— А теперь поговорим о деле, — сказала Персефона, когда они освободились от оков и совместными усилиями разбудили Амфитриту.

— В первую очередь нужно найти и спасти Посейдона, Зевса и остальных, — сонным голосом предложила Морская Владычица. — А потом, объединенными силами, напасть на Концепцию.

— А это зависит от того, чем сейчас занимается Афродита, — возразила Персефона. В её голосе чувствовалось нескрываемое раздражение. Кажется, подруге тоже хотелось броситься на спасение (кого, Зевса, что ли?), но она сдерживалась. — Пока мы их спасаем, она может претворять в жизнь Концепцию. Или, может, уже — и придётся тебе, Геката, срочно дорабатывать своё зелье.

— Зелье? — переспросила охотница. Она откровенно не понимала, что это за зелье, и чем оно может помочь, если Афродита реализует свой план, доберется до свитков Судьбы и перепишет их так, как ей хочется.

— Потом объясню, — отмахнулась Персефона. — Это наш запасной план. Так что с Афродитой?..

— Если она приступила к реализации Концепции сразу после того, как мы заперли вас в чулане, — прикинула Артемида, — значит, она будет занята ещё не меньше шести часов. Афина составила очень сложный ритуал на крови и ихоре Владык, там одна подготовка занимает часов двенадцать. Ну, вы знаете этот её перфекционизм. Надо учесть то, учесть се, положения звезд, ветер, погоду, а то вызовет не все свитки и останутся ещё мужики, кроме нее.

— В каком это смысле — «кроме нее»?! — вскинулась Гера.

Остальные потрясенно молчали, и Артемида решила пояснить:

— Когда Афродита перепишет все свитки скопом, она возьмёт свой собственный, сделает себя Владыкой Олимпа и припишет себе фаллос. Чтобы, так сказать, быть единственным мужчиной и в качестве своей милости давать всем возможность оставить потомство. И тем самым держать в узде всех непокорных. Чтобы те, кто не хотят повиноваться, не имели возможности зачать.

— !!!!!!

Под взглядом шести пар круглых глаз (три пары из которых принадлежали Гекате) Артемиде стало не по себе. И план строительства великого женского царства, царства без мужиков, войн и насилия, вдруг начал казаться действительно… несколько странным.

— Это ж что надо принять, чтобы до такого додуматься, — выдохнула Геката. — Мне такое не сварить!

— А, может, на эту тему есть какое-нибудь пророчество? — предположила Гера. — Вроде того, из-за которого Арес сожрал Макарию?

— Ни за что не поверю, что подобный идиотизм может быть в пророчестве! — отрезала Персефона. — К тому же, как я помню, пророчество с Аресом было последним.

— Последним, — подтвердила Артемида. — Аполлон говорил, что это последнее пророчество Эллады. Но ведь не все же должно быть распланировано в пророчествах, разве нет?

Присутствующие согласились с тем, что подобное тяжело запланировать в пророчестве; Артемиде же стало не по себе. Как, впрочем, становилось каждый раз, когда она вспоминала Аполлона. Но на этот раз неприятное ощущение схлынуло в мгновение ока — что ж она, в самом деле? Если раньше её смущало то, что её брат должен был стать женщиной, то теперь, если все получится, он как раз женщиной и не станет.

Охотница принялась рассказывать о том, что конкретно собирается сделать Афродита, и как можно ей помешать, а остальные, исключая снова заснувшую Амфитриту, внимательно слушали и вносили в планы свои коррективы. Рассказ постепенно увлек Артемиду, и охватившее было чувство неловкости схлынуло окончательно.

— …мы месяц стригли единорогов…

— … три девственницы пожертвовали свои волосы…

— зелье должно кипеть минимум десять часов…

— … символы на мертвом языке…

— …пламя из кузницы Гефеста…

— … потом добавляем немного крови Владыки…

— Стой! — резко оборвала её Персефона. — Ты говоришь, кровь?

