Поэтому я сказал (вполголоса, чтобы холоднокровные на подоконнике и Ворон, дремлющий на насесте, не услышали):

– Да ладно, не реви! Мы Ладе не скажем…

Он подскочил на месте, напрягся, слезы моментально высохли – я на всякий случай ретировался повыше и был готов к прыжку на насест.

– Ты! – заорал он. – Тварь! Не равняй по себе! Я сам все расскажу Ладе, сам! Я… Мне… – Он снова зарыдал.

Я сел на хвост и немного поразмыслил. Пораскинул, так сказать, мозгами.

Если он будет вот так реветь всю ночь, то праздник он нам испортит – это как пить дать. То есть если праздник не получится, виноват в конечном итоге буду все-таки я. Потому что я мог изо всех сил доказывать свою невиновность Ворону, Домовушке и даже самому Псу, но перед собой я не умел кривить душой. И я знал, что виноват. То есть не так сильно виноват, как Пес, конечно – он обязан был думать своими мозгами, – но все-таки…

– Ладно, – сказал я. – Скажем Ладе. И прости меня, пожалуйста. Я, например, тебя простил… – Я действительно простил его, после того как осуществил свою маленькую месть. – Сегодня праздник, нельзя в Новый год обижаться.

– Я не обижаюсь, – буркнул Пес. – Я должен был сам понимать, что ты… ты… Что ничего хорошего ты придумать не можешь. Ты – черный, и не только снаружи. Что только Лада в тебе нашла!

– О, многое, – спокойно сказал я. – Во-первых, я мягкий, пушистый, приятный в общении. Я мелодично мурлычу, я прекрасный собеседник, потому что умен и образован. Кроме того, я обладаю магическими способностями и потому являюсь соратником и помощником Лады в ее труде. Я развлекаю ее, когда ей скучно, утешаю ее грусть, разгоняю тоску и за компанию веселюсь с ней. Шерсть моя хорошо пахнет или не пахнет никак. Помимо всего я красив и своим внешним видом услаждаю ее взор. Список моих достоинств можно продолжить.

– О, – зарыдал Пес, совсем как герой какого-нибудь из сериалов, столь любимых нашим Домовушкою, – зачем, зачем ты переступил этот порог! За что мне такая мука! – И слезы вновь обильно оросили его белую шерсть.

– Это не я. Это судьба, – сказал я. Я и в самом деле так думал.

Но – правду говоря – я несколько не то чтобы раскаивался, но все же немножко сожалел о случившемся. Мне было жалко Пса и жалко праздника, который грозил не получиться, а – самое главное – месть исполненная оказалась совсем не такой приятной, как сама мечта о мести, которую я лелеял в течение последних дней. Пожалуй, если бы можно было повернуть время вспять… Но нет! Ведь тогда бы я не узнал того, что узнал: месть не так сладка, как кажется, иногда стоит пожертвовать своими планами, чтобы не портить окружающим настроения. А что настроение было испорчено, я легко убедился, когда все мы уселись за праздничный стол.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

праздничная

Заздравную чару

До края, до края нальем…

К одиннадцати часам основные приготовления были завершены.

Праздничный стол был накрыт на полу, на большой белоснежной скатерти. Домовушка (я ему помогал) симметрично расставил блюда с закуской, бутылки с напитками, приборы и салфетки. Пироги с грибами, капустой, вареньем были уже вынуты из духовки, в которой разогревались, и, пока что накрытые чистыми вышитыми полотенцами, испускали умопомрачительный теплый дух. Испоганенная Петухом колбаса была кое-как обработана Домовушкою и ожидала своей участи – быть поджаренной в растопленном сливочном масле с луком и зеленью петрушки и увенчать стол в качестве главного блюда. Вазы с апельсинами, мандаринами, яблоками, орехами и конфетами на скатерти не поместились, поэтому Домовушка временно расставил их по углам комнаты.

Аквариум с Рыбом мы перенесли в комнату и установили на тумбочке таким образом, чтобы он мог смотреть вместе с нами телевизор и разделять с нами трапезу. Товарищ капитан Паук еще с утра переселился на елку и сплел себе уютную ажурную беседку. Беседка висела низко над нашим столом, так что Паук также был нашим сотрапезником.

Домовушка полюбовался столом и пригласил всех занять места. Я было направился в коридор, чтобы наложить на дверь охранительное заклятие и сплести заградительную сеть, но Ворон остановил меня:

– Ты куда это?

