— Ничего, — обняла она его. — Я сильно скучала по тебе. Ждала и курила — беспокоилась, вдруг не придешь. — Глаза ее увлажнились, и Полина Аркадьевна призналась: — Юра, я так боюсь тебя потерять!

— Это вряд ли теперь возможно, — как-то туманно и не по-русски ответил он. — Но я вижу, что-то случилось! Ты меня не обманешь.

— Пойдем в комнату, — предложила она.

— Мне надо принять душ.

— Хорошо. Я разогрею ужин.

Вторая попытка узнать причину мрачного настроения Полины оказалась более успешной. Поужинав, они расположились возле телевизора, и она призналась, тупо глядя на экран — шел фильм с Аленом Делоном:

— Я сегодня хотела прибраться и нашла под креслом вот это. — Полина разжала кулак — на ладони у нее лежали часы в пластмассовом корпусе с песиком на циферблате. — Ты вчера повесил там брюки, и это выпало у тебя из кармана. Возьми, — протянула она ему часы. Он сжал ее пальцы, и она молча заплакала.

Юра убавил звук так, что Ален Делон теперь стрелял и бегал на экране под его медленный рассказ о первой встрече со стариком Калмыковым, об острове Страшном и о страшной находке на нем, а также под полный отчет о сегодняшнем дне.

— Какой ужас! — вдруг схватился за голову Соболев. — Мы с Мишкой оставили собаку Трофимыча привязанной к конуре. Она ведь сдохнет от голода и тоски!

Полина уткнулась ему в плечо.

— Привези ее завтра к нам — я давно мечтала завести собаку.

Уже в постели он рассказал ей о гибели Преображенской, о деле Максимова, о лысом шофере Лузгине, о шоу-бизнесе Авдеева, о пощечинах, которыми наградили Стацюру Преображенская и Аккерман, присовокупив к этому свои комсомольские воспоминания…

— Погоди-ка, — оборвала она его, — я, кажется, знаю этого человека. Он маленького роста, с бегающими глазками и с такой быстрой походкой, как у Чарли Чаплина?

— Точный портрет!

— Юра, ты сейчас упадешь. Я его вообще не знаю, но год назад дала ему по морде!

— Каким образом?

— Это случилось на презентации страховой компании «Амадеус». Я в единственном числе представляла нашу турфирму. Я не люблю все эти чванливые тусовки, но пойти в тот день было некому, а уклоняться от приглашения не принято. И вот в разгар торжества встает этот деятель и начинает упражняться в риторике. Надо отдать ему должное — языком он мелет не хуже Троцкого! Речь живая и остроумная. И все бы ничего, если бы не стал он вдруг цитировать «Майн кампф». А эти мудаки, бизнесмены наши, после каждой фразы ему аплодируют. И тут меня зло разобрало! У нас ведь в семье был культ фронтовика — деда, погибшего под Берлином. А как бабушка умерла, так я осталась единственной хранительницей его памяти, потому не выношу таких вещей! Я обошла вокруг стола и встала у него за спиной. «Господин Не Знаю Вашего Имени», — окликнула я его, он обернулся, и тут я ему врезала! В зале сразу воцарилась гробовая тишина. «Что это?» — почему-то спросил он, и его глаза остановились на мне. «Это майн кампф с такими подонками, как ты!» — ответила я и покинула сборище. Вслед мне раздалось несколько жидких хлопков — хлопали, видимо, независимые от этого деятеля бизнесмены.

— Ты при всех дала ему пощечину? — не верил своим ушам Юра. — И до сих пор жива?

— Думаешь, это все-таки он?

— Уверен. А помог ему Авдеев.

— А Ленчик?

— Ленчик тут ни при чем.

— А я, дура, вчера ему звонила и наговорила всяких гадостей!

— Бедный Ленчик, — пожалел его Соболев, — второй раз ему достается от этой мегеры Полины Аркадьевны! А между тем, скорее всего, благодаря Ленчику Стацюра тебя целый год не трогал. Наводил справки и боялся с тобой связываться. А как только ты Ленчика за дверь…

— Так сразу же появился Авдеев, — закончила она его мысль.

— Совсем Палыч скурвился! — произнес в сердцах Юра и услышал тихий стон. Полина уткнулась лицом в подушку и еле внятно бормотала:

— Что же они с ней сделали? Зачем они ее убили?

Он хотел ее успокоить версией Блюма. Ксюша, мол, жива — ее продали за границу, вероятно, в Мексику. Но Полина спросит: «Для чего?» И что он тогда ей ответит? Для шоу-бизнеса? Ерунда — она не поверит. А сам он знает, для чего? Страшно думать об этом! И не известно еще, что страшнее.

