Вихрь ненадолго стихает — изо рта Ареса доносятся слова:

— Гермес, все знают, что ты — трепло. Сейчас ты не скажешь, а завтра об этом аэды споют.

Он снова начинает втягивать в себя воздух. Цепи Гефеста, приковавшие Гермеса к ложу, натягиваются и звенят.

Геката стоит с загадочной улыбкой на губах, и непонятно откуда взявшийся ветер треплет одежду всех трёх её тел.

— Не надо! — кричит Гермес, у него не хватает духу на это смотреть. — Не надо! Я ничего не скажу, клянусь! Я ничего не скажу, не спою, не напишу и даже не нарисую, клянусь Стиксом! Я буду служить тебе…

Красиво очерченные губы Гекаты раскрываются для одного слова:

— Дурак.

— Согласен, — глумливо ухмыляется Арес, и вихрь из его рта захватывает и тащит Гекату вперед.

В бездонную пасть войны.

— Владыка вернётся, — шепчет Геката, она всё же теряет самообладание в метре от алчущей пасти. — Владыка вернётся! Владыка вернётся! Владыка Аид…

Два призрачных тела исчезают в бездонной пасти, третье следует за ними. Гермес в ужасе закрывает глаза — наверно, он будет следующим. Но ветер, несущий всё и вся в бездну, почему-то стихает.

А жаль. Психопомп не уверен, что вправе жить.

— Давай, — хрипит он.

— Зачем? — глумливо хрюкает Арес — Ты же поклялся Стиксом служить мне.

Да, так всё и вышло. Арес не придумал ничего лучше, как заставить Гермеса замаскироваться под Гекату и следить в таком виде за Персефоной. И ведь сообщницам своим не сказал! Как, собственно, они и не сказали ему про «шлем-невидимку».

Арес едва не лопнул от злости в первый же день, когда узнал, что Персефона пытается разыскать Аида. Кажется, он всё-таки боялся его, своего подземного дядю. Настоящего Владыку Подземного мира. Владыку по праву, а не из-за нелепой записи в свитке мойр.

Когда столетние поиски увенчались успехом, Гермес оказался между Аидом и собственной клятвой Стиксом. Выдумывать, лавировать, изворачиваться и ждать — когда же он перейдёт черту, когда холодные чёрные воды Стикса сомкнутся над его головой? И тихо ненавидеть проклятого Ареса, и отчаянно бояться смерти, и ждать, пока война поглотит ещё кого-то из тех, кого он знал и любил.

Не будь он таким бестолковым трусом, нарушил бы клятву в первый же день. Пошел и рассказал бы обо всем Персефоне — может, тогда Геката не снилась бы каждую ночь. С чего бы ей сниться клятвопреступнику?

Нет. Гермес ощущал себя трусливым ничтожеством. Он панически боялся окунуться в воды Стикса, он отчаянно хотел жить — и проклинал себя каждый раз, когда видел в зеркале прозрачные глаза Гекаты.

Зачем, ну зачем он её в это втянул? Пошел бы плакаться Гере — на Олимпе бы Аресу спасибо сказали. Хотя не рискнул бы он её жрать — кишка тонка.

Где, кстати, Гера?..

Кажется, Гермес слишком глубоко погрузился в свои мысли и упустил что-то важное.

Гермес завертел головой — царица богов, с неприступным видом восседавшая на своем троне, куда-то исчезла.

Психопомп поправил вуаль на центральном теле и нашёл глазами лицо Аполлона:

— Не знаешь, где Гера?

Аполлончика явственно передёрнуло (не то из-за упоминания о Гере, не то из-за интереса Гекаты как такового).

— Она пошла навестить отца в его покоях, — выдал красавчик после некоторых раздумий.

Гермес презрительно усмехнулся — из его недоговоренностей можно было сложить отдельную песнь. Аполлончик нервно вздрогнул от этой усмешки — видимо, вспомнил, что богиня колдовства увлекается ядами — и расщедрился-таки на подробности:

— Ну, тут какая-то нимфа все выспрашивала, как попасть в покои отца, и Гера это услышала.

Гермес мысленно обозвал Минту идиоткой и выскочил из тронного зала.

Его проводили недоумённым взглядом — Геката никогда не выскакивала, её движения всегда оставались плавными, грациозными, а тут буквально, как выражался Аид, «с места в карьер»! Но Гермесу совсем не улыбалось объяснять Владыке, почему он бросил Минту на растерзание ревнивой царице богов.

