Док Антонио прошелся по комнате, гибким и грациозным телом напоминая пантеру.

— Аспид развлекается с женщинами, когда это ему удобно, но до сих пор в его постели не было ни одной постоянной дамы. — Он подергал себя за узкую бородку, нахмурившись и глядя в огонь. — Почему вдруг он женился сейчас?

— Может, потому, что он так решил, — предположил Мигель.

— Болван! — воскликнул его хозяин. — Разумеется, он так решил. Весь вопрос — почему?

— Может, если мы за ней понаблюдаем, то поймем? — рискнул предложить Мигель.

Антонио круто повернулся и уставился ему в лицо.

— Твой неповоротливый идиот, который не сумел бы выследить и слона в пустыне, сделал это невозможным, — ледяным тоном произнес он. — А я тебе говорил: найди того, которого ни за что не заметят.

— Я думал, что нашел, сэр. — Мигель сердито посмотрел на несчастного Санчеса. — Но, может, с коровами и в самом деле произошла случайность? Никак нельзя быть до конца уверенным.

— Именно поэтому мы и не можем рисковать, — заявил его хозяин. — Аспид не должен ничего подозревать. Жизненно важно, чтобы он думал, будто его личность так никому и не известна. Значит, наблюдение пока прекратите. Теперь мне придется все делать самому. Есть куда более хорошие способы содрать со змеи шкуру, чем слежка.

Мигель щелкнул каблуками и поклонился:

— Как прикажете, сеньор.

— И убери этого неуклюжего болвана с глаз моих долой. Мигель сделал бедолаге жест. Тот поспешно попятился и с видимым облегчением вышел из комнаты.

Дон Антонио остановился перед камином, покачиваясь с пятки на носок. Мигель знал: это означает, что тот погрузился в глубокие размышления, разумеется, не сулящие ничего хорошего предмету их разговора.

— Что, черт побери, эта женитьба значит для нас? — пробормотал дон Антонио.

Мигель не совершил новой ошибки — отвечать не стал.

— Если, несмотря ни на что, наш друг поддался нежным чувствам… — Тонкие губы Антонио скривились в сардонической усмешке. — Если он влюбился в эту женщину, она будет для нас крайне полезной. А если он как-то ее использует, значит, и мы должны придумать для нее применение. Жду, не дождусь, когда я с ней познакомлюсь.

— Да, дон Антонио. — Мигель опять поклонился. — Я понимаю, что вы имеете в виду.

Его начальник коротко, недобро хохотнул.

— Неужели, Мигель? В самом деле, понимаешь? Если это, правда, то такое на моей памяти случилось впервые.

Мигель только наклонил голову, услышав столь презрительное заявление, и даже не сделал попытки как-то себя защитить. Он просто повернулся и собрался уходить.

— Одну минуту! — Антонио поднял руку. — Как ее зовут?

— По-моему, Аурелия, сэр.

— А как она выглядит? Что в ней есть такого, что привлекло Аспида?

Мигель подумал.

— Откровенно говоря, я не знаю, — произнес он, наконец. — Я видел ее совсем мельком, но, кажется, в ней нет ничего выдающегося. Довольно приятная внешность, но ничего особенного, дон Антонио.

— И тебе не кажется это интересным? — вопросил дон Антонио с обманчиво приятной улыбкой.

— До сих пор не казалось, но теперь, кажется. — Мигель поспешно поклонился. — Прошу меня извинить, сеньор. — И предусмотрительно удалился.

Аурелия вышла из коляски возле дома Бакстонов в Стенхоп-гарденсе и мысленно встряхнулась. Почему-то после утреннего происшествия она чувствовала себя несколько не в себе. Утром она не осознала, сколько нервной энергии это у нее отняло, а ведь сейчас ей требовались все ее силы. Графиня Лессингем за карточным столом настоящий дьявол, а было необходимо произвести на нее впечатление.

Аурелия поднялась вверх по лестнице. Строгий дворецкий поприветствовал ее и проводил в дальнюю часть дома, в большой салон, где уже стояли четыре карточных стола. Когда дворецкий объявил о прибытии леди Фолконер, от группы дам у камина, отделилась Эдит Бакстон и пошла ей навстречу.

