– Никто, кроме Рыба, – ответил я. – Все спят. Ага! Если бы!

Эти любопытные создания, как потом оказалось, только притворялись спящими, а ушки – у кого они были – держали на макушке. Не прошло и двух минут, и Ворон по обычной своей привычке подходить к вопросу издалека, с той поры, когда земля была еще тепленькая, только-только начал объяснять Пауку, что мне необходима практика на местности, как я своим чутким ухом уловил в коридоре какой-то шорох.

Вообще-то я скучал. И даже уже начинал дремать – Ворон, с его велеречивостью и длинными предложениями, бывало, вгонял меня в сон. Но шорох, донесшийся из коридора, пробудил дремучий кошачий инстинкт, который – если бы я бодрствовал и не скучал – мне конечно же удалось бы подавить. А так я оказался слаб и беззащитен перед мощным зовом природы, прыгнул к двери и забил хвостом…

Инстинкт – великая вещь, этого даже Ворон не отрицает. Поэтому он спросил тихо:

– Кто там? Неужели у нас завелись мыши?

Мышами, конечно, и не пахло. Посудите сами – откуда у нас, в нашей стерильной квартире, взялись бы мыши? Разве что Ладе что-нибудь приснилось. Но Лада спала последнее время мало и без сновидений – она только накануне жаловалась мне на это: «Ах, Кот, хоть бы сон какой хороший увидеть или даже и плохой, а то сплю – как в бочке сижу…»

Так вот, мышами из коридора не пахло. А пахло жабами, тараканами и собаками. Я резко распахнул дверь. Ну конечно! Все трое сидели рядком и напряженно прислушивались. Вне всякого сомнения, напряженно прислушивался Пес – это я заключил из того, что уши у него стояли торчком и подрагивали. Что касается Домовушки и Жаба, я не мог определить, прислушивались они или нет. Но простая логика подсказывала мне, что Да, подслушивали.

– Это что такое? – грозно, хотя и вполголоса, спросил я. Я не хотел тревожить Ладу. – Подслушиваете?

– А чего вы шепчетесь? – квакнул Жаб. – Заговоры устраиваете?

– Никакие не заговоры, а просто у нас совещание, и Паук нам нужен как консультант.

– Понятно, об чем совещаетесь, – проворчал Домовушка, успевший шмыгнуть мимо меня в кабинет и принявший уже обычный свой облик. – Как нам нашу Ладу спасти. А то не разумеете, что нам всем она дорога и мы все жизни положим, чтобы ей токмо помочь-подсобить.

– Ну насчет жизни – это ты слишком, – квакнул Жаб и перепрыгнул через меня – иногда прыгучесть его поражала чрезвычайно. – Я лично жизни лишаться не хочу, даже и такой, какая у меня. Хотя, если подумать, не жизнь это, а тоска зеленая. Ни рюмашки, ни огурчика на закуску, ни бабы теплой, чтоб, значит, подержаться… Ой, Домовушечко, ты же у нас невинное, уж прости… – Жаб заржал.

– Тихо! – каркнул Ворон громогласно. – Развели тут базар!.. Кот вам ясно сказал, у нас занятия, а Паука мы призвали только для того, чтобы получить необходимую нам консультацию. По одному юридическому вопросу. Насчет того, можно ли инкриминировать Коту в случае совершения им некоего деяния…

– Ой, Воронок, ты б не врал, сразу видно же! Хоть ты и краснеть не могёшь, – напевно произнес Домовушка, устраиваясь на стуле с неизвестно откуда взявшимся в его лапках вязанием. Может, он его на время своей трансформации в таракана прятал за пазухой? – Краснеть ты не могёшь, говорю, однако же перья у тебя на маковке дыбом от твоего вранья встают.

– Давай колись! – поддержал его Жаб. – Мы ж все равно кое-что слышали…

– Подслушивать нехорошо, – каркнул Ворон довольно кротко. И обратился к нашему рыцарю без страха и упрека: – Пес, как же ты?..

– Я считаю, что вы не вправе шептаться, – сказал Пес, подумав. – Дело у нас общее, и решать мы его должны сообща. А ради Лады я не только подслушивать, ради Лады… – Он издал короткий стон.