— Поля, — позвал он ее. Она оторвалась от подушки. Юра взял в свои ладони ее взъерошенную, с короткой стрижкой голову и покрыл нежными поцелуями мокрое от слез лицо.

В эту ночь, с воскресенья на понедельник, ни Блюм, ни Жданов не ложились спать. Они сидели в кабинете следователя на Главном проспекте и ждали машину, чтобы ехать в Нижнюю Кудринку.

— С этим делом могли бы и подождать до завтра, — сомневался Миша.

— Время не ждет, — возразил Вадим. — К тому же надо успеть до рассвета. Деревенская публика рано поднимается, а возбуждать всеобщий интерес не входит в мои планы.

Миша посмотрел на часы и подумал, что ровно неделя минула с того момента, как они с Ларисой увидели свечение над лесом и озером. Явление, казавшееся нереальным, инопланетного происхождения, теперь получило вполне конкретное объяснение. И вообще неделя была столь насыщена событиями, что с ночного шоу на острове Страшном, казалось, прошел целый месяц. За эту неделю они так много узнали — выявили почти всех участников этой драмы, кровавый шлейф которой тянется еще с убийства Максимова, поняли наконец мотивы преступления, так что упрекнуть их не в чем. Так Блюм защищался сегодня весь день от терзаний своей совести, на которую тяжким бременем легла смерть старика Калмыкова. «Хотел доказать шефу, что не зря он мне платит! Дурак! Засунь себе в задницу свое тщеславие!»

Его мысли прервал междугородный звонок. Жданов снял трубку.

— Алло!.. Привет!.. Понял. Подожди еще до завтрашнего вечера. Если не приедет, возвращайся. — Он положил трубку и объяснил: — Информация из Брянска. Буслаева не приехала на слет.

— Галка подалась в бега. Сделай-ка, Вадик, запрос к ней на родину — может, она решила спрятаться у родителей.

— Нелогично, — усомнился Жданов. — Я бы так не сделал. Чтобы еще и старики были в курсе ее грязных дел.

— Она, Вадик, женщина и потому может поступать нелогично.

В это время доложили, что фотография Лузгина, взятая из его личного дела, размножена и отправлена во все отделения милиции области.

Миша покрутил в руках фото и сделал вывод:

— Не похож. Хитрый, гад, — специально сфотографировался с усами, а потом их сбрил.

— В квартире у него устроили засаду, но он, видно, почуял — домой не вернулся.

— А может, тоже в бегах?

— Не исключено. Доложу завтра полковнику — пусть связывается с Москвой.

На кладбище прибыли в два часа ночи. Могилу воина искать не пришлось, потому что Жданов еще днем послал человека с таким заданием — он и указал. Пока рыли, Миша не выпускал сигареты изо рта — не любил подобных зрелищ. Сразу вспомнилось, как три года назад хоронил отца в слякоть и в дождь. Не уронил тогда и слезинки. Родственники шептались на поминках — Мойше, мол, черств, как прошлогодний пряник, не поплачет по родному отцу. А ночью его увезли на «скорой» с приступом печени…

С гробом возились недолго. Один из «гробовщиков» бросил, когда доставали: «Тяжеловат для останков-то!»

Крышку сбросили в два счета. Навели прожектор и отпрянули — в гробу на костях воина лежала девочка в бархатном камзоле семнадцатого века и в сапогах-ботфортах.

Рабочая неделя для Арсения Павловича Авдеева началась с неожиданности. В его контору с утра явились двое молодых людей весьма подозрительного вида. У одного на руке имелась татуировка «Жека», а у второго верхний ряд зубов весь был золотой. Авдеев сразу понял, с кем имеет дело. Молодые люди требовали денег, но не просто денег, а своих денег в сумме шестидесяти тысяч долларов, которые они два месяца назад отправили на счет его рекламного агентства с целью их обналичить.

— Все правильно, — подтвердил Авдеев, роясь в своих бумагах. Он вспомнил этих ребят, они действительно два месяца назад были у него. Их привел к нему коммерческий директор агентства и представил как своих друзей. Ребята предложили выгодную сделку — они перечисляют на счет агентства шестьдесят пять тысяч долларов, шестьдесят тысяч он переводит во Владивосток на счет тамошнего рекламного агентства, а пять тысяч остается на его счету, как процент со сделки. Такие комбинации Авдееву были не в новинку, но в основном дело касалось обналички, а не «перевалочного пункта». Но это его нисколько не обеспокоило. «Ребята хотят получить деньги во Владивостоке, — подумал он тогда, — не в кармане же им везти такую сумму». — Вот, — ткнул он их носом в бумаги, — деньги ушли от меня тридцатого апреля во Владивосток.