В лесу царила глубокая тишина. Казалось, даже воздух оледенел от страшного холода. Луна, сверкая на безоблачном небе, заливала землю каким-то мертвым светом. Смутные очертания рысей, скользивших по снегу, казались в сиянии зимнего месяца бесшумными призраками, головы которых поворачивались то в одну сторону, то в другую, а глаза горели злобным огнем.
Но голод рысей был не призрачный. Зоркий взгляд самца заметил вдруг под одним из развесистых деревьев разрыхленный снег. Для менее острого взора эта мелочь не имела бы никакого значения, но для хищника она была ясным и безошибочным указанием. Быстро свернув со своего пути, самец прыгнул на подозрительное место и начал бешено разрывать его своими лапами. Не прошло и минуты, как он уже наполовину зарылся в снег, который был в лесу рыхлее, чем на полях, где бушевал ветер. Тщательно обнюхивая чутким носом след, тянувшийся к стволу дерева, зверь быстро подвигался вперед. Заметив его движения, рысиха подползла ближе и с завистью следила за своим супругом. Прошло еще несколько мгновений, и голова самца вынырнула из разлетавшегося во все стороны снега, держа в зубах огромного тетерева, яростно хлопавшего крыльями. Несчастная птица зарылась в сугроб, надеясь согреться, потому что на дереве было очень холодно. Тетерев бился в пасти рыси недолго; через минуту он был разорван на части.
Самка скрыла свою злость, прикинулась ласковой и подползла ближе к своему другу. Но тот не отличался галантностью, да и к тому же одного тетерева было недостаточно ему одному. Он глухо заворчал и сердито вытянул свою огромную лапу. Самка остановилась, жадно облизала губы и, повернув назад, бросилась вдруг с быстротой молнии к ближайшей сосне. До слуха ее донеслась испуганная возня ютившихся в ветвях подорожников, разбуженных ворчанием насыщавшегося зверя. Самка вонзилась своими железными когтями в кору дерева, предупредив таким образом птичек о своем приближении. Несмотря на быстроту рысихи, подорожники, крича от ужаса, ускользнули, прыгая с одной ветки на другую, пока не добрались до самых гибких, на которых тяжелая хищница не могла удержаться. Злобно фыркая от разочарования, рысь спустилась с дерева и продолжала поиски шагах в двадцати от своего супруга, кончившего тем временем свой ужин.
Прошло еще полчаса. Настроение рысихи испортилось окончательно. Ее бесил не только голод. Самец обманул ее, вкусно покушав у нее на глазах. Вдруг она прыгнула в сторону, перевернулась в воздухе и хлопнулась на землю, вытянув передние лапы и выпустив во всю ширину когти. Под засыпанным снегом кустом она увидела одним уголком глаза небольшую лесную мышь и с поразительной быстротой схватила свою добычу, которая только что собиралась скрыться в норке. Но мыши, которая оказалась такой же вкусной как и подорожники, рыси хватило, конечно, только на один глоток. Она облизала губы, искоса взглянула на мужа и поплелась дальше.
Медленно плыла луна по чистому небосклону. Тени деревьев и кустов становились постепенно короче. Звери подошли к просеке, недавно прорубленной дровосеками. Вдруг из-за пней, скрытых кустами, до хищников донесся скрип зубов. Рыси припали к снегу, и хвосты их злобно зашевелились. Отойдя друг от друга, они поползли с двух сторон к беспечному грызуну. Увидя его, они остановились. Это был крупный дикобраз, жирный, тепло одетый, равнодушный и к врагам и к морозу.
