— Это обувь Саши Шмаровой, пропавшей в конце мая в Калапаевске, — догадался он, — на ней были сандалии местной фабрики.

— А при чем здесь лебяжий пух и перья? — развел руками один из милиционеров.

— Это фрагмент ее костюма, — подсказал Соболев. — По всей видимости, девочки изображали ангелочков. — И тут на мгновение он вдруг представил один из блоков этого шоу его бывшего мэтра. — Они спустились с неба, то бишь с вертолета, по веревочной лестнице. И были при этом без одежды, только крылья за спиной и белые сандалии. Это уже не «Иван Купала», а что-то совсем в другом роде, — закончил он и поймал себя на страшной мысли, что завидует мэтру.

Когда Жданов подъезжал к старокудринским дачам, ему сообщили, что Стацюра непонятным образом со своей дачи исчез.

— Осмотрите хорошенько забор, — приказал он по рации, — особенно ту его часть, которая выходит к лесу.

— Уже осмотрели, товарищ майор, — ответили ему, — каждую щель. Забор не вызывает сомнений.

— Не по воздуху же он ушел, черт возьми! — разозлился на своих подопечных Жданов.

Лидия Егоровна, бывшая жена Максимова, оказалась женщиной тихой и приветливой. Угостила незваного гостя чаем.

— Я ведь к вам по делу, Лидия Егоровна, — начал он.

— Да уж догадываюсь, по какому, — сразу опечалилась она. — Катенька, сестра Сережина, все по новой разворошила. Кары Божьей боится — все мы сейчас лицом к Богу оборотились. Да я разве против? Пусть все по справедливости будет. Только не запоздали ли вы с этой справедливостью — ведь она уже там семь лет томится?

«Эка она беспокоится о своей бывшей сопернице, — подумал Жданов. — А ведь та ее убить хотела!»

— У меня, собственно, один к вам вопрос, Лидия Егоровна. Кому из своих знакомых вы рассказывали о возобновлении дела?

— А что случилось? — встревожилась она. — Я многим рассказывала…

— Постарайтесь вспомнить всех. У нашего сотрудника украли копию дела. Сделать это мог только человек посвященный.

Она припомнила пять имен. «Вот болтушка!» — досадовал на нее Жданов.

— И Лешенька как-то заходил, — продолжала она, — ему я тоже сказала…

— Кто такой?

— Леша Лузгин — шофер Сергея Петровича.

— И часто он к вам заходит?

— Проведывает иногда…

Она проводила его до самой калитки и на прощание спросила:

— А девочку еще не нашли?

— Какую девочку?

— Мне Катенька вчера рассказала, будто украли дочку той, Лизоньку.

— Вы знали Лизу?

— Приходила несколько раз к сестре, к Ольге. Сначала волком на меня глядела, а потом подружились. Они даже на даче у нас один раз гостили — пирожков им напекла, как сегодня. — И, смахнув с глаза соринку, добавила: — Жалко девочку…

Отъезжая от дачи Максимовых, Жданов подумал: «Вот ведь женщина — зла не держит!» И все-таки что-то фальшивое, неприятное сквозило в ее облике и поведении. «Зачем она под конец завела разговор о Лизе? Ведь сестра Максимова все ей рассказала. Чтобы показать мне, какая она сердобольная? Или что-то за этим кроется?»

Его мысли прервала заработавшая рация:

— Товарищ майор, Стацюра вернулся на дачу точно так же, как исчез.

— По воздуху?

— Уж не знаем, что и думать! — В голосе докладывающего слышалась растерянность.

— Да спал, наверно, он в тени деревьев, — поэтично предположил начальник. — Мало ли места в саду, где можно от вас скрыться?

«Разгильдяи! — ругал он про себя своих подопечных. — Так вот уйдет из-под носа в самый последний момент, и поминай, как звали!»

Блюм не заехал вечером, как обещал, в лагерь «Восход». Решил, что есть дела поважнее, чем разборка с Эллой Валентиновной, у которой к тому же стопроцентное алиби на момент похищения чемодана. А значит, она к нему притрагивалась в другое время, о чем, конечно, Михаилу тоже было любопытно узнать, но пока не до того.

