Гален потирает нос. Эмма не узнала его, так как держалась вдали от воды все это время. Если бы поблизости были Сирены, они не почувствовали бы ее присутствия ранее. Он качает головой.

— Кто-то знает о ней. Мне нужно идти туда прямо сейчас.

Она одна. Ее мама на ночной смене. Нарастающий страх сковал его плечи и стал комом в горле.

— Тораф, тебе нужно идти к Грому. Сегодня. Прямо сейчас. Ты должен найти Паку прежде, чем этот незнакомец доберется до Эммы.

— Дочь Джагена? Что у нее общего с Эммой?

Гален встает.

— Джаген заявил, что Пака обладает Даром Посейдона. Если это правда, то я должен убедиться, что она сможет стать парой Грому, вместо Эммы. Но этого может не случиться, если кто-то — кем бы он ни был — доберется до Эммы раньше, чем ты найдешь Паку.

— Гален...

— Я знаю, это выстрел наугад. Но ведь это не менее невероятно, чем дар Эммы. И это единственная надежда, которая у меня есть.

Тораф кивает, когда до него доходит смысл его слов.

— Хорошо. Если она жива, я найду ее, Гален. Клянусь, я найду.

— Если и есть кто-то, кто может это сделать, то это ты. И отправь Рейну ко мне, прежде чем уйдешь.

Быть круглой отличницей — еще не значит быть в здравом уме. И я не исключение. Мама уже успела вызвать ремонтников, когда я поняла — пар в душе означает, что вода нагревается, а я не чувствую этого из-за своей грубой кожи Сирены. Все, на что меня хватает — это придумать историю для детского садика. Почему-то, мама в нее верит, не смотря на то, что ей приходится оплатить ложный вызов сантехника, так как девочка-подросток попросту тратит их время и бензин.

Все это ведет к моей новой теории — удар по голове активировал мои инстинкты Сирены. Похоже, все перемены в моей жизни начались именно с этого момента. Больше, чем просто удар головой. Что бы не произошло той ночью со мной у Галена дома, — мошки перед глазами, головокружение — похоже, они завершили процесс. Та ночь была началом и концом для многих вещей.

Впервые я задержала дыхание дольше, чем олимпийский чемпион. В последний раз приняла горячий душ. Впервые я смогла видеть в кромешной тьме на глубине. В последний раз я поверила Галену. Впервые я почувствовала другую Сирену. В последний раз я ненавидела Рейну. В первый и в последний раз я пробила головой ветроустойчивое стекло. Если продолжить этот список, длиной он будет с побережье Джерси.

Также, как и список причин, почему я не должна ждать встречи с ним в школе. Но я ничего не могу с собой поделать. Он уже прислал мне три смс-ки этим утром: "Могу я заехать за тобой по пути в школу?" и "не хочешь ли позавтракать?" и "ты вообще получаешь мои СМС?" Все во мне кричит "ДА" на все сообщения, но гордость требует сохранять молчание. Он назвал меня своей ученицей. Он стоял наедине со мной на пляже и сказал, что считает меня своей ученицей. Что наши отношения чисто платонические. А всем известно, что фактически это значит быть отвергнутой.

Ну, может я и его ученица, но это не помешает мне самой преподать ему пару уроков. Первый урок на сегодня — Игра в Молчанку.

Так что когда я вижу его в коридоре, я вежливо киваю и прохожу мимо. Дрожь от слабого контакта с ним не проходит, а значит — он идет по пятам. Я успеваю добраться до своего шкафчика прежде, чем он хватает меня за руку.

— Эмма.

От того, как он произносит мое имя, по всему телу пробегают мурашки, вплоть до мизинцев на ногах. Но я все еще держу себя в руках.

Я киваю и начинаю вводить комбинацию на замке моего шкафчика, потом открываю его у него перед лицом. Он успевает отскочить прежде, чем дверца даст ему по носу. Гален обходит меня, опирается на шкафчики и разворачивает меня так, чтобы я смотрела на него.

— Не очень-то вежливо.

Я поднимаю бровь и бросаю взгляд из серии "ты это начал"

Он вздыхает.

— Думаю, это означает что ты не очень-то по мне скучала.