– Ну как же, – удивился я, – ведь уже почти одиннадцать!..

– Сегодня никаких заклятий не надо, – сказал Ворон. – Сегодня ночью нечисть и все враги наши лишены возможности перемещения. А в случае наложения заклятия нас не смогут посетить гости.

– А что, мы разве кого-нибудь ждем? – удивился я.

– А как же! – квакнул Жаб – он уже успел прискакать из кухни и даже слизнул немного сметаны из плошки с салатом из редиски и зелени. – Я в том году чуть не уписался от удивления…

– Жаб, Жаб, – укоризненно произнес Домовушка, покачивая головой. – Как не совестно, право слово!

– А что? Собрались одни мужики, так что в кои-то веки можно и поговорить по-человечески, – квакнул Жаб особенным своим – смеющимся – кваком.

– Ну это еще как сказать, – церемонно и поджав губки, заметил Домовушка.

– А что, среди нас какая-то затесалась? А ну, мужики, признавайтесь, кто из нас бабской породы?

– Видишь ли, Жаб, – начал Ворон странно неуверенным тоном, – затруднительно вообще-то объяснить, однако есть среди нас некто, кто не совсем, как ты выражаешься, «мужик». – Он произнес это слово жеманно и с французским прононсом, приблизительно так: «мюж-жик». – Но и не, как опять же ты выражаешься, «баба»… Среди сверхъестественных существ, видишь ли, это если не довольно распространенное, то, во всяком случае, не столь редкостное явление…

– То есть как это? – разинул от удивления свой широченный рот Жаб. – Не мужик, не баба? Гермафродит, что ли? Или это… как это… бисексуал?

– К сексу это не имеет никакого отношения, – сухо отметил Ворон и сдавленно кашлянул. Или каркнул. Или, может быть, крякнул. – Это имеет отношение только к полу.

– Импотент, значит, – высказал свою догадку Жаб.

– И не импотент. Эти создания, одновременно сочетая в себе мужское и женское начало, или, употребляя китайскую терминологию, воплощая одновременно и ян, и инь, не являются при этом ни мужчинами, ни женщинами, а неким конгломератом…

Жаб поперхнулся. Жаб плюхнулся на пузо. Жаб затарабанил лапками по полу. Жаб умирал от смеха.

– Я не вижу в этом ничего смешного, – еще более сухо, чем прежде, заметил Ворон. – Это природное явление. Такое же, как гермафродитизм. Но если гермафродитизм имеет отношение к размножению, то это явление скорее имеет отношение к способу существования. Эти существа… Они, видишь ли, не обоеполые, а как бы среднего рода. Например, ангелы. А также духи стихий. А также охранительные духи – лешие, водяные, домовые. Поэтому нашего Домовушку правильнее бы в третьем лице единственного числа именовать не «он», а «оно».

Тут с Жабом случился припадок. Он перевернулся на спинку и засучил лапками в воздухе.

– Ой, не могу!.. – стонал он. – Ой, держите меня!.. Ой, щас сдохну!.. Это ж надо!

Я не знаю, что так рассмешило нашего Жаба. Я, как и Ворон, ничего смешного в этом не видел. Впрочем, может быть, в нормальном состоянии духа я бы иначе воспринял эту информацию, во всяком случае, проявил бы к ней больше интереса. Однако сейчас меня занимало совсем иное – Домовушка перестал со мной разговаривать.

Он принимал мою помощь в сервировке стола – но только принимал и не давал мне никаких поручений. На мои вопросы типа «куда это поставить?», или «в какую тарелку это положить?», или «салат заправлять или пока не надо?» – он не отвечал, и не то чтобы он совсем игнорировал мои вопросы, нет, он доставал и протягивал мне тарелку, чтобы я наполнил ее, или отбирал у меня блюдо и размещал в казавшемся ему удачном месте, или молча поливал салат сметаной… Молча – и при этом поминутно обращался к Псу с какой-нибудь просьбой, или с замечанием, или просто дотрагивался до него лапкой, проходя мимо, дотрагивался ласково и ободряюще. Я понял, что вопрос о том, кто виноват, он решил для себя не в мою пользу. Но колбасе – то есть ее наличию – он даже будто бы радовался и безусловно огорчался поступком испаскудившего ее Петуха.