— Так что мне, топиться? — упавшим до шепота голосом сказал Жаб.
Я разозлился:
— Топись!
— Так ведь не получится! — прорыдал Жаб. — Я ж этот… Двоедышащий! И повеситься не могу! У меня же шеи нету! Из окна что ли выпрыгнуть, все-таки пятый этаж, может, расшибусь?
Ну, это он размечтался. У него, у Жаба нашего, такая планида, то есть фортуна, что ни за что он насмерть не расшибется. Калекой, это может быть, останется.
Тут я вспомнил свои, теперь уже такие давние, порывы суицидного характера и устыдился. Да, тут то ли мать-Природа недоработала, то ли правы были древние греки — человек тем и отличается от животного, что в состоянии наложить на себя руки. От того, что у животных рук нет, а есть лапы, а лапы на себя не накладывают…
Я так глубоко задумался, что даже и задремал.
Жаб терпеливо вздыхал, постанывал, но в конце концов не выдержал.
— Ну Котик, ну, будь человеком, ну поднапрягись!
— Хорошо, — сказал я, — поднапрягусь. Но только не сегодня. Я, видишь ли, слишком устал. Я если сегодня начну колдовать, то еще хуже может получиться.
— Хуже уже не будет! Куда уж хуже! — запротестовал чуть-чуть оживившийся Жаб.
— Да? А если у тебя вырастут еще и рога, или хобот? Или и то и другое сразу — в добавление к хвосту и перьям?
— А… Ну да, — согласился снова поникший Жаб.
— Так что завтра, с утра — после завтрака, разумеется — я сразу же тобой займусь, — пообещал я. Я бы ему что угодно мог в тот момент пообещать, даже и в человека его превратить — так мне хотелось спать. — Только вот что — ты еще с Вороном поговори. Чтобы он мне какую-нибудь другую работу не нашел. Объясни ситуацию, и что другого выхода у тебя нет. Так прямо и скажи: нет, скажи, альтернативы! Или Кот мною занимается, или я топлюсь!
— Ага, — радостно кивнул Жаб. Еще бы — он добился от меня твердого обещания! Он же знает, что маги не врут! И не сообразил, что превратить его обратно в жабу я не обещал — я обещал только им заняться. — Так и скажу: нет, скажу, альмавивы…
— Альтернативы, — полусонно пробормотал я, укладываясь, сворачиваясь в клубок.
Он еще что-то бормотал, благодарно и нежно, но я его уже не слышал. Я спал, и мне снились прекрасные сны: про колбасу, сосиски и молоденькую кошечку из четвертой квартиры…
Глава двадцать четвертая, в которой я пытаюсь ликвидировать некоторые последствия некоторой ошибки
Вставайте, граф, Вас ждут великие дела!.
Ах, эти сны!
Вы замечали, что после хорошего, счастливого сна просыпаешься с радостным чувством, и жизнь прекрасна, и ждут великие дела?
Не то, что после кошмара: когда, например, за вами гонится мышь величиной с дога, или что вас постригли налысо, и вы в голом и лысом виде оказываетесь посреди людной улицы, или еще что-нибудь в том же духе. Нет, после такого сна вы просыпаетесь, и вздыхаете с облегчением: «Уф, это всего только сон! Хорошо, что это всего только сон!»
Хорошо-то хорошо, но жизнь радостной после такого сна не кажется, и великие дела на горизонте не маячат. Живешь спокойно — и то ладно.
В мой прекрасный, мирный сон о колбасе, сосисках и молоденькой кошечке нахально вторгся доберман по кличке Кариб (он живет в соседнем дворе, личность совершенно невозможная — злобен и кровожаден, и немало котов и кошек закончили свои дни в его зубах). Сначала он просто вторгся, а потом превратился в крысу таких же, доберманьих, размеров и продолжал преследовать меня, сожрав попутно и колбасу, и сосиски, и молоденькую кошечку. Я пытался скрыться от него, прятался по чердакам и подвалам, но всюду меня подстерегала злобная его морда; наконец, мне удалось вскарабкаться на высокий тополь, но ветка подо мной подломилась, и я полетел прямо в огромную, алую, вонючую пасть…
И проснулся — и вовремя: еще немного, и я бы погиб.