Звери хорошо знали, что эта дичь не годилась для охоты. Но они не могли удержаться от искушения: у них потекли слюнки, и они подкрались ближе. Дикобраз продолжал грызть сухое дерево, но сразу остановился, как только рыси очутились совсем близко от него. Сунув нос в передние лапы и подняв вверх остроконечные иглы, он быстро укрылся под своим грозным вооружением. Оба хищника прилегли к снегу и жадно смотрели на грызуна. Наконец рысиха, голод которой взял верх над осторожностью, подвинулась еще ближе и высунула вперед морду, надеясь найти у врага какое-нибудь слабое место, не прикрытое страшными шипами. Самец предостерегающе заворчал. В то же мгновение дикобраз поднял кверху свой тяжелый хвост, усаженный самыми тонкими иглами, и шлепнул изо всей силы протянувшуюся к нему рысью пасть. Зашипев от боли, рысиха отскочила назад, унося с собой два или три гибких шипа, застрявших у нее в носу, словно булавки в подушке. Как ни терла она свою морду лапами, сколько ни каталась по земле, она никак не могла отделаться от вонзившихся ей в нос игл, зазубренные кончики которых держались очень крепко. Ей удалось только их сломать и уйти, унося с собой острия шипов, торчавших подобно осиному жалу в ее нежной коже. Время от времени она погружала свой нос в снег, чтобы хоть сколько-нибудь уменьшить боль. Эта неудача еще больше разожгла ее. Но самец остался равнодушен к страданиям подруги. Он только окончательно убедился, что дикобраза не стоит трогать, и решил заняться другой, менее опасной охотой. А муки подруги не находили сочувствия в его диком сердце. Подруга нужна была ему только для поисков крупной дичи — заблудившейся овцы или лани, — когда оба хищника, действуя заодно, могли быстрее и вернее сбивать с ног свою жертву. Между рысью и его подругой не было той тесной и прочной связи, которая так часто встречается между волком и волчицей.
Проходя среди высоких сосновых пней, звери опять сошлись ближе, хотя по-прежнему обращали мало внимания друг на друга. Но вот до слуха их донесся чей-то легкий топот, и оба они снова припали к снегу. Через минуту мимо них, совсем близко, промчался белый кролик. Его большие кроткие глаза были полны ужаса, и он так быстро промелькнул мимо рысей, что они не успели его схватить, хотя рысиха, лежавшая несколько дальше, попыталась придавить его лапой. Было ясно, что какой-то опасный враг преследовал кролика. Но кто бы он ни был, этот враг, рыси не боялись его. Они хотели есть.
Через несколько мгновений этот враг появился. Он бежал бесшумно, вытянув нос по следу. Он был мал, тонок, бел, длинен, гибок. Глазки его напоминали две капли расплавленного металла, Когда он поравнялся с рысью-самцом, тот хлопнул лапой, но промахнулся. Через мгновение на него бросилась самка, В когтях у нее оказалась крупная ласка. Она бурно барахталась в когтистых лапах и успела вонзить свои острые зубы в нос рыси. Но клыки зверя впились в ее гибкую спину, и жизнь покинула навсегда несчастного зверька. Кровь ласки потекла по морде рысихи, уменьшив немного жгучую боль, причиненную ей иглами дикобраза. С глухим ворчанием рысиха принялась за еду. Самец, убежденный, вероятно, тем, что он помогал своей подруге в охоте за этой дичью, потребовал своей доли и схватил было зубами одну из задних ног ласки. Но рысиха, заметив его движение, крепко ударила его когтями по голове. Самец побоялся связываться с ней. Злобно фыркнув, он отошел прочь и, сев на задние лапы, наблюдал за пиршеством своей супруги.
Но рысиха пировала недолго. Ласка была не настолько велика, чтобы утолить голод рыси. Хищница съела ее довольно скоро, потом провела лапой пр своей морде и облизала грудь, очистив ее от крови. Она чувствовала бы себя вполне довольной, если бы не боль в носу.
Скоро из лесной чащи выскочил второй кролик и промчался между рысями. И самец и самка одновременно прыгнули к нему, но только столкнулись друг с другом. А кролик, вытянувшись во всю длину, невредимо пролетел под когтями зверей. Самец, находившийся ближе к ускользнувшему кролику, подумал, что он мог бы его убить, не помешай ему самка. Он рассвирепел и хватил ее так сильно лапой в бок, что она покатилась по снегу. Придя немного в себя, рысиха минуты две смотрела на своего друга сверкающими, как искры, глазами, как бы собираясь вцепиться ему в горло. Но затем, одумавшись и свернув в сторону, принялась обнюхивать мышиные следы.
Следы были довольно старые, но не безнадежные. Самка решила по ним идти. Самец, полагая, что она отыскала что-нибудь достойное охоты, подкрался ближе, желая посмотреть, что она выслеживала. Должно быть, тут недавно побывал охотник, потому что на земле лежал кусок мерзлой рыбы. Звери одновременно бросились к нему. Самец схватил его первый и сразу же сунул себе в пасть. Самка заворчала и зашипела от бешенства. Обнюхивая снег, нет ли здесь еще рыбы, самец сделал несколько Шагов в сторону. Под снегом послышался заглушенный лязг железа. Хищник, изогнув спину горбом и взвизгнув от страха, подпрыгнул вверх — его левая передняя лапа была ущемлена стальным капканом!
