Небо над нами неизменно оставалось пастельно-голубым, лишь иногда меняя оттенки для разнообразия. Зрение напрягалось от яркого света дня в сочетании с блеском песка, но одновременно и усиливалось, превращая мои глаза во входные ворота для потока картин окружающего пространства.

Я начала ценить, а не воспринимать как должное способность ощущать обновление после ночного сна, возможность утолить жажду всего несколькими глотками воды; я стала ощущать целую гамму оттенков вкуса — от сладкого до горького. Моя прежняя жизнь постоянно учила меня заботиться прежде всего о том, чтобы не потерять работу, обезопасить свои сбережения от инфляции, приобрести недвижимость и накопить средства на старость. Здесь же единственной нашей социальной гарантией был непрекращающийся дневной цикл от рассвета до захода солнца. Меня поразило, что самая социально необеспеченная раса в мире не страдает от язвенной болезни, гипертонии и сердечно-сосудистых заболеваний.

Я начала видеть красоту и единство всего живого в его самых странных проявлениях. Клубок из двух сотен змей, каждая толщиной не более окружности моего большого пальца, извивался, словно живой орнамент на музейной вазе. Я всегда ненавидела этих животных. Но сейчас смотрела на них как на необходимое звено в природе, как на существа, необходимые для выживания каждого из нас. К змеям, по моему мнению, так трудно относиться с любовью, что они стали объектами искусства и религиозного поклонения. Когда-то я и представить не могла, что можно есть копченое змеиное мясо, не говоря уже о живых змеях, но наступило время, когда мне пришлось питаться именно таким образом. Я выучила, сколь ценной может быть влага, содержащаяся в любой пище.

За месяцы пути мы испытали все крайности местного климата. В первую ночь я использовала выделенную мне шкуру как подстилку, но, когда ночи выдавались холодными, она превращалась в мое одеяло. Большинство людей спали на голой земле, в объятиях друг друга. Они зависели от тепла тела ближнего гораздо больше, чем от костра, тлеющего рядом. В самые холодные ночи зажигали несколько костров. В прошлом племя странствовало с прирученными динго, которые помогали людям охотиться и делились с ними по ночам своим теплом. Отсюда пошло выражение «трехсобачья ночь».

Иногда по вечерам мы ложились на землю по-особому, в круг. Это помогало лучше использовать наши покрывала, а также хранить и передавать друг другу тепло. Мы выкапывали в песке канавки, клали туда слой горячих углей, а затем присыпали их сверху песком. Часть шкур укладывалась на землю, а остальными накрывались. Каждая канавка приходилась на двух человек. Наши ноги сходились в центре круга. Помню, как, уткнув руки в подбородок, вглядывалась в простор неба надо мной. Я чувствовала сущность этих чудесных, чистых, невинных и чутких людей, окружавших меня. Этот круг душ в форме цветка маргаритки, с крохотными костерками между каждыми двумя телами, должно быть, великолепно смотрелся с высоты.

Казалось, люди племени лишь слегка касаются друг друга кончиками пальцев ног. Но с каждый днем я постигала все больше и больше, что их сознание извечно соприкасается с сознанием всего человечества.

И только теперь я начала осознавать, почему они столь искренне полагали, что я — Искаженная. И в свою очередь преисполнялась благодарности за предоставленную возможность пробуждения.

Тот день начался примерно так же, как и любой другой, и я даже не предполагала, что нас ожидало впереди. Правда, мы позавтракали, что уже само по себе было необычно. За день до этого во время перехода мы набрели на огромный мелкопористый камень, который можно было использовать как мельничный жернов. Эту огромную глыбу овальной формы, очевидно, тащить было бы слишком тяжело, и мы оставили ее для тех путников, которым посчастливится найти семена или зерно. Женщины размололи стебли растений в муку, потом они добавили в нее соленых трав и воды и слепили лепешки, напоминавшие оладьи.

Мы обратились лицом к востоку и поблагодарили за все полученные благословения; мы направили нашу ежедневную признательность царству пищи.

Один из младших мужчин племени занял место в центре круга.

