Глядя на развернувшуюся перед ним картину, Дезриэль с довольным видом улыбнулся и пробормотал:

— Чудесно!

— Восхитительно! — согласился с ним Ферендир.

— Ничего особенного, — буркнул Сераф. — Все как обычно… Пошли, скоро начнет темнеть.

Он повернулся спиной к кромке уступа и уверенно зашагал по плоскому, пологому каменному спуску к скале. Еще выйдя из леса, Ферендир смог наконец разглядеть то место, к которому они стремились, — вертикальную узкую трещину в сером склоне горы. Разлом был почти не заметен в игре света и тени на поверхности скалы. Подумать только, где-то здесь, глубоко в недрах горы, будет решаться судьба юноши!

Ферендир взглянул на Дезриэля. Наставник только развел руками, словно говоря: «Вперед, послушник!»

Ферендир пошел за невозмутимым Серафом вверх по зеленой лужайке навстречу манящему мраку разлома.

Казалось, что в расщелину с трудом можно было пролезть, но она почти сразу же стала расширяться. Скоро она стала достаточно широкой, чтобы в ней могли проехать плечом к плечу трое Всадников Рассвета, однако была усеяна валунами и щебнем в местах старых вымоин и оползней. По дну разлома бежал мелкий извилистый ручеек — где-то скакал по маленьким камушкам, а где-то захудалой струйкой еле сочился из-под больших валунов. Высоко с обеих сторон поднимались стены разлома. Сначала они расходились, а потом самым зловещим образом снова смыкались, словно грозя обрушиться вниз. Сюда проникало мало света, потому что разлом был очень узким и неровным. Воздух оказался неподвижным и холодным, кругом царила мертвая тишина. Еще хуже было то, что проход сильно извивался. Через несколько шагов впереди уже ничего не было видно, и место их назначения в этом страшном ущелье было скрыто от глаз.

Ферендир заставил себя не шевелиться и принялся молча оценивать место, в котором оказался. Горы щебня и отсутствие растительности говорили о том, что ущелье возникло сравнительно недавно, но слои отложений на стенах свидетельствовали о сотне тысяч геологических эпох.

Сераф шагал впереди по россыпи щебня вдоль валунов, которые помешали бы идти вперед менее ловкому и проворному путнику. Он выбирал самый короткий путь по дну ущелья. Кое-где между скалами встречались впадины, в которых ручеек на несколько метров превращался в уверенный поток, но потом каменистое дно мельчало, и он снова становился едва заметной струйкой.

Время от времени в узкое ущелье проникали сильные порывы ветра. Ферендир отчетливо слышал в них голос горы. Между отвесными стенками ледяной дикий ветер звучал по-особенному: то стонал, то сокрушенно вздыхал. Странная это была дорога, медленно, но верно она уводила альвов в недра горы по узкой щели. О том, куда именно она должна была их привести, Ферендир не стал спрашивать.

Ему не пристало ничего спрашивать. Надо послушно идти туда, куда его ведут.

— Я не выполню свой долг, — внезапно сказал шагающий впереди Сераф, — если в последний раз не спрошу, действительно ли ты готов к последнему испытанию, послушник?

Удивительно, но Сераф, даже когда говорил совершенно спокойно и бесстрастно, умудрялся производить впечатление презрительности и высокомерия. Ферендир с огромным трудом сдержал вырывающиеся наружу стыд и гнев и подыскал подходящие слова для ответа:

— Гора обратилась ко мне с призывом, о наставник. Она велела мне подвергнуться испытанию и отдаться на ее суд. Я стремился к этому в течение многолетней учебы и теперь, услыхав призыв, не осмеливаюсь его ослушаться.

— Хорошо сказано, — проговорил Дезриэль. Где-то с большой высоты сорвался камушек и застучал по уступам, разбудив шумное эхо. — Предсказываю, послушник: ждет тебя успех. И не только сегодня, но и вообще в жизни.

— Не стоит ничего предсказывать, — сказал Сераф и быстро зашагал по неровному дну ущелья. Хотя на его пути и встречались самые разные препятствия и преграды, даже молодой Ферендир с трудом за ним поспевал.

— Взвесь все возможности, представь, чем может завершиться сегодняшнее испытание, и будь ко всему готов, — продолжал Сераф. — Предсказания — вещь неблагодарная. Предсказывают только гадалки и разные шаманы. Альвы же анализируют, а это требует знаний и проницательности. Трезвый ум должен оценить скупые факты. Вот и все!

