Да и в понедельник Волли свернул к речке совсем не для того, чтобы успокоиться. Просто если там совсем ничего не сделано, можно будет поострить. Например, изобразить в лицах, как Эви и директор вдвоем строили свою электростанцию.
Но как же был удивлен и огорчен Волли, когда он подошел к Метсайыги!
Сделанного за воскресенье нельзя было не заметить: в котловане появились деревянные сваи, отчетливо наметившие будущие стены.
И надо же было Волли пропустить самое интересное! Если бы его хоть предупредили, что будут ставить сваи, Волли и на озеро не пошел бы. Тем более, что клёв был неважный. Пойди пойми, когда на стройку стоит ходить, а когда не стоит.
Теперь, пожалуй, не Волли будет смеяться, а, наоборот, как бы самого его на смех не подняли!.. Так и есть, его уже заметила долговязая директорская Юта.
— Прогулял, Круус, да? Прогулял? — смеялась Юта. — А тут как интересно было!
— Понимаешь, страшно разболелся живот, — вдохновенно соврал Волли. — Не знаю, как сегодня на уроках высижу.
— Очень больно? — встревожилась Юта. — А градусник ставил?
— Буду я еще с градусником возиться!
— Ты отпросись с уроков и сходи в медпункт.
— Ладно, уж как-нибудь вытерплю, — с видом мученика сказал Волли.
Эх, если бы ему все так легко поверили! Вон отец, когда он болеет, получает бюллетень. Если бы у Волли тоже был бюллетень, ему никто и слова не сказал бы.
Просто жаль, что живот нисколько не болит. Правда, если вот здесь посильнее нажать пальцем, что-то чувствуется. И вообще живот какой-то круглый. Может быть, даже раздувшийся…
Волли и в классе старался сохранить мрачный вид. Правда, Андрес, который знал своего бывшего друга получше, чем легковерная Юта, узнав о страданиях Волли, скорчил ехидную рожу и сказал: «Круус рыбой объелся!» Но больше никто над Волли не смеялся.
Только где-то внутри, в самом Волли, вдруг заговорил совершенно незнакомый голос. Во время урока он говорил такие неприятные вещи, что Волли стало не по себе. Вот все строят по-настоящему, а он?
Волли начал ерзать на парте. Если это подсказывает гражданская совесть, так уж лучше бы она молчала!
Волли поднял руку.
— Уже решил? — удивился Пихлакас, отнюдь не избалованный успехами этого школьника. — Молодец! Ну, Круус, что у тебя получилось? Что ты нам скажешь?
— Разрешите выйти, — сказал Волли.
Класс дружно рассмеялся. Только Юта заступилась за нашего героя.
— Как не стыдно! — сказала она. — У человека болит живот, а вам смешно!
Но у человека душа весь день болела сильней, чем живот. После уроков Волли решил взяться за работу как следует. Он будет так работать на стройке, что все ахнут. Он станет забивать сваи, это стоящее, мужское дело! Вот так, покрепче возьмемся за эти ручки…
— Круус, не путайся под ногами, — сказал Калью Таммепыльд. — Иди носить сваи.
Конечно, носить сваи тоже кому-то нужно… Волли вместе с другими ребятами притащил одно бревно, потом второе… Но, когда все пошли за третьим, Волли стало скучно. Он пробежался по насыпи, дернул за косу какую-то девчонку и на нее же накричал: «Разве так трамбуют? Вот как нужно!» Выхватил у нее трамбовку, сделал пяток ударов — и опять заскучал. Вернувшись к котловану, он издали помог сваебоям ухать. Словом, его рабочий день уже вошел в обычное русло, когда Волли заметил у себя под ногами трещину.
Длинная, извилистая трещина шла вдоль всей стенки котлована — той самой, откуда выбивался плывун. И вдруг Волли показалось, что трещина эта расширяется, растет. Он присмотрелся: да, глина еле заметно ползла.
— Обвал! — во всю глотку закричал Волли.
Схватив первую попавшуюся доску, он ринулся вниз, в котлован, навстречу оползню.
Сомнений не было: стенка шевелилась. Волли приложил свою доску к этой стене, уперся в нее руками — но разве удержишь такое!
Увидев все это сверху, с края котлована, директор школы взялся рукой за сердце.
