На ступенях возле входа остались только Кер и парочка ребят, которые спасали меня в лесу.

– Привет! – Я высунула нос из плаща, когда Даррен снял меня с лошади и поставил на землю. – Мы уже знакомы, не так ли? Я Аррлея. Здравствуй, Кер!

– Здравствуй, Лея! Рад тебя видеть! Как твое здоровье?

Я слегка покраснела: во время любовных игр в лесу мы с Дарреном совершенно забыли о том, что вообще-то бок тревожить еще нежелательно, в результате чего пришлось останавливать кровь из одной раскрывшейся раны.

– Все прекрасно. Эй, мы же не договорили! – Это я уже возмущенно вопила рыжему негодяю, который бесцеремонно подхватил меня на руки и потащил в замок.

– Аррлея теперь будет жить со мной, еще наговоритесь, – буркнул полководец опешившим подчиненным.

Эх, долго он меня на это уговаривал. С одной стороны, строить коварные планы удобнее, когда он поблизости, но для этого надо сосредоточиться хоть на секунду, что в его присутствии было просто нереально. Рядом с ним я могла только наблюдать широко распахнутыми глазами, как он неторопливо идет ко мне, водит кончиками пальцев по моей вспыхивающей коже, дрожать, чувствуя его дыхание на своей шее, терять сознание от наслаждения в его объятиях. И как тут работать?

Зов судьбы действовал не так страшно, как в Ольмии. Почему – не знаю, возможно, наша гибель с Дарреном тай Ши как-то ослабила неразрывные цепи рока. Но все равно добровольно оторваться от его губ – самая сложная задача в моей жизни.

Дни шли. Жители замка, который был хоть и небольшим, но укрепленным не хуже королевской цитадели, привыкли к моему присутствию, а с некоторыми я даже подружилась. Женщины постарше начали было судачить о возможной свадьбе, пока я не появилась на людях в безрукавке и без привычных наручей. Серебряные гравированные браслеты осуждающе сияли в лучах утреннего солнца. Сплетницы подавились словами. А Даррен поднес мою руку к губам и поцеловал у всех на виду. В общем, все складывалось довольно неплохо. Я обменивалась знаниями с замковой травницей, помогала лекарю лечить нескольких раненных на тренировках воинов, «училась» держать в руках меч под присмотром Кера, к которому Даррен, кстати, безумно ревновал. Глупый.

Сам же возлюбленный по прошествии нескольких долгих, наполненных страстью и жадными поцелуями дней стал уделять мне все меньше времени, возвращаясь к привычному ритму жизни, когда он выполнял огромное количество королевских поручений. На заре он убегал на плац: как раз прибыла новая группа новобранцев, сменив уже более-менее обученных вояк, которых отправили на полевые учения вблизи столицы, так что командир ровнял и строил молодежь. И только ночью я владела им безраздельно. Мне было мало.

Я отчаянно скучала. И просто по нему, и по своему лесному одиночеству. Так что на двадцатый день Первой луны, когда любимый объявил, что должен на неделю отлучиться, я радостно сообщила ему, что на время его отсутствия вернусь к себе в лесной домик.

– Но почему?

– Мне скучно.

– Тут ты среди моих людей и в безопасности!

– Зато там я одна, могу вернуться к тишине, своим зельям и травам. И дома я тоже в безопасности!

Он обещал подумать, я куснула его за ухо. Он перекинул меня через плечо и под мои громкие, возмущенные, совершенно неискренние вопли протеста потащил в спальню. Наутро Даррен отбыл с отрядом, а я на лошади из его конюшни отправилась домой. Мы условились, что через неделю я вернусь и встречу его на ступеньках замка. Времени оставалось все меньше.