До покоев отца Гермес добрался за десять минут. Едва вписавшись в нужный поворот, с ходу рванул тяжелую позолоченную дверь… и замер, оглушенный воплем:

— Куда ты её спрятал?!

Дверная ручка выскользнула из его пальцев; дверь тихо скрипнула и вернулась на положенное место.

Гермес увидел достаточно. Можно было забирать Минту и возвращаться на пир — или нет, в Подземный мир, где ждет новостей Аид. Его однозначно заинтересуют сведения о том, что Зевс жив, и даже почти в порядке.

Почти.

Гермес подумал о прикованном к ложу Зевсе, потом о Гере, с дикими воплями рыскавшей под этим ложем в поисках неведомой нимфы, и непроизвольно ускорил шаг.

Минта

Вдоволь натанцевавшись, Минта разузнала, как добраться до покоев эгидодержавного Зевса, глотнула вина для храбрости (за вино отвечал Дионис) и отправилась «на дело». Но то ли вино оказалось чересчур крепким, то ли покоев на Олимпе было чересчур много, то ли инструктировавшие Минту хариты всегда ходили к Владыке Олимпа кругами, но факт остается фактом — нимфа блуждала по дворцу третий час, а нужные покои всё не находились.

Минта уже дважды забредала к решившему отдохнуть после пира Гефесту, и с каждым разом вырваться от него было всё труднее. В первый раз она провела у него час, а во второй раз — уже полтора, плюс добрую четверть часа она потратила на то, чтобы убедить олимпийского кузнеца отпустить её к Зевсу.

Гефест был уверен, что к Зевсу Минте нельзя, там Гера, и вообще, Владыка Олимпа в последнее время слегка не в себе. Конечно, он может провести её к нему не вызывая подозрений, но потом. Завтра.

А нимфе хотелось сейчас. Гефеста, большого и доброго, тоже немного хотелось, но Зевса больше — все же Владыка Олимпа! Интересно было бы сравнить его с Аресом. Ну и, конечно, задание Аида — кто-то же должен его выполнять? На замаскированного Гермеса надежды не было никакой — с чего вдруг Гекате лезть к Зевсу?

К исходу третьего часа Минта наконец-то мобилизовала свою сознательность, в очередной раз вырвалась из объятий недовольно ворчащего Гефеста и вновь бросилась осматривать покои и пугать влюбленные парочки в поисках Зевса.

По пути она попыталась придумать запасной план на случай внезапного столкновения с Герой, но не успела.

Царица богов попалась раньше — аккурат возле роскошных золоченых дверей, прямо-таки намекающих на то, что внутри — покои самого Владыки Олимпа.

— Как твоё имя, дитя?

Прекрасное величавое лицо царицы богов было спокойно, но в серо-синих, похожих на затянутое тучами небо глазах, явственно читалось желание разорвать «дитя» на десяток маленьких нимф.

— М-минта, — пискнула Минта, бочком-бочком отодвигаясь от Геры. — Я Гефеста ищу.

— Гефеста? — промурлыкала Гера. — Мои служанки сказали, что ты искала Зевса.

Минта вжалась в стену, пытаясь просчитать, успеет ли она превратиться в траву и удрать.

— Разве простая нимфа может надеяться на то, что к ней снизойдёт сам Владыка Олимпа? — выдала она после некоторых раздумий.

Высокий лоб Геры прорезала чуть заметная морщинка. Царица богов явно считала, что Владыка Олимпа мужчина нетребовательный и обожает снисходить ко всем без разбору.

Воодушевлённая её молчанием, Минта продолжила:

— Я хотела найти Гефеста, чтобы тот передал Владыке Олимпа, что ему угрожает страшная опасность!

— Да неужели? — насмешливо уточнила Гера.

Ее прекрасные глаза, немного прояснившиеся при упоминании Гефеста, вновь затянуло дымкой, и Минта поняла, что царица окончательно перестала ей верить. Похоже, слова про «страшную опасность» оказались лишними.

Богиня щёлкнула пальцами и повелительно сказала служанкам:

— Позовите Гефеста! Он, должно быть, у себя в кузнице.

— Н-нет, он отдыхал в покоях рядом с покоями Афродиты, — сказала Минта. — Я только что, ну… была там.