хавьер открывает дверь, и мы выходим в коридор, сбоку от нас тут же оказывается этот отвратительный нахал Франко. Рядом с ним Хавьер кажется каким-то нервным и предупреждающе прожигает охранника взглядом, пока Франко подает ему наручники.

Затем Франко спускается по лестнице, а Хавьер сковывает наручником одно из моих запястий, держась за другой наручник, прежде чем вывести меня на солнечный свет. На подъездной дорожке стоит черный внедорожник (любимое авто наркобаронов). Франко занимает место водителя, а меня Хавьер усаживает сзади вместе с собой, прикрепив свободный наручник к ручке над дверью. Сбежать из машины не удастся, если я не хочу, чтобы меня волочило по дороге, пока не умру.

Сначала мы едем в тишине, и я слышу только хруст камней под колесами и громкое биение своего сердца. Находиться за пределами дома настолько ошеломительно, что мне требуется время, чтобы это осмыслить. Пока Хавьер не открывает мое окно, и в мои легкие не проникает свежий горный воздух, я и не помню, что жива, пусть это и не продлится долго. Густая тропическая листва покрывает дорогу с двух сторон, на деревьях радостно поют птицы. Мир очень красив, и я понимаю, что это действительно подарок.

Однако действительно ли этот подарок предназначается мне? Или капле совести, которая есть в Хавьере?

Поерзав на сиденье, я несколько мгновений смотрю на мужчину, выглядящего просто в майке и штанах, но в тоже время красиво.

— Почему ты делаешь это? — спрашиваю я.

Хавьер несколько мгновений смотрит в окно, как будто не услышав меня.

— Потому что это твой последний день здесь, со мной. Мне хотелось сделать его запоминающимся.

— Мой последний день на земле, — говорю мрачно.

— Ну, завтра ты или уедешь… — он криво улыбается.

— Или буду мертва. Что, в принципе, одно и то же.

— Мне кажется, Сальвадор знает, насколько ты драгоценна. Будь я на его месте, не отпустил бы тебя, — он хмурится.

— Но ты не он.

— Нет, — говорит он с окончательностью. — Я не он.

— Итак, как ты убьешь меня?

Его темные брови взмывают вверх.

— Что, прости? — недоверчиво спрашивает он.

— Я спросила, как ты убьешь меня? Я знаю, как большинство, таких как ты, убивают женщин. Удушением. Ты меня задушишь?

Он потирает подбородок, все еще шокировано смотря на меня.

— Удушению место в спальне, Луиза, и, если бы ты оставалась со мной достаточно долго, то сама бы это узнала. — Пожимаю плечами и перевожу взгляд на проносящиеся за окном деревья и то, как дорога поднимается выше и выше. Воздух становится холоднее, земля пахнет сладко и естественно. Мне кажется, что каждое мое чувство включено, усилено, возможно, потому что это действительно мой последний день. — Удушение — ужасный способ убийства, — продолжает Хавьер печальным голосом, кладя руку поверх моей, что несказанно меня удивляет. Выражение его лица было мрачным, губы сжаты в линию. — Неприятно ощущать, как чья-то жизнь ускользает из твоих рук.

— А есть приятные способы убийства? — спрашиваю холодно.

Он поднимает подбородок.

— Да, есть.

— Ну и как ты убьешь меня?

— Почему ты спрашиваешь такое? — он сильнее сжимает мою руку.

— Потому что это правда. Там Франко? — спрашиваю я, указывая подбородком на охранника, сидящего за рулем. — Он это сделает? Будет опускать меня в кипяток, пока небольшие части меня не сварятся, затем ты отрежешь их, я отключусь, и вы приведете меня в себя, чтобы начать все заново? Или вы опрыскаете меня кислотой? Выколете мне глаза, изнасилуете раскаленной монтировкой и бросите в комнате подыхать? Не думай, что я не знаю кое-чего о том, каково быть женой наркобарона. Я знаю, как вы проворачиваете свои дела, — в конце мой голос становится выше, и я понимаю, что распаляюсь.

Нужно успокоиться.

Глубоко вдыхаю и отвожу взгляд от его глаз, которые все еще недоверчиво смотрели на меня.