— Леди Фолконер, дорогая моя, добро пожаловать! Надеюсь, вы хорошенько наточили мозги для игры в карты!

Эдит, сердечная и дружелюбная леди, нравилась даже самым злобным сплетникам. Она сияла от удовольствия, предвкушая сегодняшнее развлечение.

Аурелия тоже тепло улыбнулась ей, быстро окидывая взглядом собравшееся общество. Ее поражало, как легко она научилась видеть все этим особенным образом — одним стремительным взглядом впитать в себя все детали. Часы, проведенные с Гревиллом над картинами со сложными сценами и большими группами людей, когда требовалось запечатлеть в уме мельчайшие подробности, изучение мнемоники для запоминания целой кучи ничем не связанных между собой предметов — все это обеспечило ей уверенность, что стоит окинуть место действия одним внимательным взглядом, и она заметит все самое главное.

Леди Лессингем стояла в стороне от толпы. Аурелия и раньше думала, что та выглядит очень впечатляюще, но сейчас так и вовсе казалась павлином в полном оперении среди более скромных и незаметных английских кур. К ее абсолютно черным волосам была пришпилена мантилья, а соблазнительно пышная фигура была затянута в эффектное платье из кружев цвета кофе со сливками.

Аурелия пошла к дамам, улыбаясь и отвечая на приветствия то наклоном головы, то рукопожатием.

— Леди Лессингем, как поживаете? — Они пожали друг другу руки. — Кажется, вас не было в городе, я вас недели две не видела.

— Я уезжала за город, леди Фолконер… о, позвольте поздравить вас! — чуть шепелявя, произнесла леди Лессингем и захлопала ресницами, искусно обмахиваясь веером. — Такая неожиданность. Это правда… ну, про побег? Как романтично!

— Мы подумали, что лучше всего провести очень скромную церемонию, — спокойно ответила Аурелия. Она уже начала привыкать к вопросам, от которых попахивает скандалом, и вполне приноровилась отражать их, но они ей очень надоели. Аурелия уже дождаться не могла, когда привычные дни удивления сменятся чем-нибудь другим. — Так вы говорите, что были за городом?

— О да… нянчилась с одним из моих соотечественников. — Графиня с легкостью отвлеклась, чтобы заговорить на излюбленную ею тему. — Он так болел после очень тяжелого путешествия — едва успел бежать из Испании, варвары буквально наступали ему на пятки. — И вздохнула, прикрываясь мантильей.

— Графиня Лессингем… наш дорогой испанский друг… вы так добры к своим соотечественникам! — объявила Эдит, похлопывая леди по руке своими обтянутыми шелковой перчаткой пальчиками. — И так желанны в нашем кругу! Бедняжка король Карлос… вынужден был оставить трон из-за этого чудовища… — Она благовоспитанно содрогнулась.

— Я так рада, что встретила вас здесь, леди Лессингем, — тепло произнесла Аурелия, взяла графиню под руку и ловко увела ее в сторону от дам, стоявших рядом с камином. — Меня очень интересует ваша страна, а до сих пор мне не удалось задать вам хотя бы часть из многих назревших вопросов. Прошу вас, расскажите мне о Мадриде. Должна признаться, я давным-давно мечтаю увидеть Прадо… это такой красивый дворец, судя по словам тех, кто его видел!

— Да, верно… — Графиня тяжело вздохнула, взяла с блюда на боковом столике какой-то липкий засахаренный фрукт и пустилась в бесконечное описание мраморных скульптур, фресок и картин в королевском дворце.

Как только Гревилл попросил ее поближе познакомиться с графиней, Аурелия постаралась, как можно больше узнать про испанские традиции и искусство и теперь могла задавать достаточно толковые вопросы и сочувственно бормотать слова утешения, когда ее собеседница рассказывала про свои утраты. Через какие-то пятнадцать минут графиня настояла, чтобы Аурелия называла ее донна Бернардина, и объявила хозяйке дома, что ее партнершей по игре в карты непременно должна стать дорогая леди Фолконер.

Может, Гревилл и не думает, что две искусные победы в один день — это большое достижение, размышляла Аурелия, подкидывая туза своей партнерше, но сама она считает именно так. Донна Бернардина действительно прекрасно играла в карты. Они отлично дополняли друг друга и к концу дня стали едва ли не лучшими подругами.