– Могу проводить вас до нашей деревни, я как раз оттуда, – он махнул рукой, – и, если пожелаете, останетесь у меня. Мы с женой живем не сильно богато, но накормить и дать кров над головой усталому путнику всегда сможем.

О! Чуть не бросилась обнимать доброго дяденьку.

– Вы несказанно добры! Это как раз то, что нужно! Если я вас не стесню.

По дороге в деревню мы познакомились. Мужчину звали Тихон, он был местным кузнецом. Дома его ждали жена, трехлетняя дочь, сынишка девяти лет и семнадцатилетняя племянница, дочка покойного старшего брата и его супруги, погибших позапрошлой зимой на заснеженном тракте. При упоминании о девочке голос Тихона слегка дрогнул. Я решила не спрашивать ни о чем, пока мы не попадем в дом, после чего я, возможно, пойму, что случилось.

Поля и деревья остались позади, постепенно мы вышли на утоптанную дорогу и приблизились к воротам деревни. Тихон перекинулся несколькими словами с привратником и свернул на одну из улочек. Я с любопытством оглядывалась по сторонам. Низкие деревянные дома с яркими ставнями на окнах кое-где соседствовали с каменными строениями. В каждом дворе были свой сарай, огород, слышалось блеяние и квохтанье самой разнообразной живности, что создавало неповторимую атмосферу, присущую небольшим поселениям.

Дом Тихона был каменным, одноэтажным. К нему, насколько я рассмотрела, примыкала кузница. На пороге стояла кроха в голубом платьице и с любопытством глядела на нас. При виде дочери, такой же огненноволосой, как и отец, лицо Тихона снова осветила улыбка.

– Даюшка, здравствуй! – Мужчина подхватил девочку на руки, расцеловал в пухлые щечки и покружил. – Папку ждешь?

– Неть, – ответило рыжее чудо, радостно хихикая в сильных руках отца.

– А кого? – спросила я, мне тоже было любопытно. А еще уютно и радостно внутри. Счастье, которым лучились эти двое, было так ощутимо, что можно было потрогать руками.

– Неть, – повторила девочка, хитренько щуря голубые глазки.

– Дайна, ты с кем там разговариваешь? – На пороге появилась румяная темноволосая женщина в платье с закатанными высоко рукавами и в переднике. Руки были перепачканы в муке, на щеке тоже след от муки.

– Это мы. – Тихон с дочкой на руках поцеловал жену, нежно отерев ладонью ее измазанную щеку. – Пироги печешь?

– Да. – Глаза этих двоих были наполнены такой любовью, что мне стало неудобно: появилось эдакое растрепанное нечто и нарушило идиллию.

– Тарина, у нас сегодня гостья. – Тихон показал на меня, я кивнула и улыбнулась. – Аррлея путешествует в Айнору, некрасиво заставлять человека искать ночлег так поздно.

– Конечно. – Женщина забрала притихшую дочку с мужниных рук и приглашающее махнула рукой в сторону открытой двери. – Проходите, милая, вы, видно, устали с дороги?

Я в очередной раз подивилась их гостеприимству. Незнакомого человека в своем доме редко когда принимали настолько радушно.

Я умылась в бочке с водой на заднем дворе, пока никто не видел, привела магией в порядок волосы и уселась ужинать с семьей. Все оказались рыжими: и маленькая Дайна, и сын хозяев Милен, и бледненькая болезненная Фиана – племянница Тихона. Атмосфера за столом царила семейная, дружелюбная, но чуть портили впечатление печальные взгляды, которые Тарина и ее муж изредка бросали на племянницу. Девушка была тоненькой и изящной, с тяжелой золотистой косой до пояса. Под серыми глазами залегли глубокие тени, в сочетании с молочно-белой кожей создававшие ощущение фарфоровой хрупкости и надломленности.

Я объелась домашними пирогами до отвала. Пожелав спокойной ночи гостье, хозяева разошлись по разным комнатам, что немало удивило меня. Тихон со спящей Даюшкой и Миленом ушли в хозяйскую спальню, Тарина с Фианой скрылись в детской, смежной с кухней, где мое уставшее тельце уже возлежало на теплой печи. С мыслью о том, что все это в крайней степени непонятно, я провалилась в сон.

