Ноги юноши подкосились, и он мешком осел на землю. Он услышал, как кто-то зовет его по имени, но осознал это только тогда, когда слово повторили несколько раз. Звуки в его голове стали вдруг серьезными и печальными, они явно были последними во фразе…

Над ним склонялся человек в доспехах, стройный человек средних лет, с седыми волосами и сочащимися кровью рубцами на щеках и лбу. Командующий Мазарет, понял он. Еще он подумал о девушке, он все еще не знал ее имени, но она была так важна для него…

Потом все вокруг померкло, и Таврик провалился во тьму.

Пока лекарь возился с раной от стрелы в его плече, Мазарет сидел в богато украшенном кресле у окна залы, разглядывая город Уметру. Накрапывал дождь, полуденное солнце лишь изредка угадывалось за облаками, время от времени появляясь в разрывах туч и освещая город. Зала располагалась в верхней части главной башни, и со своего места Мазарет видел городскую крепость, постройки, лежащие под ее стенами, жалкие, прильнувшие к каменным стенам лачуги. Если бы он чуть наклонился вперед, он бы разглядел, что толпа все еще шумит во дворе и все надеются взглянуть на чудесного юношу, выигравшего, как ее уже успели окрестить, Битву на Императорской площади.

Мазарет, нахмурясь, откинулся на спинку кресла, — это движение вызвало боль в плече.

— Мой господин, — несколько раздраженно произнес лекарь, — я не могу работать, когда вы все время двигаетесь…

— Милостивый государь, вы копаетесь в моей руке уже с самого утра. Что вы надеетесь там найти?

Лекарь был худощавым стройным мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой и усами, на нем была длинная темно-желтая накидка, отделанная красным на воротнике и манжетах. Он обескураженно посмотрел на Мазарета:

— При всем моем уважении к вам, должен сообщить, что стрела пробила ваш доспех и глубоко под кожей остались щепки от древка. Я извлек уже довольно много кусочков, но далеко не все. Я бы посоветовал вам сделать еще глоток-другой фраола.

Мазарет поморщился, поднес к губам серебристую бутылочку с выгравированными на ней сценами охоты и сделал глоток. Крепкий долбарский напиток мягко опустился в желудок, и по всему телу разлилось приятное тепло.

— Отличная штука!

— Наш бывший командир, многоуважаемый Вауш, придерживался того же мнения, — пробормотал лекарь. — Очень жаль, что его так и не нашли.

— Ничего подобного, — отозвался чей-то голос. — Мы обнаружили час назад группку оборванцев, которые играли в мяч его головой.

В последний раз Мазарет видел Коделя рано утром, незадолго до того, как было покончено с могонцами. Он принимал участие в штурме ворот. На нем были растерзанные, заляпанные кровью доспехи и разодранные остатки плаща, волосы как копна. Сейчас он был вымыт и одет во все чистое, поверх бледно-желтой рубахи была надета черная безрукавка, наряд довершали коричневые узкие штаны и высокие сапоги. Его длинные черные волосы были аккуратно забраны в принятый у воинов узел на затылке, подчеркивающий худобу орлиного лица. Слева к поясу была привязана узкая сабля, справа виднелся кинжал.

— А прочие трофеи? — поинтересовался Мазарет, протягивая ему бутылочку.

Кодель усмехнулся:

— Развешаны над главными воротами, рядом с головой самого Беграйика.

— А где остатки его шайки? Мы знаем, куда они направились?

— Следопыты Джерейна сказали, что они скачут на север по берегу озера Одагаль; если они доберутся до северного лагеря, то вернутся с подкреплением по Красной Дороге. Они явно направляются в Харгас.

Мазарет покивал. Харгас был крупным портовым городом, в котором верховодил могонец Васегд, единокровный брат Бергайика. Васегд, вне всякого сомнения, впадет в ярость, узнав о смерти брата, и помчится в Уметру мстить.

Лекарь облегченно вздохнул, Мазарет повернул голову и увидел, как тот сворачивает кусок ткани, на котором лежала кучка крошечных темных щепок.

