Здесь человек чувствовал себя уютно. Или задыхался.

Офис Элизабет находился между зеленым зданием почты и желтым супермаркетом. Здание было выкрашено в бледно-голубой цвет, на первом этаже располагался магазин штор и обивочных материалов миссис Брэкен. Раньше тут был магазин скобяных товаров, которым заправлял мистер Брэкен, но, когда он умер десять лет назад, Гвен превратила его в царство тканей. Казалось, она принимает решения, основываясь исключительно на том, чего бы хотел ее покойный супруг. Она открыла магазин, «потому что так хотел бы мистер Брэкен». Как бы то ни было, Гвен никуда не ходила по выходным и не участвовала в светских мероприятиях, так как «мистер Брэкен этого бы не хотел». Насколько Элизабет могла понять, то, что нравилось или не нравилось мистеру Брэкену, полностью соответствовало взглядам на жизнь его супруги.

Сантиметр за сантиметром автобусы медленно объезжали друг друга. Образовалась пробка. В конце концов им удалось разъехаться, и Элизабет заметила, как экскурсовод радостно вскочил со своего места с микрофоном в руке и после томительной скуки начал вещать об увлекательном автобусном путешествии по проселочным дорогам Ирландии. Туристы ликовали. В окнах снова засверкали вспышки, и пассажиры обоих автобусов замахали друг другу на прощание.

Элизабет поехала дальше и, взглянув в зеркало заднего вида, увидела, что радость выезжавших из города пассажиров померкла: на маленьком мосту им встретился еще один огромный автобус. Поднятые в прощальном жесте руки медленно опустились, вспышки померкли — туристы приготовились к очередному томительному ожиданию.

Обычная история. Как будто город подстраивал это нарочно. Он с распростертыми объятиями приветствовал вас и показывал все, что мог предложить, все свои ослепительные разноцветные витрины, украшенные цветами. Как будто привели ребенка в кондитерский магазин и показали полки с чудесными сладостями, от одного вида которых начинают течь слюнки. А потом, когда он уже стоит там с бешено колотящимся сердцем и осматривает все восхищенным взглядом, банки поспешно закрывают и туго закручивают крышки. Когда красота города становилась очевидной, очевидным становилось и то, что показать ему больше нечего.

Как ни странно, мост было легче пересечь при въезде. Он поворачивал под таким углом, что выехать из города было довольно сложно. Это каждый раз озадачивало Элизабет.

Как та дорога, которая вела из дома ее отца: оттуда быстро не уедешь. Было в этом городе что-то такое, что всегда тянуло ее назад, и она потратила годы, пытаясь вырваться. В какой-то момент она даже сумела переехать в Нью-Йорк, последовав туда за своим другом и ухватившись за предложение полностью, от начала и до конца, создать интерьер одного ночного клуба. Ей там очень понравилось. Понравилось, что никто не знал ее имени, лица или истории ее семьи. Она могла купить кофе, тысячи разных сортов кофе, и не получить в придачу порцию соболезнований по поводу каких-нибудь недавних семейных неприятностей. Никто не знал, что мать ушла от них, когда она была ребенком, что ее сестра совершенно неуправляема, а отец практически не разговаривает с ней. Ей понравилось чувствовать себя влюбленной среди небоскребов. В Нью-Йорке она могла быть кем хотела. В Бале-на-Гриде она никуда не могла убежать от того, кем была на самом деле.

Она вдруг поняла, что все это время тихонько напевает глупую песенку, которую, как пытался убедить ее Люк, придумал тот самый Айвен. Люк назвал ее мурлыкающей песенкой, она была раздражающе приставучей, веселой и незамысловатой. Элизабет перестала петь и припарковала машину на свободном месте у обочины, затем отодвинула водительское кресло и потянулась взять с заднего сиденья портфель. Но прежде всего ей нужно выпить кофе. Бале-на-Гриде еще предстояло познакомиться с чудесами кофеен «Старбакс». Только в прошлом месяце в кафе «У Джо» Элизабет наконец разрешили забирать свой кофе с собой, но хозяину уже явно надоело просить ее каждый раз вернуть чашку.

Порой ей казалось, что всему городу тоже не помешает инъекция кофеина: зимой люди как будто спали на ходу, бродили, не открывая глаз. Встряхнуть бы их всех хорошенько. Но в летние дни, как сегодня, город бурлил, повсюду были люди. Она вошла в выкрашенное в фиолетовый цвет кафе «У Джо», оказавшееся практически пустым. Местные жители еще не усвоили привычку завтракать вне дома.

