Конечно, эти слова прозвучали для Волли как хорошая, веселая песня. Но он только усмехнулся и сказал:
— Много ты в этом понимаешь!
Глава двадцать третья, в которой проходит целая зима
Мари, старшая из сестер Волли, надув губы, сидела за столом и смотрела в окно. За окном была ранняя весна. На дороге, на солнцепеке, снег уже стаял и теперь блестели лужи.
Два петуха, с отвращением ступая по лужам, дрались. Они подолгу стояли один против другого, выгнув шеи и грозно глядя перед собой. Потом схватывались, причем каждый норовил клюнуть соперника в гребень. Опять останавливались. И все начиналось сначала.
— Ну чего ты киснешь? — грубовато спросил Волли, заметив томление сестры.
— Нам задали написать дома сочинение о зиме. Самим придумать. Может быть, ты проверишь? — умильно сказала Мари.
Волли сделал сердитое лицо: ему небось никто не помогает учиться! А эти растут иждивенками. Проверь, посмотри, помоги…
Сочинение было такое:
Зима.
Выпал снег. Началась зима. Зимой мы учились в школе. Зимой мы катались на санках.
Мы строили станцию.
— Это все? — спросил Волли.
— Мне больше не придумать.
— Эх, ты! Зимой чего только не было! Зима такая длинная!.. Сиди вспоминай и пиши! А я потом проверю. Не глазей на дорогу, сосредоточься, лодырь несчастный!
И Волли начал вспоминать сам.
С осени они учились в полутемных, холодных классах. Все щенки и обрезки уже сгорели в школьных печах, а дрова все еще покачивали головами в лесу на горке. Чтобы хоть к празднику натопить здание школы, пришлось притащить из лесу по охапке хвороста.
Зато годовщину Великого Октября встретили в жарко натопленной и нарядно украшенной школе. Был большой вечер, пели хором, танцевали и играли в разные игры. К сожалению, Волли все это пропустил: он объелся всякой вкуснятиной.
Живот разболелся на этот раз по-настоящему, но в медпункт Волли больше не ходил — хватит с него…
Дошла очередь и до лесозаготовок. Веселое было воскресенье, когда с хрустом и треском, ломая сучья о подлесок, начали валиться ели и сосны в лесу на горке! Высоченные деревья шумно вздыхали и, сдаваясь школьникам-лесорубам, падали на землю.
А когда выпал снег, все пошли в лес с большими школьными санями и подсанками. В оглобли впряглось человек восемь, а другие парни подталкивали сани сзади. И все-таки с первыми бревнами намучались досыта.
Зато после, когда накатанная дорога окрепла, заблестела, груженые сани сами ехали под гору, только успевай тормозить! Тогда в лес двинулась целая армия салазок. Каждый вез, что под силу было: бревна, сучья, дрова… Даже малыши привозили по два-три полена.
А еще этой зимой строили здание своей гидростанции. Да не в реке, даже не на берегу!
«Давайте строить наше здание в гимнастическом зале! — так предложил однажды физик Пихлакас. — Оно отлично поместится. А к весне разберем, доставим к речке и соберем уже на месте».
«Прекрасно! — обрадовалась Эви Калдма. — Это индустриальный метод строительства. На речке смонтируем здание из готовых деталей. Зимой не нужно мерзнуть, можно работать в тепле».
И здание — красивую будочку с дверью и двумя окошками — построили посреди гимнастического зала. А Волли доверили окрасить это здание масляной краской. В гимнастическом зале, конечно, не было ни снега, ни мороза, все удалось отлично выкрасить. Работенка подходящая, только трудно выводить пятна с костюма: краска сходит, а разводы все равно остаются… И опять мама говорила: «Ну когда ты у меня вырастешь?»
За зиму Волли вырос только на один сантиметр. Не совсем на один, на один и три миллиметра. Конечно, если бы он прикладывал к двери не треугольник, а линейку, да еще наискосок, он мог бы насчитывать побольше. Но ведь рост от этого не изменится!..
