Они решали, надо ли этой ночью идти к Хлеву, чтобы показать нарнийцам ослика и попытаться объяснить им, что их одурачили, или идти на восток навстречу кентавру Рунвиту, который ведет помощь из Кэр-Паравела, а потом вер­нуться и сражаться с тархистанцами и Обезьяной. Тириану больше нравился первый план: ему была ненавистна мысль, что Обезьян будет продолжать запугивать его народ. Но с другой стороны, поведение гномов прошлой ночью послужи­ло предостережением. Невозможно было предсказать, что случится, даже если все увидят ослика. Еще больше ослож­няли дело тархистанские солдаты. Поджин думал, что их около тридцати. Тириан считал, что если нарнийцы станут на их сторону, то он, Алмаз, дети и Поджин (Недотепа в счет не шел) будут иметь шансы победить тархистанцев. Но если хотя бы половина нарнийцев – включая всех гномов – просто сядет и будет наблюдать или даже сражаться против них? Риск был слишком велик. И не следует забывать о призрачных очертаниях Таш. Что будет делать она?

Поджин сказал, что ничего плохого не случится, если Обезьян останется со своими проблемами еще на пару дней – ему же теперь некого выводить и показывать. Нелегко им с Рыжим будет придумать объяснение. Если звери ночь за ночью будут просить увидеть Аслана, а Аслан не выйдет, можно быть уверенными, что даже простаки удивятся.

В конце концов все согласились, что лучше всего пойти и попытаться встретиться с Рунвитом.

Удивительно, насколько все повеселели, как только при­няли это решение. И не потому, что кто-то из них боялся битвы (за исключением, может быть, Джил и Юстэса), но я осмеливаюсь сказать, что каждый из них в душе был рад не приближаться, хотя бы пока, к ужасной птицеголовой тва­ри, которая видимо или невидимо, появилась теперь у Хле­ва. Так или иначе, каждый почувствовал себя лучше, когда все пришли к единому решению.

Тириан сказал, что пора кончать с переодеваниями, если они не хотят быть приняты за тархистанцев и атакованы верными нарнийцами, которых могут встретить. Гном сде­лал жуткую на вид смесь из пепла и жира для смазки мечей и наконечников копий. Они сняли тархистанское вооруже­ние и пошли к ручью. Противная смесь пенилась, как самое мягкое мыло. Приятно было смотреть, как Тириан и двое детей стали на колени у воды и оттирали шеи, брызгая пе­ной. Они вернулись назад к башне с раскрасневшимися сверкающими лицами, у них был такой вид, словно они специально вымылись перед тем,как идти в гости. Теперь они вооружились как настоящие нарнийцы, взяв прямые мечи и треугольные щиты.

– Так-то лучше, – сказал Тириан. – Я снова чувствую се­бя человеком.

Недотепа умолял снять с него львиную шкуру, он жало­вался, что в ней слишком жарко и что она очень неприятно собирается в складки на спине и, кроме того, у него слиш­ком глупый вид. Но остальные убедили его, что он должен поносить ее еще немного, чтобы показаться в этой одежде остальным зверям, после встречи с Рунвитом.

То, что осталось от кроличьего и голубиного мяса, не имело смысла брать с собой, и они взяли лишь немного би­сквитов. Затем Тириан запер дверь башни, и – на этом кон­чилось их пребывание здесь.

Когда они отправились, был третий час пополудни, и это был первый день настоящей весны. Молодые листья были куда больше, чем вчера, подснежники уже сошли, но они увидели несколько первоцветов. Сквозь деревья проникал солнечный свет, пели птицы, и отовсюду доносился шум бе­гущей зоды. Не хотелось думать о таких ужасах, как Таш. Дети почувствовали наконец, что это настоящая Нарния. Даже у Тириана полегчало на душе, когда он пошел впере­ди всех, мурлыкая старый нарнийский марш с таким припе­вом:

За королем шли Юстэс и Поджин. Гном учил Юстэса на­званиям тех нарнийских трав, птиц и растений, которые тот еще не знал. А иногда Юстэс учил его их английским на­званиям.

