— Вот и я того же мнения.

После ужина Пилат послал раба за Корнелием, но его нигде не нашли. Утром к Пилату пришел цирюльник, и Пилат во время бритья начал диктовать письмо, сообщая о своем решении «привести в чувство» иудеев. Вдруг появился Корнелий.

— Ты опоздал на целых двенадцать часов, центурион. Где ты был вчера?

— Если б наместник заранее сказал мне, что я понадоблюсь…

Пилат лишь отмахнулся с добродушной улыбкой: этим утром он проснулся в хорошем расположении духа.

— Где практиковался в греческом, центурион?

Корнелий сдержанно улыбнулся в ответ.

— Сирийские женщины, господин, просто несравненны, вы уж простите за откровенность.

Как-то раз центурион сказал Пилату, что одной женщины слишком много, а двух — недостаточно. Поэтому и решил брать сразу по трое и теперь очень доволен.

— Все до единой, или у тебя есть любимое трио?

Цирюльник даже перестал водить лезвием по щеке, с любопытством косясь на огромного центуриона.

— У меня свой любимый конек, господин. Вино здесь сносное, а женщины — выше всяких…

— …похвал, — закончил за него Пилат. — Да. Но теперь всякий раз, уходя к своим женам, будешь оставлять адрес, Корнелий, чтобы наместник не заставлял ждать своего императора. Возьми три центурии и отправляйся в Иерусалим. Вы должны поднять императорский штандарт над главным входом во дворец царя Ирода. Если я правильно помню план, стоит он точно напротив храма, так что каждый желающий увидеть бога пустыни будет знать, что за ним в это время наблюдает живой бог.

— Слушаюсь, господин.

— Передашь Каиафе письмо, скрепленное печатью, где сказано, что в случае, если в городе вдруг начнутся волнения по этому поводу, ты получил приказ распять Анну и всех его сыновей. А затем разъясни это каждому сотому жителю, вне зависимости от возраста, пола и достатка.

— Слушаюсь, господин.

— А еще ты скажешь Каиафе, что, согласно нашей религии, мы почитаем образы всех живых существ. Если захочет обсудить этот вопрос со мной, пусть приезжает и захватит с собой своего переводчика. У нас они на исходе.

— Будет сделано, господин.

Над Северной Атлантикой

6–7 октября 2006 года

Мэллой загрузил в ноутбук все, что прислал ему Гил Файн, намереваясь ознакомиться с информацией во время перелета в Цюрих. Материалы были из разных источников, некоторые в электронном виде, другие — в распечатке. Подобные сведения нашлись бы в хорошей библиотеке два десятилетия тому назад, но для этого пришлось бы просидеть там несколько недель, пользуясь «Справочником читателя» и ксерокопируя тысячи страниц. Выборка показывала, что отечественные службы безопасности уже провели основную работу по Николь Норт, Джонасу Старру и Дж. У. Ричленду. Примерно в половине статей о Ричленде телепроповедник выставлялся активным поборником нравственности. Достаточно нашлось и саморекламы Ричленда, причем облеченной в форму новостей. Ценной информации нашлось немного, в основном там, где о жизни проповедника рассказывали его враги. Любопытные факты.

Несмотря на широкую известность, высокий статус и связи в верхах, он попадал в пикантные ситуации, правда давно, в молодости. Обсуждалось то время, когда Ричленд начинал карьеру священника, но и в этих историях из прошлого не было ничего такого, что не могли бы забыть и простить люди. Кто же не был молодым?

И тем не менее сведения оказались интересными. Получалось, что Ричленд начал свою карьеру еще в шестнадцать, открыв небольшую частную лавочку, где давал представления. Он взывал к адскому пламени и насылал проклятия, лечил рак, исцелял хромых, возвращал слепым зрение. В девятнадцать Дж. У. Ричленд продал свое заведение и взял в аренду церковное помещение в центре Форт-Уорта. Какое-то время дело его процветало. Прихожане разгуливали по церкви, болтали о том о сем, пели все ночь напролет. А потом, если верить людям, знавшим его в те времена, как-то вечером после службы в кабинет к Ричленду явилась целая делегация из молодых мужей и отцов средних лет и предложила проповеднику попробовать себя на поприще военной службы. Идея пришлась Ричленду по душе: буквально на следующий день он записался в армию. А через девяносто дней оказался во Вьетнаме.

