Убедившись, что здесь все осталось без изменений, Чапай достал из коробки здоровенного таракана с рыжеватой подпалиной на спинке. Кличка насекомого была логичной – Чубайс. Тот, давно привыкнув к человеческим рукам, вел себя индифферентно, лишь шевелением усов показывая, что жив. Рыцарь нацепил на него крошечный хомутик, для надежности зафиксировал его ниткой, далее прицепил простое проволочное приспособление, похожее на якорек с подвижными лапами. Продев в ушко двойную нить, он запустил Чубайса в трубчатый ход, скрывавший главный кабель.

Чапай не был суеверным, но все же подсознательно надеялся, что таракан с подобной кличкой не растеряется в мире электричества и, достигнув пересечения кабеля с линией питания дверей, выполнит свою задачу с первой попытки. Если не получится, у него еще оставались Абрам и Католик, так что, как и в спорте, у него есть три попытки.

Сдвоенная нитка, которую влачило насекомое, монотонно уходила в стену. Как только скрылся узелок, завязанный на строго вымеренном расстоянии, Чапай перехватил его пальцами. Чубайс не возмутился на столь резкую остановку, он давно привык к подобным фокусам хозяина камеры и, упираясь лапками, рванул вперед, освободившись от соскочившего якорька. Рыцарь осторожно потащил его к себе и, почувствовав уверенный зацеп, остановился. Нитка была слабая, при натяжении неминуемо порвется.

Бровкин привязал к одному концу шнур, оторванный от маленького телевизора, на нем, вымеряв то же расстояние, закрепил крючок, сделанный из проволоки, отломанной от сетки койки. Ухватив другой конец нитки, он плавно потянул ее на себя, следя, чтобы провод уходил в стену без перекосов. Доведя крючок на нужное расстояние, он стал елозить то шнуром, то ниткой, пока не зацепился.

План Чапая основывался на знании технологии прокладки проводов в подобных старинных сооружениях Ордена. Он дважды наблюдал этот процесс и знал, что при этом получается изрядная слабина. Вот и сейчас, потянув на себя шнур, он вытащил петлю провода, шедшую к электрическому замку его двери. Открыть ее можно было только с центрального пульта, перед этим охранник должен связаться с дежурным по тюремной связи, четко объяснив цель подобного действия. Однако, имея доступ к проводам, такое разрешение можно было не спрашивать.

Чапай доступ получил.

Дальше оставался сущий пустяк – с помощью заточенного супинатора рыцарь снял изоляцию на двух участках, прикрутил к ним провода от того же телевизионного шнура, после чего протянул его до единственной камерной розетки. Дверь загудела – замок сработал. Теперь следовало действовать быстро – Чапай не исключал, что где-то на пульте загорелся тревожный огонек. На фоне других сигналов, естественных при разносе пищи, на него могут не обратить внимания, а могут и обратить. Задерживаться не стоило.

Подхватив гирю и туалетную бумагу, Чапай открыл дверь, выглянул в коридор. Убедившись, что все чисто, выдернул шнур из розетки, вышел, закрыл камеру уже снаружи. Первый этап плана был завершен – он выбрался за пределы своего маленького мирка. Однако до успешного окончания побега было еще очень далеко.

Все только начиналось.

Снегов только вчера отпраздновал пятидесятилетие и не хотел, чтобы этот день рождения был последним в его жизни. А посему, собрав нехитрые дорожные пожитки, он, попрощавшись с женой и детьми, отправился ложиться на дно, мотивируя свой отъезд важной деловой поездкой. Супруга ничего не знала про его работу – она была обычным человеком, да и сошлись они в зрелом возрасте. В общем, Снегову приходилось жить двойной жизнью. В первой он был одним из региональных координаторов Ордена, во второй ему приходилось выдавать себя за дельца средней руки. К счастью, с женой ему повезло – она нечасто задавала лишние вопросы, да и в других отношениях была идеальной спутницей жизни. Хлопок двери заставил екнуть сердце – ему на миг стало страшно за оставляемую семью.