– Ну ясно, на костер и на плаху, – пробормотал Паук тихо, но, как всегда или почти всегда, его услышали все. – Дело не в Ладе, товарищи! – продолжал он, почти не повысив голос. – Дело в том, что Кот нуждается в практике на местности, и Ворон, как наставник, просит моего совета, как поступить. Есть опасность – если я правильно вас понял, Ворон, – что Кот, применяя свои специфические навыки, может наломать дров. Устроить ДТП, например, или какую-нибудь другую катастрофу, возможно, и с порчей государственного имущества. И – не дай бог, конечно! – даже и с человеческими жертвами. Будь наш Кот обыкновенным, котом по своему рождению, этого нельзя было бы вменять ему в вину, такова кошачья природа, и не нам котов судить. Однако Кот наш по сути своей человек, и если налицо преступный замысел, то есть сознательное причинение ущерба частному либо юридическому лицу, то Кот, разумеется, будет считаться преступником и должен будет отвечать по закону…

– Ни по какому закону я отвечать не буду, – сказал я. Дело представилось мне в совсем новом и не сказать чтобы приятном свете. – Я – кот, котов не судят!..

– Да, но совесть?.. – тихо возразил Паук.

Я замолк на полуслове. С совестью лучше не связываться. Мое пылкое воображение заработало, подсказывая мне, что может случиться. Вот я перебегаю дорогу молодому человеку, он спотыкается, падает на проезжую часть и попадает под машину. «Скорая», милиция, летальный исход и судимость у ни в чем не виноватого шофера, потому что убийство есть убийство, даже если совершено без умысла и за рулем машины.

Вот я чихаю на молодого человека, и в его делах наступает резкое ухудшение, он лишается работы, друзей, близких и в приступе депрессии выбрасывается из окна.

Вот я навожу на молодого человека порчу своими зелеными глазами, и – … (см. предыдущий абзац).

– Он будет осторожен, – угрюмо сказал Ворон. – Он не настолько сильный маг, чтобы принести значительный вред избранному нами субъекту. В самом худшем случае объект эксперимента ожидает сенная лихорадка. В лучшем же случае субъект отделается легким испугом.

– Нет! – заорал я. – Я начинающий!.. Я, может, и слабенький, но я могу не соразмерить свои силы!..

– Я согласен с Котом, – тихо сказал Паук. – Тонкая работа требует мастерства и опыта. А начинающий – маг он или плотник, это не имеет значения – наломает дров.

– Ну я о том же и говорю! – каркнул Ворон хрипло и раздраженно. – Если у него не будет практики, он никогда и ничему не научится! А практики у него не может быть до тех пор, пока не появится подходящий объект приложения сил! А сейчас у нас на редкость удачное стечение обстоятельств…

– Неудачное! – крикнул я. – Мы же о нем ничего не знаем! А может, у него были веские причины, чтобы бросить Ладу! Может, у него ребенок от другой женщины родился, и ему теперь жениться надо, если он честный человек! Или, может, он нехорошей болезнью заразился! Или его в командировку посылают сроком на пять лет! Или он шпионом работает, и его на родину отзывают!

– Нечего всяким шпионам к нашей Ладе лезть! – крикнул кто-то, я даже не разобрал кто.

Я завелся. Иногда это со мной бывает.

– А что, если шпион, так и не человек? Шпион тоже влюбиться может! Не предавать же ему родину из-за какой-то там любви!

Пес даже взвыл от негодования:

– Из-за какой-то – нет, а из-за Лады не только родину предать, кого угодно предать можно!..

Я внезапно успокоился. Ночь прошла без сна, близилось утро, и, наверное, поэтому мне в голову пришла такая чушь – насчет шпионов, и эту чушь я развил в сюжет небольшого шпионского романа, знаете, в бумажном переплете, а на обложке – голая баба или труп с ножом в груди. Но чушь эта, подхваченная Псом и услышанная со стороны, отрезвила меня – я всегда отличался способностью к здравому мышлению даже в момент большого эмоционального напряжения. И тут я весьма кстати вспомнил свой собственный опыт удачной мести.

– И вообще, – сказал я спокойно и с достоинством, – я отказываюсь от задуманного по моральным соображениям. Месть – дело плохое, к тому же обоюдоострое оружие. Месть сладка, пока она еще в замыслах и мечтах, осуществленная, она становится противной и горькой, и после нее бывает нравственное несварение… Свет не мил.

– Это если ты отомстил недостаточно серьезно, – каркнул Ворон, и его круглый глаз, обращенный в мою сторону, сверкнул кровожадным желтым огнем. – А если твоя месть, обдуманная и выношенная со всем тщанием, на которое ты способен, осуществлена в полном объеме и привела к желаемому результату, то…