Я жарко натопила печь, так что находиться в кухне было практически невыносимо. Огонь – моя стихия, мне было хорошо, вот только лед внутри все не таял. Я засунула в печку небольшую серебряную коробочку, дождалась, пока металл раскалится, голыми руками достала вещицу из огня и начала колдовать. Немного ырчуньего жира для основы, несколько ягод дикой малины для цвета и запаха, пара лепестков огненных коготков, чтобы мой любимый не устоял перед соблазном, немного пчелиного воска для улучшения текстуры. Из заветной тряпицы со дна сумки достала три сухих цветочка: синий миакрад, красный херцеяфф и белый диллмеой, в очень узких кругах известный как «смех мага». Растение, вызывающее необычайно прекрасные волшебные видения, самые радостные светлые чувства, когда от счастья сердце рвется в клочья. В прямом смысле. Это самый страшный яд, от которого нет спасения. Впрочем, как и от миакрада и херцеяффа. Эти цветы растут в трех крошечных мирах-близнецах, связанных между собой едиными вратами, где я бывала во время обучения. До сегодняшнего дня мне ни разу не приходилось пользоваться ими. Шаманы в одном из миров заставляли меня принимать настойки, вызвавшие привыкание к этой отраве: каждая содержала крошечную частичку всего лишь от одного лепестка (не смертельную, но опасную дозу). Я могла теперь не бояться действия яда, но забыть воспоминания о страшной боли в сердце, прорывающейся сквозь волшебный дурман видений, или онемение во всем теле и чудесный запах ванили – действие миакрада, или звучание колдовских мелодий, сопровождающееся обычно обширным кровоизлиянием в мозг (у меня месяц голова просто зверски болела) – действие херцеяффа… Все три цветочка я растолкла и добавила в смесь для помады. Один поцелуй, любимый, всего один поцелуй.

Приготовление волшебного состава заняло всю ночь, отняло немало магических и душевных сил, поэтому я проспала почти до следующего утра.

– Привет, Лиза, как вы?

Я наконец разблокировала кристалл связи. Подружка, которая явно собиралась обрушить на мою голову поток упреков, поперхнулась и даже довольно вежливо ответила:

– Мы в норме, кое-что нашли в старых архивах местной библиотеки, неплохой, к слову сказать. Что у тебя с глазами?

– Все в порядке, это пройдет. – Утром на меня из зеркала смотрела осунувшаяся, как после долгой болезни, девушка с красными глазами.

– Лея, тебе, случаем, не нужна помощь?

– Нет, – отрезала я.

– А о времени ты помнишь?

– Лизка, не выводи меня!

– Ну, так лучше. А то я уж было подумала, что ты переживаешь за объект.

Вот так, вторую половину моей души назвали безликим словом «объект». О своих чувствах к Даррену я умолчала.

– Лиза, я должна идти. Поцелуй за меня Кьена и не обижай мальчишку.

До возвращения Даррена оставалось пять дней. Два из них я провела в Сером мире, бездумно сражаясь с отражением, потом поспала несколько часов и принялась за последние приготовления. Достала из недр сумки незаконный амулет, купленный в Астане, пару минут подержала тонкую косточку в сложенных ковшиком ладонях, отдавая свое тепло и настраиваясь на колдовство. Мне предстояло создать чары запредельной сложности, объединяющие две силы – жизнь и смерть – в одном крошечном амулете, да так, чтобы сильный маг уровня Даррена не почувствовал присутствия магии. И я начала.

Существовало несколько заклятий, каждое из которых выполняло отдельную функцию. «Чары вампира» вытягивали жизнь из человека, на которого были наложены, перекачивая ее в колдующего. Таким образом, вся энергия жертвы оказывалась в заклинателе, усиливая его собственный резерв. Мне же предстояло перекрыть жизненную силу Даррена в амулете.

Следующий компонент – магия смерти, поднятие нежити. Например, ханошши идеально подходила для моих замыслов. Мертвяк сам по себе мне без надобности, из этого заклинания мне требовалась имитация ауры мертвого, холодные желто-черно-зеленые оттенки, специфический рисунок, отличавший мертвого от живого. Насколько я помню, без трупа тут никак не обойтись, но придется действовать методом проб. Об ошибках я старалась не думать, времени на них просто не было.

Последняя часть – «донор силы», способ вернуть истощенному магу способность колдовать в боевых условиях, когда поблизости нет источников сил. Как и банальное переливание крови, это представляло собой добровольную передачу энергии от колдуна к колдуну.

Я расставила на полу тринадцать черных свечей, горевших темным немигающим пламенем. Символы смерти. Кончиком серебряного ритуального ножа начертила пентаграмму, проверила, чуть подправила углы. Внутри пентаграммы начертила еще одну, звезду с шестью лучами, на остриях которых положила семена растений, косточки фруктов, морскую раковину, перо птицы, кожу змеи и прядь волос – символы жизни. Затем разделась донага, натерла тело специальной остро пахнущей смесью, легла в центр пентаграммы, положила на лоб пустой амулет так, чтобы концы кожаного шнурка лежали на полу, путаясь в моих распущенных волосах. И наполовину провалилась в Серый мир.