Всю ночь я прометалась в бреду. Восстановление магического резерва требует очень много сил, но мне чудились крики и приглушенные стоны, полные мучений и нечеловеческих страданий. Чувствовала, как холодный пот струйками стекает по моему лицу, но не могла вырваться из липких объятий кошмаров. И уже с рассветом, когда в кухне послышались осторожные тяжелые шаги Тихона, я наконец справилась с собой и резко села на постели. Хозяин замер, не донеся до рта глиняную кружку с водой. От вчерашнего счастливого мужчины, который кружил в объятиях дочь, целовал жену, ласково гладил по голове сына и племянницу, осталась бледная копия. В потемневших глазах стояли слезы.

Резким движением откинув одеяло, я, как и была в ночной рубашке, решительно двинулась в детскую, отпихнув по пути Тихона. Распахнулась дверь, открывая моему взгляду душераздирающую картину. У постели Фианы сидела заплаканная хозяйка, которая прикладывала в момент моего вторжения ко лбу девочки мокрый компресс. Сама же девушка стонала и извивалась на кровати, как будто ее трясли незримые руки. Под моим изумленным взглядом она вдруг изогнулась неестественной дугой, касаясь кровати лишь головой и ногами, затем бессильно упала на простыни. И тут я догадалась перейти на магическое зрение, чуть попятившись обратно из комнаты оттого, что происходило передо мной.

Над тоненьким телом девочки нависла темная тень, очертаниями напоминавшая женскую фигуру. Тень крепко держала Фиану за голову призрачными руками. Я зарычала. Тварь, которая высасывала жизнь из девочки, называлась ханошши. Дух женщины, покончившей с собой из-за предательства любимого человека. Она прицеплялась к жертве и обычно вытягивала за неделю ее жизненные соки. Теперь все стало ясно: и болезненный вид Фианы, и темные полосы в ауре Тихона, и измученное лицо его жены, уставшей от ночных дежурств у постели больной племянницы.

Снова оттолкнув стоявшего за спиной хозяина, я бросилась к своей сумке. Несколько секунд копалась, рыча про себя ругательства, потом достала тонкий серебряный нож с костяной рукояткой и стандартный травяной сбор от нежити низшего класса.

– Тарина, в сторону! – крикнула я женщине, разрывая зубами бумажную упаковку с травами.

– Что ты делаешь? – Она смотрела на меня несчастными мокрыми глазами, но в то же время выполнила указание отойти.

– Я магичка. Не мешай.

Широким движением рассеиваю травы в сторону затихшей ханошши, выкрикивая формулу овеществления. Нежить задергалась, низко завыла, но не отцепилась от жертвы. Травяная пыль тонкими струйками опутала фигуру, словно веревками. Не успело затихнуть последнее слово формулы, как тень пошатнулась, отскочила от тела девочки и стала плотной, материальной. Это мне и требовалось. В один прыжок настигнув ее, я вонзила в черное тело серебряный кинжал. Ханошши взвыла дурным нечеловеческим голосом и распалась туманом, от которого через мгновение не осталось и следа.

Я перевела дыхание, обернулась к застывшим на пороге хозяевам.

– Как давно продолжается ее «болезнь»? – Кивок в сторону затихшей, бледной девушки.

– Пять дней. – Голос Тарины дрожал, она прижималась к обнимавшему ее Тихону. Из соседней спальни тихонько прокрался Милен и молча стоял на пороге позади родителей. – Она вернулась с вечерних гуляний грустная, и с той ночи мы почти не спим.

Тарина всхлипывала, муж гладил ее по волосам и спине, с надеждой глядя на меня.

– Вам повезло. Еще пара дней, и ханошши выпила бы ее до дна. У вас случались самоубийства среди женщин за последний год?

Хозяева переглянулись.

– Да, почти год назад утопилась в реке дочка нашего портного, но с тех пор не происходило никаких странностей.

– Ладно, я задержусь в вашей деревне до обеда, постараюсь узнать, кто мог сделать такое с Фианой. Не волнуйтесь, – внимательно посмотрела на обоих, укрыла девушку одеялом и выпроводила всех присутствовавших из детской, закрыв за собой дверь, – с ней теперь все будет в порядке. Это уже обычный сон, он пойдет ей только на пользу. Перед уходом я сделаю настойку, которая поможет быстрее устранить последствия ее болезни.