В груди у нее что-то сжалось, дыхание участилось. Они оба смотрели на нее с такой надеждой, что ей стало не по себе. «Почему бы не поиграть? — пыталась она убедить себя. — Все, что от меня требуется, — это выйти из машины». Но для нее это значило гораздо больше. Это значило укрепить в маленькой головке веру в мечты, которые никогда не осуществятся. Принести в жертву сиюминутному веселью всю дальнейшую жизнь, которая будет полна разочарований. Она так крепко сжала руль, что костяшки пальцев побелели.

А Люк продолжал радостно прыгать, ловя следующую пушинку. Он повторил свое желание во весь голос, добавив:

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, Джинни Джоу! — С поднятой рукой он походил на статую Свободы. Потом он отпустил парашютик.

Айвен никак не реагировал. Он просто неподвижно стоял посреди поля и наблюдал за происходящим. Элизабет он казался чрезвычайно привлекательным. Она заметила растущее разочарование и досаду на лице Люка, когда тот поймал очередную пушинку, яростно сжал ее между ладонями и отпустил, стараясь изо всех сил подбросить повыше.

Он начинал терять веру, и ей не хотелось оказаться тем человеком, по вине которого это произойдет. Она глубоко вздохнула и потянулась к ручке двери. Люк просиял и принялся еще активнее ловить пушинки. Когда она шла по полю, фуксии бешено танцевали, словно зрители, размахивающие красными и фиолетовыми флагами, приветствуя вышедшего на поле игрока.

Брендан Эган медленно ехал на своем тракторе и чуть не съехал в кювет от того, что увидел на дальнем поле. Помимо сияющего моря и солнца он увидел две темные фигуры, танцующие на фоне зелени. Одна из них была женщиной, ветер растрепал ее длинные темные волосы, так что они закрывали шею и лицо. Она что-то радостно кричала и подпрыгивала вместе с маленьким мальчиком, стараясь поймать плывущие по ветру пушинки одуванчиков.

Брендан остановил трактор, у него перехватило дыхание. Он уже видел это когда-то и теперь смотрел во все глаза, в растерянности, замирая от страха, как будто ему явилось привидение. Его всего трясло, он с изумлением и испугом наблюдал за танцами в поле, пока раздавшиеся сзади автомобильные гудки не заставили его очнуться и поехать дальше.

В воскресенье в половине седьмого утра Бенджамин ехал из Килларни, наслаждаясь морским видом. Неожиданно он заметил стоящий посереди дороги трактор и нажал на тормоз. В кабине сидел старый человек с белым, как бумага, лицом и смотрел вдаль. Бенджамин проследил за его взглядом. Он широко улыбнулся, увидев, как Элизабет Эган танцует с каким-то мальчиком в поле, полном одуванчиков. Она смеялась и радостно кричала, прыгая из стороны в сторону. На ней был спортивный костюм, волосы не были, как обычно, туго стянуты назад, а свободно развевались на ветру. Он и не думал, что у нее есть сын, и смотрел, как она поднимает его в воздух, помогая поймать что-то, а потом, кружа, опускает на землю. Маленький светловолосый мальчик смеялся от удовольствия, и Бенджамин улыбнулся, наслаждаясь этой картиной. Он мог бы смотреть на нее все утро, но раздавшиеся сзади гудки заставили его вздрогнуть, и, когда трактор запустил мотор и двинулся вперед, они оба медленно поползли по дороге, продолжая наблюдать за Элизабет.

Выдумать воображаемого друга и танцевать в поле в половине седьмого утра в воскресенье… Бенджамин не смог удержаться от смеха, одновременно восхищаясь ее весельем и жизнерадостностью. Казалось, ее не волновало, что о ней могут подумать что-то не то. Проехав очередной поворот петляющей дороги, он смог еще лучше ее рассмотреть. На лице Элизабет застыло выражение полного счастья. Она выглядела совершенно другой женщиной.