Сейчас там, внизу, погибнет один из его учеников. На Крууса обрушится глыба глины, вся стена котлована. Она похоронит его.
— Назад! — крикнул Юхан Каэр. — Назад!
Но к Волли уже подбежал Андрес с бревнышком-подпоркой в руках.
Они заколотили подпорку, уперев ее в сваю, и глина приостановилась, словно раздумывая, что ей теперь предпринять.
— Дети, отойдите оттуда! — скомандовал Юхан Каэр.
И все ребята, кроме Волли и Андреса, отбежали подальше. Кто-то ловко бросил сверху вторую доску. Волли схватил ее и тоже упер в стенку.
— Подпорки, бросайте сюда подпорки! — крикнул Андрес.
— Осторожнее! — предупреждал сверху Каэр.
И Волли, упираясь в свою доску, успел подумать о том, что всем директор кричит: «Дети, отойдите!» а ему: «Осторожнее!» Вон как!
Правда, Волли думал об этом не потому, что был таким уж храбрым: просто он не представлял себе, насколько велика опасность. Он все держал свою доску, и это ему уже начинало надоедать. Что ж он, так и останется стоять вместо подпорки?
Он оглянулся. Совсем рядом оказался какой-то незнакомый взрослый человек в кепке, хмуро глядевший на все вокруг.
— Что же вы стоите? — упрекнул Волли. — Держите-ка вот здесь!
— Я? Здесь? Держать? — удивился незнакомец.
— Конечно! У вас силы больше! А я побегу за подпоркой.
Незнакомец сердито посмотрел на Волли, пожевал губами, словно хотел еще что-то сказать, но повиновался.
Выбежав из котлована, Волли взглянул вниз. Теперь ребята подавали сверху доски и жерди, а физик Пихлакас, Андрес, Юри и Калью — все четыре сваебоя — тащили их к стенке и ставили упоры. Они торопились. Пихлакас даже споткнулся в спешке, проехался по лужам на животе и теперь поднялся в таком виде, словно его только что вылепили из глины Это было уже смешно, а не страшно.
Опасность миновала.
Волли решил больше не торопиться и начал разглядывать чужого унылого дядьку, который все еще стоял в углу котлована как приклеенный.
Конечно, теперь он боится отойти. Вот, мол, я отпущу, а стенка на меня свалится. Совсем как сестренка Мари с кружкой воды, припертой к потолку…
Хорошо бы сейчас всем отойти и посмотреть, сколько времени этот дядька будет держать стенку, которая больше не валится. Потеха!
Но Юхан Каэр ничего потешного во всем происходящем не видел. Стенку укрепили, но могло обойтись и не так благополучно. Хорошо, хоть вовремя заметили эту трещину… А какие все мокрые, грязные!.. И снова накрапывает дождь… Беда!
Но, как худшая из бед, прозвучал голос незнакомца, выбравшегося наконец из котлована:
— Товарищ Каэр, если не ошибаюсь? Будем знакомы: Па?уль Ки?ви, инспектор.
Этого еще недоставало! Вот не вовремя принесла нелегкая!..
— Очень рад, — сказал Юхан Каэр.
— Это возмутительно! Так вы передавите всех своих воспитанников! — прошипел инспектор. — Вы понимаете, чем это пахнет?
— Понимаю, — угрюмо отозвался директор. И громко скомандовал школьникам: — На сегодня хватит, ребята! Можно разойтись.
— Нужно бы еще прочистить канаву, чтобы вода не скапливалась, — подошел к директору Пихлакас.
— Завтра прочистим, — отозвался Каэр. — Вот, знакомьтесь — это инспектор Киви.
— Вальтер Пихлакас, — учтиво поклонился физик, протягивая инспектору свою глиняную руку.
Но Пауль Киви даже не пожал ее. Круглыми от возмущения глазами он окинул глиняный пиджак физика, его глиняный нос и подбородок, с которого тоже капала глина.
— Это педагог? В таком виде? — тихо спросил инспектор у директора. И гневно воскликнул, широким жестом указав на все окружающее: — И это вы называете трудовым воспитанием? Стыдитесь! Чему вы учите детей, да еще рискуя их жизнью? Навыкам работы топором и лопатой? Это элементарное ремесленничество, давно осужденное нашей педагогической наукой. У вас не строительство, а безобразие! Прекратить!
Глава пятнадцатая о хозяевах Метсайыги