Когда проходит несколько мгновений, напряжение в машине становится невыносимым, и Хавьер, убрав свою руку, произносит:

— Тебя убьют выстрелом в голову.

Мой желудок сжимается. Вот она, правда.

— Ясно, — удается мне сказать.

— Быстро и безболезненно. Ты ничего не почувствуешь. Просто услышишь громкий звук, возможно, ощутишь некоторое давление. И все будет кончено.

— Это сделаешь ты?

— Нет, — говорит Хавьер. — Это не моя работа.

— Мне бы хотелось, чтобы это сделал ты, — говорю я, снова смотря на него. — Чтобы ты нажал на курок.

— Почему? — он хмурится, слегка качая головой.

— Потому что я твоя ответственность. А ты босс. Не будь Сальвадором, не позволяй другим делать за тебя всю грязную работу. Признай проблемы, которые сам устроил. Разберись с ними сам, как мужчина, — наклоняюсь к нему настолько близко, что могу видеть свое отражение в его глазах. — Я твоя. Веди себя подобающе.

— Я не закончил свое имя, — на его лице мелькает паника.

— Так давай вернемся домой, и закончишь.

Вот теперь он действительно в шоке. Хавьер указывает на Франко и мир за окном.

— Но мы еще не приехали к водопаду. Вид потрясающий, я…

— Ты хотел сделать мой последний день запоминающимся, — перебиваю я. — Тогда должен делать то, чего хочу я. А я хочу вернуться в дом. Хочу, чтобы ты закончил свою работу. Хочу покончить совсем этим. Покончить с тобой.

Франко смотрит на Хавьера в зеркало заднего вида, по-видимому, его вовсе не впечатляет то, что я отдаю приказы его боссу. Но мне плевать.

Несколько мгновений Хавьер смотрит на меня, в его глазах кружится темнота. Наконец, он обращается к Франко:

— Разворачивайся, мы увидели достаточно.

— Да, босс, — отвечает Франко, злобно смотря на меня.

Отворачиваюсь и смотрю в окно, впитывая то, что, возможно, уже никогда не увижу.

Уже в скором времени мы возвращаемся в дом, и Хавьер отводит меня в комнату. Он практически заталкивает меня туда и запирает дверь, словно злится.

Я снова остаюсь в одиночестве, но знаю, что это ненадолго. Хавьер не продинамит меня после того, что я ему сказала. Слишком он гордый для этого.

Поэтому я сажусь на кровать и жду.

Хавьер появляется, как только наступает вечер. Может, он вампир? Его нож, в котором отражался лунный свет, мог бы послужить вместо клыков.

Пройдя в комнату, Хавьер включает ночник, от которого исходит тусклое сияние. Он все еще просто одет, только теперь в джинсы и белую футболку. Хавьер ничего не говорит, просто смотрит на меня. В его глазах странная пустота, и мне становится интересно, здесь ли он находится или потерялся где-то в своих оригинальных мыслях.

Мы оба знаем, зачем он здесь, так что больше нет смысла об этом говорить. Я больше не боюсь ножа: я привыкла к нему, как и к его владельцу. Развязываю рубашку и стягиваю ее через голову, не беспокоясь о том, что моя грудь обнажена.

Он прикусывает губу, его грудь поднимается и опадает, словно Хавьер пытается отдышаться. Однако он жестом приказывает мне перевернуться. Делаю, как сказано, чувствуя себя так, словно мы танцуем хорошо отрепетированный танец, и это наше последнее представление.

Хавьер забирается на кровать и опускается поверх моих бедер, его пах прижимается к моей попке, и я чувствую эту знакомую, однако все еще новую твердость. Интересно, почему он не пытался переспать со мной, если я так его завожу? Одно дело кончать на мою спину, ведь там есть дистанция. Почему он никогда не пытался изнасиловать меня, проникнуть в меня?

Интересно, что произойдет, если он попытается? Одна часть меня понимает, что мне этого, вроде как, даже хочется. Я бы не стала сопротивляться. Я хочу поучаствовать в этом, хоть раз. Хочу узнать, может ли секс не быть жестокой и болезненной игрой, в которую мне всегда приходилось играть.

Эти мысли грязные, но оттолкнуть их я не могу.