Ян надеялся, что внутри каюты ему легче будет защищаться от похожих на змей щупалец. Он знал, что на открытом месте они мигом обовьют его, сдавят и втянут в пасть чудовища. Здесь же, в узких дверях, ему легче будет защищаться своим ножом. Не успел он переступить за порог, как толстый обрубок, верхушку которого он отхватил ножом, снова потянулся к нему и присосался к его груди другими, самыми сильными присосками. Весь дрожа от волнения, отрезал он ножом роковые кружочки и, повернувшись в другую сторону, с бешенством отхватил конец щупальца, ухватившего его шлем.

Ян начинал уже задумываться, хорошо ли он сделал, спрятавшись в узкую дверь. Осьминог нисколько, по-видимому, не смущался тем, что он рубил и резал его щупальца. На этот раз он протянул их все. Три из них обвились вокруг правой ноги Яна под коленом и стали тащить его к себе. Ян с остервенением ударил их ножом, но безуспешно, так как в ту же минуту четвертое вцепилось ему в правую руку под локтем. Не успел он перехватить нож левой рукой и отставить ногу от дверей, как почувствовал, что шлем его готов свалиться с головы, но он не решался тронуть щупальца, тащившего его, из боязни отрезать вместе с ним и воздухопроводную трубу. Вдруг невыносимое давление на затылок прекратилось. Один из больших присосков раздавил стекло электрической лампы и попал на проволоку. Осьминога ударило электрическим током. Присосок мгновенно отпал и присосался к левой руке Яна. Ян очутился в еще более беспомощном положении, так как не мог теперь свободно действовать ножом. Правую ногу его тем временем одно из щупальцев тащило из дверей. Чтобы удержаться на месте, Ян откинулся назад и снова пустил в ход свой нож. Он решил бороться до последнего издыхания, сознавая, что чудовище мало-помалу его побеждает. Но не смерть сама страшила его… Он слишком часто встречался с нею лицом к лицу и хладнокровно относился к ней. Сердце Яна замирало от мысли, какая омерзительная смерть его ждала. И вдруг он вздрогнул от ужаса. Из-за борта судна к нему двигалось исполинское, раздутое, отвратительное существо, бледное, покрытое пятнами. Над щупальцами сверкали зловещим огнем два больших черных овальных глаза. Ужасные, пристальные глаза эти были устремлены прямо на него. Чудовище взбиралось на палубу, чтобы посмотреть, кто наносит ему столько беспокойств.

Ян понял, что близится конец борьбы. Но мысль эта не лишила его мужества. Он решил биться до конца. Напрягая все свои силы, перерезал он ножом щупальце, державшее его правую руку. Успех этот влил в него новые силы. Он с таким бешенством замахал своим ножом, что ему удалось войти в каюту раньше, чем щупальца снова схватили его.

Тем временем исполинское тело чудовища взобралось на палубу. Ян видел огромную пасть, которая то открывалась, то закрывалась.

Все смешалось в голове Яна Лаурвика. Бешенство овладело им. Он почувствовал прилив небывалой силы. Он решил идти напролом, прямо в объятия чудовища и воткнуть нож в эти пристальные глаза. А там будь, что будет!

Но он не успел исполнить свое отчаянное решение. Случилось чудо. Ян увидел какой-то темный предмет над своей головой. Осьминог тоже заметил этот предмет. Щупальца его сразу скользнули назад и освободили Яна. Через секунду огромная темная стрела упала на мягкую спину чудовища, и вода, всколыхнувшись, отбросила Яна внутрь каюты.

Стекло электрической лампы было разбито, и Ян в темноте едва различал борьбу гигантов. Ян был так возбужден, что забыл про новую опасность, которая грозила ему. А опасность заключалась в том, что чудовища могли сломать каюту или запутаться в воздушной трубе. Тогда Яну был бы конец. Но такая смерть казалась ему совсем не страшной. Ведь он только что спасся от куда более омерзительной смерти.

Хорошо знакомый с жизнью глубоких вод, он знал, что с осьминогом борется «убийца», самый страшный и беспощадный воин моря. Ян видел, как он широкими своими челюстями мигом отхватил три щупальца у самого основания их. Остальные щупальца заколыхались, поднялись вверх и набросились на «убийцу». Но под напором его крепких мускулов ткань их расползлась, как расползается ткань лопнувшего каната. Громадные прозрачные куски тела осьминога откусывались и швырялись в сторону. Схватив затем чудовище у самого основания щупалец, «убийца» принялся его трясти с силою бульдога, трясущего овцу. Щупальца распались и бессильно вытянулись. Ян понял, что поединок кончен и что ему пора удирать. Он бешено дернул веревку, и его тотчас же вытащили наверх. Перебравшись с помощью капитана Джерри через борт лодки, он упал без чувств на дно ее. Придя в себя, Ян увидел, что лежит на койке в каюте «Саравака». Он страшно устал, и обморок его сменился глубоким сном. Проснувшись, он мигом поднялся и сел. Капитан Джерри, сгорая от любопытства, сидел подле него. Туг же стоял и машинист-шотландец.