— Кровь, — кивнула Артемида. Потянулась, с неудовольствием глядя на низкий потолок чуланчика, и продолжила. — Кровь и ихор Владык. Афина считает, что это важно. Зевс, Посейдон и Аид правят Небом, Морем и Подземным миром, поэтому ихор Владык даст власть переписывать судьбы богов, титанов, нимф, нереид, океанид и т. д. А чтобы переписать судьбы смертных, нужна частичка смертности, понимаете? И эту смертность нельзя добавить извне. Кровь Владыки должна нести её в себе.

Артемида принялась рассказывать, что, по словам Афины, они с Афродитой уже пробовали варить это зелье. Причем дважды, и каждый раз проблемы начинались именно на стадии добавления крови. Ихор Владык у Афродиты был набран под конец Титаномахии — позаимствовала повязки от ран — правда, совсем немного, и на эти две попытки он ушёл весь. В первый раз они взяли кровь какого-то смертного, и та не пожелала смешиваться с остальными ингредиентами. Вместо того, чтобы приобрести особые свойства, варево пошло хлопьями и расслоилось. Во второй раз они позаимствовали кровь полубога, одного из многочисленных сыновей Зевса. Варево снова оказалось нестабильным — та самая частичка смертности упрямо не хотела взаимодействовать с остальными ингредиентами. Но на этот раз сторонницы Концепции имели счастье полюбоваться на готовое зелье, которым можно было писать в свитках Судьбы, целых десять секунд. Правда, с таким трудом добытый ихор ушёл весь, потому как Афина с Афродитой предприняли вторую попытку чисто наудачу, они не рассчитывали на какой-то результат и не подумали, что ихор нужно экономить. Даже мудрая Афина — та сначала и не думала о какой-то Концепции и варила зелье просто ради эксперимента.

Вдохновленная удачей, она снова принялась за расчеты и вычислила, что если не добавлять кровь смертного, а исхитриться сделать так, что та самая частичка смертности уже будет в ихоре одного из Владык, зелье будет стабильным не меньше часа. А, может, и больше. За час можно столько напереписывать! К тому же, опять-таки рассчитала Афина, если свитки богов и прочих условно-бессмертных нужно открывать по одному, то со смертными можно и пачками, чернила прожгут их насквозь все до единого, сколько ни положи. А если времени не хватит, оставшихся мужчин придётся просто перебить.

То есть, по сути, главное — смешать ихор трёх Владык с частичкой смертности. А все эти сложности с компонентами, с многочасовым приготовлением и длинными заговорами, нужны в основном для стабилизации зелья. По словам Афины, если все сделать правильно, у Афродиты будет от двух до четырех часов. Должно хватить на всех мужиков, сколько их ни есть, и ещё немного на мелкие изменения, ну что там Афродите в голову придет.

— Поэтому вы решили поймать какого-нибудь Владыку и сделать его смертным, — ледяным голосом сказала Персефона.

— Задачка не из легких, не правда ли? — чуть виновато улыбнулась Артемида, и добавила, что если Афину больше всего волновал сам процесс, ее, Артемиду, завербовали под предлогом создания царства без мужиков, то Афродита как-то сразу нацелилась править Олимпом. Пожалуй, Артемиде уже тогда следовало понять, что это не самая лучшая идея, но думы об угнетении женщин не давали ей мыслить здраво. Это теперь, когда она наглядно увидела воплощение по воле Афродиты самого страшного кошмара любой девушки — изнасилования — у нее, наконец, открылись глаза.

— Ну, в первый раз это было в разы ужаснее, — несколько смутилась Персефона. — Сейчас, конечно, тоже приятного мало, но у меня это явно не «самый страшный кошмар».

— Ну да, ты же не в первый раз невинности лишаешься, — хихикнула Гера, и Артемида отчего-то снова вспомнила ту нимфу. Как там ее? Минфа? Минта?

Стараясь отделаться от неприятных ассоциаций (еще бы они были приятными, они с Афиной же превратили бедняжку в траву), охотница снова вернулась к рассказу.

Итак, задача стояла нетривиальная. Им следовало сделать одного из трёх бессмертных Владык смертным.

Был, конечно, у них и альтернативный вариант. Нужно было найти какого-нибудь многообещающего смертного и сделать его Владыкой. Правда, тогда существовал риск, что этот смертный обретет божественность, но какая-то крошечка смертности всё равно должна была остаться. Она, смертность, вещь трудноистребимая.