А толстый Рауль вдруг вырос на целых семь сантиметров и стал не таким толстым, как раньше. Вот ведь как несправедливо: он и так был выше, чем Волли!
Директорская Юта тоже еще подросла. И почему это некоторые люди так вытягиваются? Теперь с ней даже пошептаться нельзя, хоть скамейку подставляй, самому смешно. Так что Волли решил ее разлюбить. И без девчонок дел по горло: мало того, что строить нужно, еще ведь и учиться приходится, и турбины доставать!
Ох, и счастливый день был у Волли, когда… Постой, как же это было? Ах да, была ботаника, директор пришел на урок и вдруг вызвал:
«Волли Круус!»
Ну, Волли, конечно, встал, а вставая, вздохнул: в классе он всегда лучше чувствовал себя сидя, а не стоя. У этих растений всякие там рыльца, пестики…
«Круус, — сказал дир, — только что мне из Таллина звонил заместитель министра. Он сообщил, что турбина для нас заказана. А когда я сказал «спасибо», ответил: «Благодарите Волли Крууса. И передайте ему привет от меня». Ведь в районе ты с ним говорил, оказывается».
И тогда все… Ну, вы понимаете: все так и ахнули! И, может быть, некоторые даже полопались от зависти!
А в очередном номере стенгазеты появилась «Загадка», которую отгадали все-все. Там Айме нарисовала красноголового, как подосиновик, парня с задранным кверху носом, и Андрес написал под этим рисунком:
Конечно, и в рисунке и в стишке было много обидного. Но зато это была настоящая слава. Так что Волли тоже смеялся вместе со всеми ребятами.
И недавно — наконец-то! — турбина прибыла. Сколько из-за нее волновались, как ее ждали! Самое главное, конечно, сделал он, Волли. Но и после этого еще писали разные письма и телеграммы. Комсомольцы завода обсудили письмо пионеров из Метсакюла и сверх плана изготовили для них турбину — сердце электростанции. Комсомольцы и в письме так написали: «сердце».
Когда это сердце прибыло в Метсакюла, все побежали на него смотреть. Сердечко оказалось маленьким, круглым, вроде колеса автомашины, только с перегородочками, да еще изогнутыми. Волли даже немного огорчился — он успел насмотреться в книжках и в газетах на фотографии огромных машин, а тут…
Калью тоже отнесся к турбине без всякого уважения: залез в кузов грузовика и взялся ее снимать. Потянул влево, вправо — не двигается. Попробовал качнуть — не шевельнулась. Снял кепку, удивленно посмотрел на турбину, потом на Пихлакаса.
— Что, не поддается? — спросил физик.
— Нет. Хоть и маленькая, — пробасил Калью.
— Чему же тут удивляться? У железа какой удельный вес?
Но Калью сделал вид, что не расслышал: конечно, где ему делать два дела разом!..
Турбину кое-как выгрузили из кузова и сразу поставили на большие школьные сани. Нужно было спешить, пока не стаял снег и не ушел лед за плотиной.
Сани скользили плохо: там и сям из-под снега выглядывали глинистые бугорки и прошлогодние колеи. На каждой такой кочке потом обливались, стаскивая сани. Не только Волли, даже сам Андрес махнул рукой и уселся на сани отдохнуть.
Но тут подоспели девчонки с лопатами, подбросили под полозья снегу, поиздевались над уставшими и сами впряглись в сани.
«Пусть парням стыдно будет! — сказала Айме. — Сиди, сиди, Андрес, мы и тебя свезем!»
Андрес, Волли и другие парни опять взялись за дело, и турбина уже без остановки доехала до речки. А с берега, под горку, сани летели так лихо, что Волли даже прокатиться удалось! Тогда Пихлакас на него рассердился, шумел: «Тебя задавит, что за безобразие!» Ох и ворчуны же эти взрослые!