— Ну вот, приятель, все кончилось благополучно. Сокровище в наших руках, — сказал капитан. — А мы уже думали, что с тобой что-нибудь случилось. Отчего ты так долго не вылезал?

— Я пережил столько ужасов! — дрожа, ответил Ян.

Он взял руку капитана Джерри и крепко сжал ее, как бы желая убедиться, что не спит, или чтобы окончательно прийти в себя от прикосновения живого человеческого тела.

— Ух! — продолжал он, вставая с койки. — Дай ты мне выйти на солнечный свет! Дай мне взглянуть на небо! Я все потом расскажу тебе, Джерри! Погоди немного… Все ли мешочки уцелели?

— Их было шесть на тебе. Они действительно стоят не меньше шестидесяти тысяч фунтов, — отвечал капитан.

— Ну, хорошо! Уедем только поскорей с этого места… на всех парах… — сказал Ян. — Там много еще осталось добычи… Но я ни за что не спущусь больше вниз, хоть скажи ты мне, что там сокровищ на целый миллион. Мистер Мак-Уэ, скоро мы двинемся в путь?

— Ровно через десять минут, — ответил шотландец.

— Прекрасно! Когда мы выедем из этой проклятой бухты и обойдем «Верблюда», я расскажу вам, что было со мной под этой зеленою гладью.

ЛЕСНОЙ БРОДЯГА

Густой удушливый дым и гулкий шум пламени разбудили Пита Ноэля. Он вскочил и почувствовал, что ему жжет лицо. Его хижина пылала. Поспешно схватил он одеяло, распахнул дверь и выбежал на снег.

Он был лесной бродяга, сметливый и осторожный, как дикие звери леса. И ум его работал быстрее тела, а привычки быстрее ума. Даже в эту ужасную минуту не забыл он о том, что его окружает пустынный лес и адский холод. В отчаянном бегстве он успел захватить не только одеяло, но ружье и сумку, лежавшие у него в головах, а также башмаки и теплое пальто, лежавшее в ногах. Он спал почти совсем одетый.

Стоя на снегу, он смотрел из-под обожженных век на разрушение своего убогого жилища. Затем взглянул на вещи, которые держал в руках, и удивился тому, что вовремя вспомнил о них. Но ведь ему мало одежды и ружья! Кинув вещи на снег, он опрометью бросился к двери, надеясь спасти окорок ветчины и хлеб. Но прежде чем он успел подбежать к дверям, оттуда вырвались языки пламени и, почти ослепив его, заставили отскочить назад. Он натер обожженное лицо снегом. Затем встряхнулся, спокойно поднял спасенные сокровища и понес их подальше от огня. Он уселся на одеяло и обулся.

Ноги его совсем почти замерзли, а тело горело от жгучего жара пламени. До рассвета оставалось еще около двух часов. Ветра не было, и пламя, местами темно-красное, местами светло-желтое, тянулось прямо кверху. Высокие деревья потрескивали изредка от страшного холода. У Пита замерзла спина, пока он стоял, наблюдая за разрушением своего маленького уединенного домишка, и прикрывал от жара лицо то одной, то другой рукой.

Человек, долго живший в лесу, легко становится философом. Пит Ноэль также был философом. Вместо того чтобы задумываться над постигшим его несчастьем, он был доволен тем, что ему удалось живым выбраться из горевшей хижины. Надевая пальто, он к великому своему удовольствию нашел в широких карманах его табак, трубку, спички, тяжелый складной нож и перчатки. Он находился в ста милях от ближайшего поселка и в пятидесяти или шестидесяти от ближайшего лагеря дровосеков. У него не было пищи. Снег был мягкий и в четыре фута глубины. А его лыжи, с помощью которых он мог бы скоро добраться до жилья, погибли в огне. Тем не менее он думал, что могло быть еще хуже. Что, если бы, например, он выбежал из хижины босиком? Подумав об этом, он заметил, что ногам его очень холодно. Старая шуба все же была хороша и отлично защищала его от холода. Но она сгорела. Он разложил свое одеяло под защитою широкого ствола и расположился на нем. Затем он наполнил трубку и, прислонившись поудобнее к стволу, протянул ноги в сторону огня. Он успеет еще достаточно набегаться, когда хижина его сгорит. Пока она пылает, он останется здесь.