Когда они втроем ехали обратно в город, у Элизабет от восторга кружилась голова. Последние два часа они провели, гоняясь за тем, что, по настоянию Айвена, следовало называть Джинни Джоу. Потом, усталые и запыхавшиеся, они, вдыхая утренний морской воздух, упали все вместе в высокую траву. Элизабет не могла вспомнить, когда она последний раз так смеялась. На самом деле она подозревала, что вообще никогда в своей жизни не смеялась так много.

Айвен был полон неиссякаемой энергии, в нем бурлила страсть ко всему новому и захватывающему. Элизабет очень давно не испытывала такого восторга, это было что-то не из взрослой жизни. У нее не замирало сердце от предвкушения будущих открытий с тех пор, как она перестала быть ребенком, и она уже много лет не ждала ничего так сильно, чтобы казалось, что она взорвется прямо здесь и сейчас, если этого не произойдет. Общение с Айвеном вернуло ей все эти ощущения. С ним время летело невероятно быстро, носились ли они по полю или просто сидели вместе в тишине, как это часто случалось. Когда он был рядом, ей всегда хотелось, чтобы время замедлило свой бег, а когда уходил, ей хотелось, чтобы он остался. В то утро она поймала много парашютиков и среди многочисленных желаний загадала, чтобы весь этот день они провели вместе, втроем с Люком, и чтобы ветер продолжал дуть, продлевая эти мгновения.

Она сравнивала это для себя с детским увлечением, таким сильным, почти всепоглощающим, но в ее чувстве к Айвену, помимо этого, была глубина. Она понимала, что в Айвене ее привлекает все: то, как он говорит, как одевается, какие слова находит, его внешнее простодушие, хотя было очевидно, что он очень образован и проницателен. Он всегда говорил правильные вещи, даже когда она не хотела их слышать. Мрак в конце туннеля рассеялся, и ей вдруг удалось увидеть, что же там дальше. Приходя к ней, он приносил с собой ясность и краски жизни. Он был воплощением надежды, и она понимала, что у нее, может, и не будет все сказочно, чудесно или волшебно, но все еще может быть очень хорошо. Этого ей было больше чем достаточно.

Она постоянно думала о нем, снова и снова прокручивая в голове их разговоры. Она задавала ему вопрос за вопросом, и, отвечая, он всегда был открыт и честен, однако потом, позже, лежа в постели, она понимала, что знает о нем не больше, чем раньше. Но чувствовала, что они очень похожи. Два одиноких человека, летящих по ветру, как пушинки одуванчика, и несущих желания друг друга.

Конечно, ее пугали собственные чувства. Конечно, это противоречило всем ее принципам, но, как она ни старалась, она ничего не могла поделать с тем, что ее сердце билось чаще, когда он касался ее, и не могла не искать его, если думала, что он где-то поблизости. Хотела она того или нет, но он полностью завладел ее мыслями. Он оказывался в ее объятиях, хотя она их не раскрывала, и заходил к ней без приглашения, но она была не в состоянии противиться и каждый раз открывала ему дверь.

Он буквально притягивал ее, ей нравилось его молчание и его слова, нравилось чувство, которое он пробуждал в ней. Она все больше влюблялась в него.

Утром в понедельник Элизабет вошла в кафе Джо упругой походкой, напевая ту же песенку, что и всю последнюю неделю. В половине девятого утра кафе уже было заполнено туристами, зашедшими позавтракать перед возвращением в автобус, который через несколько часов доставит их в следующий городок. В зале стоял гул, звучала немецкая речь. Джо бегал вокруг, собирал грязную посуду, относил ее на кухню и выносил оттуда тарелки с традиционным ирландским завтраком, приготовленным его женой.

Элизабет жестом попросила его принести кофе, и он коротко кивнул, показав, что понял ее, но сегодня не располагает временем для сплетен. Она поискала глазами свободное место, и сердце ее забилось быстрее, когда в дальнем углу она заметила Айвена. Улыбка сама собой расцвела у нее на лице, и, пробираясь к нему между столами, Элизабет поняла, что невероятно взволнована. Она была ошеломлена встречей с ним.

— Здравствуйте, — выдохнула она, заметив, что голос у нее изменился, и ненавидя себя за это.

— Доброе утро, Элизабет, — улыбнулся он. Его голос тоже был другим.