— Верно, — согласился Дезриэль. — И все-таки между предсказаниями и анализом лежит лишь зыбкая грань, не так ли? Тонкая пелена между…

— Тонкая пелена? — переспросил Сераф.

— Да. Предсказания от точных знаний, трезвого ума и рационального анализа отделяет лишь тонкая пелена, именуемая интуицией. Она помогает все увидеть и понять даже тогда, когда перед нами непостижимое.

Сераф долго ничего не отвечал, а только быстро и не оглядываясь шагал вперед. Он перескочил через осыпь и камни на неровном склоне, чтобы самым коротким путем миновать большой валун, выросший на пути. Прежде чем исчезнуть за грудой булыжников, он ответил:

— На мой взгляд, эта твоя интуиция — лишь подогнанная под личные потребности кривая маска, нацепленная на рациональный анализ. Речь идет не о тонкой пелене, а о соединяющей все предметы непрерывной нити причинно-следственных связей. Вот и все!

— Как у нас это часто происходит, — сказал Дезриэль, — вынужден с тобой не согласиться!

Ферендиру показалось, что Дезриэль, несмотря на абсолютно серьезный тон, с трудом сдерживал смех.

Сераф же ничего не сказал в ответ.

Карабкаясь на каменную осыпь, через которую только что перепрыгнул Сераф, молодой альв внезапно почувствовал, как по узкому коридору пронесся безжалостный и хлесткий порыв ледяного ветра. У Ферендира страшно завыло в ушах, и на какое-то мгновение ему стало очень холодно. Он вздрогнул и остановился. Ветер принес с собой запах чего-то мерзкого и противоестественного. Послушнику пока было непонятно, откуда взялась вонь, он заволновался и задрожал. Удары сердца невольно участились, по всем членам разлилась пульсирующая энергия.

Сераф впереди остановился, его сильное и гибкое тело напряглось и приготовилось к схватке. Он слегка наклонил голову влево и немного приподнял подбородок, словно к чему-то прислушивался и одновременно принюхивался.

Ферендир услышал, как негромко хрустнула щебенка под мягкими кожаными сапогами Дезриэля. Подойдя к Ферендиру, тот глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

Ферендир осмелился взглянуть на наставника. Дезриэль неторопливо поворачивал голову, изучая все многочисленные изгибы узкого разлома. Он словно искал глазами что-то таившееся среди выступов и отвесных стен.

— Наставник, что это такое? — спросил Ферендир.

Дезриэль ничего не ответил, только кивнул на Серафа: тот обернулся и прищурился. Он явно чувствовал, что впереди столкнется с… чем-то неожиданным.

— Двигайтесь медленно! — прошипел Сераф и пошел вперед, достав из-за спины чекан из солнцестали. Жуткого вида шип с противоположной стороны от плоской смертоносной колотушки заблестел в скудном освещении разлома.

Дезриэль тоже расчехлил оружие. Ферендиру очень захотелось, чтобы предстоящее испытание было уже позади — тогда бы он тоже вооружился. Однако сейчас пришлось только покрепче сжать тисовый посох. Послушник очень хотел спросить, что за неестественный и зловещий запах так обеспокоил его наставников, но промолчал.

«Делай как они! — напомнил он себе. — По их поступкам ты поймешь все, что сейчас надлежит знать. Не трать слова на пустые домыслы…»

Так они шли дальше.

Вскоре тропа резко свернула влево. Сразу за поворотом путники миновали тесное сужение и вышли на широкую квадратную площадку в конце разлома. Вокруг них возвышались отвесные стены, но тут было достаточно места для целой фаланги Аураланских Стражей — в сорок рядов по двести воинов в каждом. По голому камню тупиковой стены сочилась талая вода. Она капала и скапливалась в широкой мелкой луже, а потом вытекала из него извилистой струйкой и становилась ручьем, через который путники все время перешагивали по пути сюда. Наверху, в просвете над разломом, нависали облака, за которыми уже не было видно дальнейшего подъема и заснеженных вершин. Со стен здесь свисали клочья мокрого мха, кое-где торчали искореженные деревца — кроме них в этой груде унылых и мокрых камней ничего живого больше не было.