— А, вот и наша деловая дама, — нараспев пророкотал Джо. — И конечно, безумно хочет кофе.

— Доброе утро, Джо.

Он устроил маленькое представление, посмотрев на часы и постучав пальцем по циферблату:

— Немного опаздываем сегодня, не так ли? — Он вопросительно поднял брови. — Я подумал, может, ты в постели с приступом летнего гриппа. Кажется, на этой неделе все им болеют. — Он пытался понизить голос, но в результате лишь опустил голову и стал говорить громче. — Ведь Салли О'Финн свалилась как раз с летним гриппом сразу после той ночи, когда ушла из паба с П. Дж. Флэнаганом, который заболел им на следующей неделе. Она провела в постели все выходные. — Он фыркнул. — Провожал ее домой, ну конечно. Никогда еще не слышал подобной чуши.

В Элизабет поднималась волна раздражения. Ей не было никакого дела до перемывания косточек незнакомым людям, кроме того, она знала, что на протяжении многих лет основным поводом для сплетен служила ее семья.

— Джо, кофе, пожалуйста, — решительно сказала она, не обращая внимания на его болтовню. — С собой. И добавь не молоко, а сливки, — твердо продолжила она, хотя каждый день брала одно и то же, и начала искать в сумке кошелек, пытаясь таким образом намекнуть Джо, что у нее нет времени на пустые пересуды.

Он медленно направился за стойку. К ужасной досаде Элизабет, у Джо был только один сорт кофе, да и тот растворимый. Ей не хватало разнообразия и оттенков вкуса, к которым она привыкла в других городах: она скучала по мягкому сладковатому кофе с ванилью в парижских кафе, по густому ореховому напитку в шумных кафе Нью-Йорка, по изысканному бархатистому шедевру с макадамией в Милане и по ее любимому мокко с кокосом, который мгновенно переносил ее со скамейки в Центральном парке в шезлонг на берегу Карибского моря. А здесь Джо просто наполнил чайник и нажал на кнопку. Один жалкий крохотный чайник на все кафе, и Джо даже не фильтровал воду.

Джо смотрел на нее. Он выглядел так, будто собирался спросить: «Так что же тебя так задержало?»

И спросил.

— Я на пять минут позже обычного, Джо, — скептически заметила она.

— Знаю, знаю. А ведь пять минут легко могут превратиться в пять часов. Может, твои часы впали в спячку, как медведь?

Элизабет невольно улыбнулась. Джо ухмыльнулся и подмигнул: — Так-то лучше.

Вскипевший чайник выключился, и Джо повернулся к ней спиной, чтобы сделать кофе.

— Автобусы задержали, — мягко сказала Элизабет, беря из рук Джо теплую чашку.

— Да, я видел. — Он кивнул в сторону окна. — Джеймси отлично выкрутился из этой передряги.

— Джеймси? — Элизабет нахмурилась, добавляя еще сливок. Они быстро растворились, наполнив чашку до краев. Джо с отвращением наблюдал за ее действиями.

— Джеймси О'Коннор, сын Джека, — объяснил он. — Джек, чья дочь Мэри на прошлых выходных обручилась с парнем из Дублина. Живет в Мейфэре. Пятеро детей. Младшего на прошлой неделе арестовали за то, что он швырнул в Джозефа бутылкой.

Элизабет, замерев, с недоумением глядела на него.

— Джозеф Макканн, — повторил Джо таким тоном, как будто надо быть сумасшедшей, чтобы не знать этого. — Живет в Ньютауне. Жена умерла в прошлом году — утонула в болоте. Дочь Мэгги утверждает, что это несчастный случай, но семья подозревает, что это могло быть как-то связано с их ссорой, когда мать не дала Мэгги сбежать с тем смутьяном из Кахиркивина.

Элизабет положила деньги на стойку и улыбнулась, не желая участвовать в этом странном разговоре.

— Спасибо, Джо, — сказала она по пути к двери.

— В общем, — закончил он свое сбивчивое повествование, — Джеймси О'Коннор вел этот автобус и великолепно справился. Не забудь, пожалуйста, вернуть чашку! — крикнул он и пробормотал про себя: — Кофе с собой, вы когда-нибудь такое слышали?