Я с облегчением вздохнул: это был всего лишь сон!
Еще одна странность есть у снов — в своих снах мы либо гораздо могущественнее, либо наоборот, гораздо беспомощнее, чем на самом деле.
Потому что на самом деле я плевал на этого Кариба с верхушки самого высокого тополя в нашем дворе. На самом деле это не я его — это он меня боится. Как меня завидит — так сразу же и удирает, поджав свой обрубок, который у него сзади вместо хвоста. А почему? Потому что получал от меня однажды, и чуть не потерял глаза в этой схватке. Кошачьи когти — мощнейшее оружие, если правильно ими пользоваться. И действовать хладнокровно и бесстрашно. Могу посоветовать, как справиться с псом крупнее вас — постарайтесь прыгнуть на него сверху, на загривок, и желательно, чтобы вы смогли когтями вцепиться в его глаза.
А если сверху не получается, и пес, допустим, увидев вас, на вас кинулся — никогда от него не бегите. Если пес соизмерим с вами по размерам — спокойно ждите его, оставаясь на месте. Можете даже умыться, пока он бежит — в девяти случаях из десяти пес остановится, не добежав до вас два или три шага. И попятится. В таком случае вы перестаете умываться, спокойно обворачиваете хвост вокруг туловища и смотрите ему в глаза спокойно, с осознанием собственного достоинства. Я вас уверяю — он перед вами еще и извиняться начнет, что мол, не за того принял. Или уберется. Опять же, поджав хвост.
Если же пес попался дурной (один случай из десяти), и не остановился, то опять же не теряйтесь, и как только он окажется в пределах досягаемости, дайте ему хорошенько по морде. Если пес глупый по молодости — то не надо его калечить, шлепните, как шлепаете котят, спрятав когти. Но сильно. Хороший шлепок собьет щенка с лап, он покатится кубарем и больше никогда не нападет ни на одну кошку, даже с мирной целью — поиграть.
Если пес глуп и злобен, но уже не молод — в таком случае не жалейте его, не прячьте когти и цельте в глаза. Дураков надо учить, учить больно и жестоко — иначе они не понимают.
Если пес крупный — доберман, дог или мастифф — то удар лапой не получится. С таким псом поступайте иначе — подпрыгнув, вцепляйтесь к нему в морду, желательно в нос. Он у вас завизжит, как щенок, носы у них (как, впрочем, и у нас) очень чувствительны.
Все это хорошо и правильно, но будьте осторожны с бультерьерами и пит-булями. С такими справится бывает трудновато, лучше с ними не встречаться, а если встретились — не стесняйтесь, не бойтесь прослыть трусом и поищите дерево повыше. Или вход в подвал — поуже. Желательно со двумя выходами.
Конечно, нам, котам, проще — людям сложнее, у них ведь нет когтей.
Но главное — это не бояться и не теряться, и тогда вас ждет успех.
Что, впрочем, справедливо для любого начинания.
Однако я отвлекся.
Итак, я проснулся, стряхнул с себя остатки дурного сна, немного воспрял духом и тут же вспомнил о своем обещании Жабу — настроение мое слегка упало.
Но я вспомнил максиму, которую привел на три строки выше — не бояться и не теряться.
А еще, очень может быть, Ворон и не позволит мне отвлекаться на проблемы нашего Жаба. Хотя Жаба, конечно, по-человечески, то есть, простите, по-котиному жаль, но что есть наши влюбленности по сравнению с победой мировой революции? Мелкие, мещанские огорчения!
Однако Ворон куда-то испарился, даже не позавтракав. То ли моциону ему захотелось, как думал я, то ли снова впал в «дыр-прессию» и полетел искать, где бы выпить. Так думал Домовушка.
Поэтому, волей-неволей мне пришлось приступить к выполнению своего обещания.
И тут же столкнулся с первой, непредвиденной, трудностью.
Первая непредвиденная трудность заключалась в том, что для проведения магической работы по расколдовыванию субъекта нужен этот самый субъект. Я не могу работать вслепую, я даже в шахматы вслепую играть не могу!
А Жаб мало того, что не вышел к завтраку — он категорически отказывался покидать свою миску и только сильнее держался за свое одеяло, то есть полотенце.