Сегодня ему предстояло выполнить особое задание. Он раньше всех покинул лагерь и убежал вперед. Мы двинулись в путь вслед за ним. Спустя несколько часов Вождь остановил нас и упал на колени. Все собрались вокруг, а он стоял так, вытянув руки вперед и плавно поводя ими. Я спросила Ооту, что происходит. Он жестом показал мне, чтобы я сохраняла молчание. Никто не разговаривал, лица были напряжены.

Оота сказал мне, что лазутчик, ушедший вперед, посылает нам сообщение. Он убил кенгуру и испрашивал разрешения отрезать его хвост.

До меня наконец дошло почему мы всегда перемещались молча. Эти люди общались между собой в основном при помощи телепатической связи. И я была этому свидетелем. До меня не доносилось ни звука, но люди обменивались сообщениями на расстоянии двадцати миль.

— Почему он хочет отрезать хвост? — поинтересовалась я.

— Потому что это самая тяжелая часть кенгуру, а он очень слаб, чтобы нести животное целиком. Кенгуру выше его, а он говорит, что вода, которую он пил по дороге, оказалась испорченной, и у него начался жар. У него пот капает с лица.

Телепатическое сообщение было отправлено. Оота сообщил, что сейчас нужно устроить привал. Несколько человек принялись выкапывать большую яму для мяса, которое должен был принести юноша. Остальные стали готовить лекарство из трав под руководством Лекаря и Целительницы.

Несколькими часами позже к нашему лагерю подошел молодой человек с выпотрошенным кенгуру без хвоста. Распоротое брюхо кенгуру было как бы зашито заостренными палочками. Кишки животного служили веревками, связывающими четыре лапы вместе. Он нес сотню фунтов мяса на голове и плечах, истекал потом и был явно нездоров. Я наблюдала, как племя занялось его лечением и приготовлением пищи.

Сначала кенгуру держали над открытым огнем. Запах горящей шерсти повис в воздухе, словно смог над Лос-Анджелесом. Голову отделили, а кости ног сломали, чтобы удалить сухожилия. Затем тушу опустили в яму, выложенную со всех сторон горячими углями. Небольшую емкость с водой поставили в угол ямы, из которой торчала вверх длинная тростинка. Сверху навалили хворост. Изредка в течение нескольких часов шеф-повар наклонялся над дымом, дул в тростинку, разбрызгивая воду внутри ямы. Тут же появлялся пар.

К началу трапезы прожарилось только несколько дюймов верхнего слоя мяса. Я сказала, что хочу нанизать свою порцию на палочку, как шашлык, и поджарить мясо как следует. Они тут же изготовили некое подобие вилки и подали ее мне.

Тем временем молодому охотнику оказывали медицинскую помощь.

Для начала ему дали выпить настой из трав. Затем, вынув из глубины ямы холодный песок, они сделали что-то вроде холодного компресса на ноги. Как мне объяснили, если удастся направить жар из его головы в ступни, температура тела нормализуется. Это выглядело весьма странно, но лихорадка действительно спала. Травы также оказались действенным средством для предотвращения болей в желудке и расстройства кишечника, которыми должно было закончиться выпавшее на его долю тяжелое испытание.

То было впечатляющее зрелище. Если бы я не видела все собственными глазами, поверить было бы трудно, особенно в реальность телепатии. Я поделилась своими чувствами с Оотой.

Он улыбнулся:

— Теперь ты понимаешь, каково аборигенам, которые впервые в жизни оказываются в городе и видят, как вы бросаете монету в телефон, набираете номер и начинаете беседовать с родственниками. Нашим людям это представляется совершенно невероятным.

— Да, — ответила я. — И то и другое хорошо, но ваш способ явно лучше здесь, где нет ни денег, ни телефонов-автоматов.

Телепатическая связь… Мне казалось, вряд ли кто поверит в нее у меня на родине. Общество, в котором я жила, с легкостью соглашается, что люди, населяющие нашу землю, жестоки, но с трудом верит, что есть среди них и те, кто не отягощен расизмом, кто живет в гармонии с остальными, поддерживает ближних, видит и ценит их уникальные способности, уважительно относится к их талантам.