Женщины отужинали, по обыкновению, в девять, а в одиннадцать по установленной ими традиции выпивали по маленькой чашечке кофе. После этой незначительной дозы бодрящего напитка Лариса перед сном читала, а Элла — вязала. Но последние две ночи Тренина едва брала в руки книгу, как тут же «проваливалась».

На этот раз у Эллы Валентиновны ничего не вышло. Лариса краем глаза уловила, как та ей бросила в чашку таблетку, но промолчала.

— Эллочка, будь любезна, прикрой окно, а то комары нас сегодня замучают!

Доли секунды хватило, чтобы выплеснуть кофе в горшок с алоэ, но она еще минут десять делала вид, что смакует чудодейственный напиток, чтобы зоркая Элла не уличила ее в притворстве.

Забравшись под одеяло и едва раскрыв книгу, Лариса сомкнула веки. Сделала она это искусно: книга упала на пол, а Тренина даже не вздрогнула. Элла Валентиновна подняла книгу и положила ее на тумбочку. Однако Ларисе нелегко далась эта игра, потому что пришлось целый час делать вид, что она спит, да еще бороться с настоящим сном. Ровно час ее соседка по комнате безмятежно восседала на собственном ложе и орудовала спицами, но в двенадцать Элла погасила свет и вышла.

Лариса немедленно соскочила с постели и выглянула в окно. В слабом свете фонарей на Главной аллее она увидела бесформенную фигуру Эллы, неуклюжей походкой направлявшуюся к выходу из лагеря.

— Старая шлюха! — выругалась вслух Лариса. Она с ловкостью и быстротой курсанта военного училища натянула джинсы и просунула голову в майку.

Если бы она еще минуту помедлила, то могла бы ее упустить. Элла вышла за ворота, перешла дорогу и углубилась в лес по тропинке, ведущей к пирсу. «Освежиться решила? — попыталась угадать намерения подруги Тренина, неотступно следуя за ней. — Ради этого она бы меня не усыпила, а, скорее, взяла бы в компанию». Но Элла и не думала купаться. Не доходя до пирса, она свернула вправо и пошла вдоль берега озера. Ларисе стало сложнее скрываться за редко растущими прибрежными соснами. Пройдя метров двести, Элла остановилась и прислушалась. Ларисе показалась, что та засекла ее. Но вдруг услышала звуки скрипки. Скрипка играла в той стороне, куда направлялась Элла. «Что это? — удивилась Тренина. — Ночная репетиция? Элла дает «левые» уроки и хочет скрыть от меня свои настоящие доходы?» — такие вопросы задавала себе Лариса, и они казались ей невероятно абсурдными.

Звук скрипки нарастал, становился звонче. Мелодия показалась Ларисе знакомой, но что это было конкретно — она никак не могла вспомнить. «Что-то венгерское!» — успокоилась наконец Тренина. Там, к востоку от лагеря, куда, будто сомнамбула, двигалась Элла, находились болота, а перед ними заброшенный пирс. Озеро в том месте подернуто ряской, и туда никто давно не ходит купаться.

«Кто-то играет на пирсе», — догадалась Тренина. Ей показалось, что скрипач несколько раз сфальшивил. Еще через сотню шагов она поняла причину фальшивой игры — скрипачом оказался хрупкого телосложения мальчик, в котором она не сразу узнала Диму. Он стоял на заброшенном пирсе в одних плавках и отчаянно водил смычком по струнам. Элла при виде его сбросила с себя халат и осталась в чем мать родила. Она подошла к мальчику, стянула с него плавки. Дима продолжал играть…

«Какое мне, в конце концов, дело до ее сексуальных извращений? — успокаивала себя Лариса, возвращаясь домой. Сцена на пирсе ее немного удивила, но не настолько, чтобы бить в колокола. Она давно заметила, что у Эллы бзик на мальчиков. — Это ее личное горе, но пусть не подсыпает мне в кофе всякую дрянь! Сейчас приду домой и выброшу, к чертовой матери, эти поганые таблетки!» Она вдруг резко остановилась, потому что оказалась в самом центре Главной аллеи и ее мысли прервала всхлипнувшая трибуна. После нового всхлипа Лариса вскрикнула и бросилась наутек.

Как только Юра вошел в дом, накануне ставший ему родным, он сразу почувствовал тягостную атмосферу. Полина сидела в кресле в холле и курила. Он сосчитал количество окурков в пепельнице — их оказалось одиннадцать.

— Что случилось? — спросил Юра.