За ними шел Недотепа, а за ним бок о бок Джил и Ал­маз. Джил, можно сказать, совершенно влюбилась в едино­рога и ей казалось (и это было недалеко от истины), что он – самый блестящий, деликатный и грациозный зверь из всех, которых она до сих пор встречала: он был так вежлив и так мягок в обращении, и если бы вы не видели его в бит­ве, вы бы с трудом поверили, что он может быть свиреп и ужасен.

– Как прелестно, – сказала Джил, – просто идти среди этой красоты. Мне бы хотелось, чтобы было побольше та­ких приключений. Какая жалость, что в Нарнии все время что-то случается.

Но единорог объяснил ей, что она ошибается, ведь сы­новья и дочери Адама и Евы попадают из их собственного странного мира в Нарнию только тогда, когда в Нарнии ка­кой-нибудь беспорядок. Но она не должна думать, что в На­рнии всегда беспорядок. Между их появлениями проходят сотни и тысячи лет, когда один король мирно сменяет дру­гого, и это происходит так долго, что вы с трудом можете припомнить их имена и сосчитать сколько их было, и труд­но решить, что стоит записать в летопись. Он продолжал рассказывать о былых королевах и героях, о которых она никогда не слышала. Он рассказал о королеве Лебедь, кото­рая жила еще до Белой Колдуньи и Великой Зимы, и была так прекрасна, что когда она смотрелась в лесное озеро, от­ражение ее сияло из воды, как яркая звезда, год и день по­сле этого. Он рассказал о зайце по имени Лунный Свет, с такими чуткими ушами, что когда он сидел у Котелкового озера, а рядом грохотал Великий Водопад, то мог слышать, о чем шепчутся в Кэр-Паравеле. Он еще рассказал ей, как король Ветер, который был девятым после Франциска, пер­вого из всех королей, поплыл далеко на восток и освободил от дракона Одинокие Острова и навсегда присоединил их к королевским землям Нарнии. Он рассказал о целых столе­тиях, во время которых вся Нарния была так счастлива, что единственное, что вспоминалось, это танцы, пиры и турни­ры, и каждый день и каждая неделя были лучше, чем пред­ыдущие. Он продолжал рассказывать, а в голове Джил тес­нились картины счастливых лет и тысячелетий, пока все это не стало похоже на вид с высокого холма на чудесную рав­нину, полную лесов, вод и нив, которая простирается так далеко, что края ее теряются в туманной дали. И она ска­зала:

– Я надеюсь, мы скоро победим Обезьяна и вернемся на­зад в эти добрые и обыкновенные времена. И я надеюсь, что эти времена продолжатся навсегда, навсегда, навсегда. Наш мир должен когда-нибудь прийти к концу. Возможно, у это­го мира конца не будет. Алмаз, разве не прекрасно, если Нарния будет продолжаться вечно, и все будет, как ты рас­сказываешь?

– Ну, сестрица, – ответил Алмаз, – все миры приходят к концу, кроме страны Аслана.

– Ну, я надеюсь, – заметила Джил, – что конец этого ми­ра будет еще через миллионы и миллионы лет… Эй, что это мы остановились?

Король, Юстэс и гном уставились на небо. Джил вздрог­нула, когда вспомнила, какой ужас они недавно видели. Но на этот раз ничего такого не было. Они увидели что-то ма­ленькое и черное на фоне голубого неба.

– Я ручаюсь, – сказал единорог, – что, судя по полету, это говорящая птица.

– Я тоже так думаю, – отозвался король. – Но вдруг она шпион Обезьяна?

– По-моему, сир, – ответил гном, – она похожа на орла Остроглаза.

– Не скрыться ли под деревьями? – спросил Юстэс.

– Ну, – возразил Тириан, – лучше стоять неподвижно. Он наверняка заметит нас, если мы будем двигаться.

– Смотрите! Он кружит, похоже, он увидел нас, – воск­ликнул Алмаз. – Он спускается вниз широкими кругами.

– Стрелу на тетиву, леди, – сказал Тириан Джил. – Но не стреляйте, пока я не скомандую, он может оказаться дру­гом.

Если бы они знали, что будет в следующий момент, они бы не так пристально наблюдали за грациозностью и легко­стью гигантской птицы, скользящей вниз. Орел сел на ка­менный утес в нескольких футах от Тириана, склонил украшенную гребнем голову и сказал со странным орлиным клекотом:

– Привет тебе, о, король.