— Корбо набирал членов ордена из самых знатных семей Франции… а также из людей талантливых, выдающихся. Уайльд вполне соответствовал второму определению. Его популярность, мастерство писателя, а также увлечение декадансом делали его весьма подходящей кандидатурой.
— Но разве он не должен был поклясться молчать?
— Если верить его биографу, Уайльд просто обожал тайны, но при этом не слишком умел их хранить. Кроме того, рассказывая Биллу Ланди о картине и о том, как она вдохновила его на написание «Портрета Дориана Грея», он уже знал, что скоро умрет. Ему нечего было терять, и еще, думаю, он понял, что за человек был тот Корбо.
— Шарлатан?
— Настоящее чудовище. Тамплиеры с самого начала глубоко интересовались оккультизмом. Согласно официальным обвинениям, выдвинутым против этого ордена, они даже приносили в жертву младенцев. Не думаю, что на самом деле доходило до этого, но они проводили весьма сомнительные ритуалы. Видите ли, дух может вселиться в человека двумя путями. Временно — это наиболее частый случай, — когда душа умершего входит в тело живого человека и может вещать через него. Более долгое обладание имеет место, когда с помощью черной магии человек начинает верить, что он или она и есть умерший. В этих случаях душа живого изгоняется, чтобы вместо нее в тело мог вселиться призрак. Когда маг оживляет тело, дух возрождается к жизни во плоти жертвы, где и остается. Покинувшая тело душа бродит неприкаянная между жизнью и смертью.
— Вы что же, верите во всю эту чушь?
— Душу ребенка можно забрать множеством разных способов, мистер Мэллой. И для этого вовсе не обязательно применять магию. Думаю, что рыцари-храмовники Корбо облекли процесс в мистическую форму. Они похищали ребенка, воспитывали его, заставляли верить, что в сердце его живет дух тамплиера. Корбо с раннего детства был обучен различным магическим ритуалам. Его соблазняли и манили тени и странные звуки, его мучили воспоминания о том, как тело его сгорает живьем. В нем рос и развивался вкус к власти и желание отомстить предполагаемым врагам. Кроме того, в его руках находился подлинный прижизненный портрет Христа. Так почему же не поверить, что именно в Корбо вселился дух Жака де Моле?
— Хотите сказать, что воспитатели заранее обрекли его на безумие?
— Из психопатов получаются отличные генералы.
— Давайте договоримся так. Я согласен на связь с тамплиерами и частично на то, что вы рассказали мне о Корбо. Пусть я не верю во все это, главное — верит он. Но есть сомнения в том, что представляет собой этот портрет Христа. Так вы говорите, что человек, ставший впоследствии первым царем христианского Иерусалима, приехал в Эдессу и нашел это изображение?
— Сведения о том, что такая картина существовала в Эдессе, подтверждена независимыми источниками. Это не просто теория.
— Но это еще вовсе не означает, что работа аутентична. Это может быть икона первого века. Ничто не связывает портрет Христа с Понтием Пилатом, за исключением легенды.
— Есть два источника, утверждающие, что портрет Христа, «написанный не человеческой рукой» — что бы это ни означало, — еще в первом веке попал из Иерусалима в Эдессу и перешел во владение царя Эдессы Абгара. Еще одну ссылку мы находим у Иринея. Упоминание о портрете Христа, заказанном Пилатом, когда «Христос еще ходил среди людей».
— Но что представляют собой эти… материалы? Они появились на несколько веков позже.
— Ириней пишет о временах, наставших через полтора столетия после распятия.
— Да, мелочь, конечно. Что такое два столетия для историка и летописца?
— Согласен. Времени прошло много.
— Особенно с учетом того, сколь коротка жизнь человека.
— Уайльд говорил о картине как о «портрете Христа, принадлежавшем Понтию Пилату». Не знаю, почему он так называл ее. Но если следовать логике, думаю, что узнал от деда Корбо.
— Который, в свою очередь, услышал эту сказку от тамплиеров. Позвольте спросить кое о чем.
— Пожалуйста.