О, есть столько вещей которые я могла бы вывалить сейчас. Что-то типа " По крайней мере, Тораф составил мне компанию" или "А тебя что, не было, да"? Или "Я и по учителю математики тоже не скучала". Но моей целью было не произнести ни слова. Так что я отворачиваюсь.

Я перекладываю книги и тетради из шкафчика в рюкзак. Я как раз вкладываю карандаш в домашку, когда он выдыхает просто у моего уха:

— Так твой телефон не сломан! Ты просто не отвечала на мои сообщения.

Раз закатывание глаз не издает никаких звуков, правила Игры в Молчанку остаются в силе. Поэтому я закатываю глаза, закрывая шкафчик. Я проталкиваюсь мимо него, а он хватает меня за руку. Ну, я и подумала, что наступить ему на ногу так же не нарушит правил Игры.

— Моя бабушка умирает, — вываливает он.

С самого начала он застал меня врасплох. Как я могу продолжать играть после такого? Он никогда не вспоминал о своей бабушке раньше, точно также, как я — о своей.

— Ой, мне так жаль, Гален, — я с сочувствием пожимаю его руку.

Он смеется. Вот осел.

— Просто она живет в кондоминиуме в Дестине и ее предсмертная просьба — познакомиться с тобой. Рейчел звонила твоей маме. Мы вылетаем в субботу днем, возвращаемся в воскресенье вечером. Я уже позвонил доктору Миллигану.

— Да что б меня.

* * * 

Я смотрю на Мексиканский залив из окна в нашем гостиничном номере. Сегодняшний шторм сделал пляж похожим на овсянку в сахаре — дождь покрывает рябью песок, делая его грубым. Из-за чертовой турбулентности, вызванной тем же штормом, Галену стало плохо в самолете.

Мельком я бросаю взгляд на безобразный двухместный диванчик, на котором он отсыпается, избавившись от чувства тошноты. Судя по его ритмичному храпу, крошечный диван не так уж неудобен, как кажется на первый взгляд. Конечно, если тебя тошнит так, словно из тебя собирается вылететь реактивная ракета — то наверное, это забирает так много энергии, что становится все равно, где ты позже рухнешь без сил.

Солнце садится, но у нас еще есть время до встречи с доктором Миллиганом в Дельфинарии. Он хочет, чтобы мы пришли после закрытия — так нам никто не помешает, и он сможет спокойно провести исследования. Есть еще пять часов.

Чтобы убить время, я переодеваюсь в мой купальник и направляюсь к пляжу, осторожно, чтобы не разбудить Галена. Он нуждается в отдыхе, и кроме того, мне требуется некоторое время, чтобы подумать. Плюс, дождь прогнал остаток туристов, так что не будет никаких свидетелей, если у меня вдруг вырастет плавник в неподходящее время.

Сорвав с себя рубашку, я устремляюсь к воде. Я не имею понятия, как близко я к тому месту, где умерла Хлоя. Я не узнала окружающие нас отели, но место, которое зарезервировала для нас Рейчел, намного роскошнее, чем жилье, снятое родителями Хлои и приходившееся им по карману. Но какая разница. Хлои здесь нет.

Как и меня. В том смысле, что я уже не та Эмма, которую она притащила сюда. Не та, кто следовал за ней по пятам в школе, как белая тень. Не та, кто стоял в сторонке, в паре футов от нее, пока Хлоя, словно пчелка с цветка на цветок, перелетала от одной компании своих знакомых к другой. Я была просто серой, невзрачной тенью.

Интересно хватило бы во всеохватывающей личности Хлои места для новой, улучшенной Эммы. Эммы, которая врала собственной матери, чтобы запрыгнуть в самолет с едва знакомым парнем-рыбой. Эммы, стоящей по пояс в воде без тени страха. И Эммы, для которой проще учинить драку, чем ей воспрепятствовать. Может, "улучшенная" не совсем правильное слово, чтобы описать новую меня. Возможно, "другая" будет ближе. Возможно, даже беспристрастнее.

Влажность настолько высока, что в ней можно просто утонуть. Я жду, что в любую секунду польет дождь и смешается со слезами, бегущими ручьем по моим щекам. Да уж, не такая и беспристрастная.