Но Снегов тут же взял себя в руки. Что бы ни случилось, родных трогать не станут, максимум, что им может грозить, – допрос. А вот вместе им будет гораздо тяжелее скрыться. Координатор не верил, что Орден легко воспримет столь жесткую чистку. Эта организация была частью его жизни, он душой ощущал скрытые пружины, движущие огромную махину, и не сомневался – сломать их невозможно. Они неминуемо распрямятся, больно хлестнув по возмутителям их спокойствия, просто надо пересидеть в безопасном месте, дождаться этого времени.

Безопасное место, известное ему одному, у Снегова было. Главное, добраться туда побыстрее, не засветившись по пути. Координатор даже не стал брать машину, хотя найти его по ней будет затруднительно, но, не имея на месте гаража, ее придется оставить на улице или стоянке. Это след – ведь прочесать город относительно несложно, особенно если для этого задействовать возможности гражданских властей. Нет, он доберется на метро, а от последней станции двадцать минут пройдет пешком.

В лифте Снегов выключил телефон, да еще и аккумулятор из него вытащил. Надвинув пониже плоскую кепку, он с внешне безмятежным видом зашагал к станции. При этом, не поворачивая головы, внимательно изучал всю обстановку, пытаясь выявить возможное наблюдение. Он не был профессионалом в подобных вещах, но знал, что грамотную слежку заметить почти невозможно. Однако еще лучше знал, что у Ордена не столь много специалистов, способных компетентно проводить подобные мероприятия. Все они вечно заняты изучением деятельности различных сект, плодящихся в последние годы как грибы после дождя – вряд ли против него смогут поставить многочисленную группу таких профи. А если их будет мало, то он, с его внимательностью и феноменальной памятью, легко вычислит преследователей спустя некоторое время – они неминуемо примелькаются.

Внимательность не всегда полезна в жизни – скрываться ему приходится именно из-за нее. Только благодаря наблюдательности этим утром он, сложив несколько случайно подмеченных фактов, смог сделать пугающий вывод. Примитивная проверка подтвердила его мысли и, кроме того, показала, что все зашло слишком далеко и помешать этому невозможно. И тогда Снегов совершил отчаянный поступок: спустился на первый этаж и позвонил с одного из телефонов в холле настоятельнице Монастыря, предупредив ее об опасности. Насколько сработало его предупреждение, осталось неизвестно, но уже после полудня он почувствовал, что вокруг сжимается незримое кольцо – искали звонившего.

Снегов не сомневался, что его рано или поздно заподозрят, после чего подвергнут допросу с применением спецсенсов. Там он вспомнит все, вплоть до вкуса материнского молока, и с превеликим удовольствием, захлебываясь соплями, поведает присутствующим. Не зря говорили, что при такой методике люди рассказывают даже то, что никогда не знали.

И он расскажет.

Уходить, только уходить. Забиться в нору и не высовывать нос. После полудня он фактически только назывался координатором, так как все полномочия у него отобрали под предлогом чрезвычайной ситуации. Жаль – имея хотя бы остатки власти, Снегов мог бы успеть сделать что-то полезное; собственно, он уже начинал этим заниматься, но, увы, все закончилось на первых нотах.

На входе его остановил милиционер, попросив предъявить документы. Доставая паспорт, Снегов огромным волевым усилием сдерживал нервную дрожь. Вид у него был весьма респектабельный, даже лощеный, одежда приличная, да и лицо располагающее – останавливали его крайне редко. Честно говоря, насколько ему помнилось, этого не случалось уже года два, да и то в последний раз он был несколько подшофе. Так что случившееся его здорово насторожило.

Впрочем, сержант ни к чему придираться не стал, лишь рутинно проверил прописку и вернул паспорт с извинениями. Однако было поздно – остатки душевного равновесия покинули Снегова. Спускаясь на эскалаторе, он, не скрываясь, вертел головой, запоминая всех и вся. Время было вечернее, пассажиров немного, так что задача существенно облегчалась. Его уже мало волновала вероятность того, что гипотетические преследователи поймут – слежка обнаружена.