— Это последние, — объявил лекарь, вытирая серебряные щипчики и убирая их вместе с другими инструментами в бархатный футляр. Он наложил на рану какую-то серую мазь, потом обвязан ее чистой тканью и забинтовал. После этого он убрал все свои вещи в многочисленные карманы накидки. — Я советовал бы вам провести остаток недели в тишине и покое, мой господин, — произнес он. — Повязки необходимо менять два раза в день. Если боль через неделю не прекратится, если рана вдруг начнет намокать или дурно пахнуть, немедленно зовите меня. — Он вышел, сдержанно поклонившись.

На какое-то время в зале воцарилось молчание. Мазарет наблюдал, как Кодель смакует фраол, пробуя на язык, прежде чем проглотить, и одобрительно кивая на бутылочку.

— Одежда, принадлежавшая капитану Волину, только что была выловлена из канала, — произнес Кодель, спустя некоторое время. — Тело не найдено, никто нигде не видел его в городе. Пока не будет найдено его тело или пока он не появится живой и здоровый, я вынужден принять на себя его обязанности.

— Понимаю, — ответил Мазарет, несколько смущенный воспоминанием о схватке с Волином на мосту прошедшей ночью и о падении капитана в канал. — Я полностью поддерживаю ваше решение. Ну а сейчас нам необходимо поговорить о девушке, ее зовут Алель; если я правильно понимаю, она из Дома Тор-Кавариллов. Она использует Низшую Силу не виданным мною до сих пор способом.

Кодель, казалось, не слышит его слова. Он смотрел в окно, но потом повернулся и спросил:

— Таврик Тор-Галантен помнит что-нибудь еще из случившегося на площади?

— Нет. Он почти ничего не помнит с того момента, как Алель начала использовать его как посредника для демонстрации своих возможностей, — Мазарет хмуро посмотрел на своего собеседника. — Однако он прекрасно помнит, как вы оберегали его с вашего отъезда из Крусивеля. Почему вы делали все для юноши, лишенного магического дара, тогда как у Детей Охотника есть такая девушка?

Глаза Коделя зло заблестели.

— Да по той простой причине, что я ничего не знал. Когда Волин рассказывал о ней в кругу старших офицеров, он вообще ни разу не упомянул о ее способностях. Я уверен, что даже он не подозревал всей правды. Он часто говорил со мной об Алель и ее прошлом, но ни разу даже не намекнул, что она владеет Низшей Силой.

— И никто ее так и не видел?

— Никто, и слухов никаких. Я обошел все возможные убежища на берегу канала, искал везде — без толку.

Мазарет внимательно прислушивался к тону Коделя, и что-то в его словах породило в нем сомнение, хотя слова Коделя казались вполне искренними.

— Как, однако, вовремя произошли оба эти исчезновения. Вы не предполагаете, что кто-то из ваших людей мог похитить ее у нас?

Кодель ответил ему яростным взглядом:

— Ваши подозрения возмутительны, мой господин! Но я не стану обращать внимания на подобные провокации. Знайте же, что верность и послушание для всех Детей Охотника превыше всего. Если у вас есть какие-либо доказательства, скажите. Но если нет, то вспомните лучше, где были вы, когда капитан свалился в канал.

Услышав это едва завуалированное обвинение, Мазарет вскочил на ноги, но не успел ничего ответить — ему помешал приветственный вопль снаружи. Они с Коделем оба высунулись из окна и увидели собравшиеся внизу тысячи горожан, все головы были задраны к окну Главной башни, и все радостно вопили, глядя на стоящего на балконе человека.

Это был Джерейн. Худенький подпольщик вскинул вверх руки, требуя тишины, и оглушительный крик замер, его сменила гробовая тишина.

— Друзья мои, мы столько лет страдали от владычества дикарей. Кто из нас не потерял друзей, родственников или возлюбленных за эти черные годы? Кого миновало горе и страдания? Кто из нас не впал в отчаяние, когда храбрый Гандерлек был разбит в Юларии, не сумев отомстить врагам? — Он понизил голос. — Мы так долго ждали чего-то, лучика надежды, знака, хотя бы ничтожной победы. И за одну ночь наши ожидания воплотились! То, что, как мы думали, умерло навсегда, вновь ожило, семья, которую могонцы уничтожили на плато Аренджи, возродилась! — Восторженное гудение толпы становилось все громче, Джерейн улыбнулся. — Больше я ничего не скажу. Пусть говорит он сам.