Согласно воспоминаниям самого Ричленда о том времени, следующие несколько лет были отданы изучению мирского. Враги его называли кое-какие имена. И уж конечно, не обошлось без марихуаны и порядочного количества спиртного. А в ряде источников упоминались кокаин, амфетамины и нескончаемый поток партнеров по сексу, причем особое пристрастие Ричленд почему-то испытывал к замужним женщинам. В армии он любил похваляться подвигами, которые вытворял в своей «лавке чудес», юными девушками и молодыми женами, нуждавшимися в «особом утешении». И все подшучивали на эту тему.

Исполнив свой гражданский долг и с почестями выйдя в отставку, он поступил в один из колледжей в Форт-Уорте. Оценки были не блестящие, но проходные. А образ жизни — все тот же. По признанию самого Ричленда, он в то время достиг дна. И вот однажды, полупьяный, заглянул в небольшую церквушку. Некогда он сам выступал в такой же, но был тогда слишком молод, чтобы ценить свой дар. Даже зная правила игры — а в тот момент для него это было не больше чем игра, — он не обладал иммунитетом против такого искушения. Пока священник проповедовал с кафедры, сидевший в заднем ряду Дж. У. Ричленд рыдал как ребенок.

Таков был долгий путь Ричленда обратно к вере. Год спустя он встретил женщину, на которой женился, а затем поступил в христианский колледж. На семинарах он блистал красноречием, придерживался менее радикальных догм. Затем вернулся в церковь, где его теперь уже не осаждали возмущенные мужья, напротив, не было и намека на нечто непристойное. Похоже, что возвращение на кафедру священника было для Ричленда актом обращения в истинную веру.

Его служение было отмечено даже некоторой долей изысканности, если верить людям, которые в этом разбирались. Он уже не исцелял хромых, не лечил рак, не возвращал зрение слепцам, не проводил ночных служб. Ричленд заручился широкой поддержкой среднего класса, формировал крайнее важные союзы с людьми, которые обеспечивали хорошую финансовую поддержку прихода.

И что самое важное, он с самого начала сумел подружиться с отцом Николь Норт. Николас Норт помог Ричленду выйти на кабельный канал телевидения в начале семидесятых, позволив ему встать вровень с Джимми Сваггертом, Джимом Беккером, Пэтом Робертсоном и Джерри Фолуэллом.

Поначалу Ричленд был не слишком популярной фигурой на телевидении, но после того, как Сваггерт попался на связи с какой-то проституткой из Нового Орлеана, а Джимми Беккер угодил за решетку, рынок немного освободился, и Ричленд не преминул воспользоваться этим. И если целый ряд проповедников, в том числе Пэт Робертсон и Джерри Фолуэлл, политизировали евангелистское движение, Дж. У. Ричленд твердо следовал своей линии и делал совсем обратное. Стратегия его оправдалась в начале девяностых, он был назван человеком десятилетия, и его снимок впервые появился на обложке «Тайм». Ричленд стал кумиром домохозяек. С началом нового тысячелетия он отменил зарок не заниматься политикой. Это наводило на некоторые размышления, поскольку прежде Ричленд отказывался присоединяться к силам, нуждавшимся в его поддержке. Он определенно был наделен недюжинным чутьем.

В самых последних материалах о Ричленде речь шла в основном о его болезни и смелом решении отказаться от услуг врачей. Если верить наиболее внимательным критикам его новой книги, Ричленд вернулся к идее раннего своего проповедничества, провозглашал, что врачи не нужны, если есть вера. Высказывалась тревога по поводу отрицательных эффектов подобной упрощенной догмы, но в целом средства массовой информации отнеслись к Ричленду с удивительным сочувствием, что, несомненно, было вызвано уверенностью в близкой кончине священника.

Обратившись к досье Джонаса Старра, дяди Николь Норт, Мэллой увидел совсем другую картину. Основатель Библейского института Норт-Старр провел всю жизнь, занимаясь археологическими раскопками; официально эту миссию называли «поиском подтверждений библейской истории». Любопытным показался и тот факт, что на протяжении довольно долгого времени членом совета директоров института был не кто иной, как Дж. У. Ричленд. И Джонас Старр имел самое непосредственное отношение к возвращению проповедника из небытия.