— Зачем Пилату вдруг понадобилось заказывать портрет Иисуса?
— В ряде восточных традиций было принято считать Пилата и его жену святыми — потому что они защищали Христа от евреев.
— У Пилата была жена?
— Смотрите Евангелие от Матфея. Жене Пилата приснился сон, что муж ее собирается казнить невиновного. И она написала мужу, умоляя не делать этого.
— И все равно не понимаю: почему Понтий Пилат заказал портрет человека, которого он распорядился казнить?
— Не знаю, ничем не могу тут помочь. Известно лишь, что картина старше любой другой легенды об истинном образе Спасителя. Это не означает, что подобный образ существует, но много людей верит этому. Ну и, наконец, вера в то, что именно Пилат распорядился написать картину, — это так к вере для вас. Если вы хотите его сделать.
С этими словами Бранд съехал с дороги и направился к территории небольшого частного аэропорта. Ангар был заперт, свет не горел.
— Ну вот и прибыли, — сказала Кейт. — Если хотите передохнуть и поспать хоть немного, теперь самое время. Встать завтра надо в четыре утра.
— Приятно слышать, — пробурчал в ответ Мэллой.
— В ангаре есть койка. — Она протянула ему ключи. — Так что располагайтесь, чувствуйте себя как дома.
— А как же вы?
— Мы поставили палатку в лесу, примерно в миле отсюда.
Глава 10
Кесария
Лето 29 года н. э.
Сенатор Публий Вителлий прибыл в Кесарию на торговом судне, облаченный в тогу простого гражданина. Пилат узнал о его пребывании в городе, только увидев бумаги с восковой печатью, на которой был оттиск кольца вельможи. Узнав об этом, наместник сразу отменил все утренние встречи.
В молодости Вителлий был другом Германика, позже — самым доверенным его генералом. После смерти принца — многие считали, что заказчиком тут выступил Тиберий. — Римская империя оказалась на пороге гражданской войны. Вместо того чтобы распалять толпы и собирать легионы под своими знаменами, Вителлий выбрал мирный выход из ситуации, чем избавил Тиберия от обвинений. И одновременно заставил ответить перед судом человека, которого, по мнению многих, Тиберий послал убить принца.
Вскоре после этих событий Вителлий стал преданным союзником Тиберия. За это генерал удостоился великой чести: он поселился на вилле рядом с дворцом императора на острове Капри. Впрочем, несмотря на это, близкими друзьями они так и не стали. Тиберий был слишком хитер и осторожен, чтобы открыться человеку, лучшего друга которого он обрек на смерть. В Риме люди могли вести общие дела ко взаимной выгоде, но при этом никогда не забывали о пролитой крови.
Пилат познакомился с Вителлием, когда командовал эскортом, охранявшим останки Германика на пути из Брундизия в Рим. Путешествие длилось месяц, и за это время мужчины говорили лишь дважды, но этого оказалось достаточно, чтобы Вителлий оценил потенциал молодого офицера. Вернувшись в Рим, он использовал все свое влияние, чтобы Понтий Пилат продвинулся по карьерной лестнице.
Несмотря на протекцию, которую оказал ему в свое время Вителлий, Пилат вовсе не жаждал встречи с сенатором. Мало того, он многое отдал бы, чтобы не видеть этого человека снова.
— А ты неплохо устроился, наместник, — любезно заметил Вителлий, когда оба они оказались в кабинете Пилата, что рядом с большим залом.
Со дня их последней встречи Вителлий сильно постарел. Волосы поседели, и весь он как-то потускнел, но характер этого человека, судя по всему, не изменился. Он был по-прежнему напорист, хитер и опасен.
Пилат никак не мог понять цели приезда Вителлия в Иудею, а потому ответил на первый же вопрос со скромностью лояльного государственного чиновника:
— Я всегда стремился лишь служить Риму, сенатор.
— Это хорошо, наместник, поскольку Риму нужны только преданные слуги.
Обычно за таким замечанием неизбежно следовал приказ пожертвовать жизнью, и Пилат ощутил, как по спине пробежал холодок.