И вот теперь Лина узнала, что, если внизу была грязь, то верх оккупировала сущая мерзость. То, к чему она так стремилась, оказалось ложью. Сейчас, сидя в маленькой камере, она с отчетливой ясностью начинала понимать то, о чем раньше не пыталась задумываться. Девушка проводила ревизию своей короткой жизни. Выводы были неутешительными.

Все зря.

В сущности, ей можно поблагодарить Ланса за то, что он принесет ей смерть. Как существовать дальше, узнав, что все ее идеалы были ложными, она не представляла. Все девятнадцать лет жизни были простой подготовкой к прислуживанию силам, чуждым всему человеческому. Демоны использовали ее для борьбы с другими демонами, и все это она считала дорогой наверх. Микрокосм сироты-одиночки получил сокрушительный удар. То, что прежде казалось свободой, стало рабством, самопожертвование – эгоизмом, героизм – ложью, воинское братство – лакейством.

На четвертом часу самоедства, когда голова отказалась переваривать лавину мыслей, Лина наконец смогла заплакать.

Странно, но стоило показаться одной слезинке, как процесс пошел с ураганной скоростью. Кусая губы, чтобы не завыть в голос, и уже плохо понимая, из-за чего, собственно, плачет, Лина вспомнила маму. Нет, она не могла ее помнить, так, смутное, скорее выдуманное ощущение чего-то родного. Попытка вызвать этот образ уверенно подтолкнула девушку к истерике.

Слово «мама» неизбежно вызывало в ней комплекс вины.

Да, психологи Алтайской базы в свое время доказали Практикантке, что подобные мысли не имеют под собой основания– она никоим образом не может считать себя виновной в смерти матери. Однако Лина с детства отличалась дотошностью, и, если за что-то бралась всерьез, то почти всегда доводила до конца. Вот и в этом вопросе добилась полной ясности, сумев сделать свои выводы после изучения всех доступных, а иногда и недоступных данных.

Лина была сенсом, слабым, нераскрытым, но все же сенсом. Родившись у обычной женщины, не представлявшей, с кем она имеет дело, девочка поставила маму в очень нелегкую ситуацию. Мало того что ребенок был нежеланным, так ведь в придачу при малейшем недовольстве инстинктивно награждал самого близкого человека депрессией. Процент самоубийств среди родителей в таких ситуациях был очень высоким.

Мама Лины его пополнила.

Брошенная любимым человеком, оставшаяся с ребенком на руках, с отвернувшимися родными, отказавшими ей в доме, с дочкой-сенсом, генерирующей ментальные волны там, где обычный младенец ограничивается плачем…

Сейчас Лина не стала заниматься самообманом и отчетливо поняла, что виновна в гибели матери. Мысль абсурдна – что взять с грудного ребенка? Но было поздно, девушка уверенно понеслась навстречу грандиозной истерике – сознание почти отключилось, работая, будто компьютер в ждущем режиме.

И в этот момент, когда девушка замерла на тонкой грани, отделяющей ее от сползания в пучину океана разбушевавшихся эмоций, появился голос:

– Ты меня слышишь?

Ничуть не удивившись Лина тихо ответила:

– Да.

– Я маленький, – с каким-то радостным удивлением сообщил голос.

– Понятно, – кивнула девушка. – Ну что ж, можно смело ставить диагноз: у меня маленькая шизофрения.

– А раньше не слышала.

– Раньше я была почти нормальной, – уточнила Лина, чувствуя себя все более странно.

Слишком уж реальный голос, похоже, у нее действительно проблемы с головой. Большие проблемы. От страха за свою психическую полноценность она тотчас забыла о намечающейся истерике.

Тем временем бредовый голосок разразился целым каскадом фраз:

– А потом слышала. И говорили. И я делал. И еще делал. А потом много не слышала. Я маленький. Дай, пожалуйста. Я голоден. Я ведь маленький. Дай. Дай. Я маленький. Дай…

– Подожди! – нервно воскликнула девушка. – Ты меня совсем с толку сбиваешь. Что тебе дать?

– Вот это. Разве тебе жалко? Ведь я маленький. Дай.

И тут до Лины стало доходить, что все гораздо серьезнее обычной шизофрении. Как и всякая воспитанница, она умела управлять своей психикой и при желании могла бегло протестировать саму себя. Кроме того, девушка не раз сталкивалась с телепатами Ордена, а однажды даже мысленно общалась с демоном-фиболо, благодаря чему смогла сравнить нынешние ощущения с этими воспоминаниями.

Девушка поняла, что с ней общается сильный, но очень странный телепат.

Открытие было удивительным и совершенно непонятным. Кому она здесь понадобилась и почему голос столь странный? Он тем временем не успокаивался:

– Если придут, опять буду делать. Я боюсь. Ведь я маленький. Дай, тебе ведь не жалко. И мы будем говорить. Молчишь? А раньше говорила. Дай. Буду делать. Боюсь.

– Подожди, я никак не пойму, что тебе от меня надо?

– Надо? Дай, я ведь маленький.

– Это я уже слышала. Кто ты?

– Это я. Разве ты не понимаешь, я же маленький…

– Стоп! – выдохнула Лина, чувствуя, как голос исчезает, как будто она просыпается. – Ты мне снишься?

– Снишься? Не снишься. Я ведь маленький.

– Нет! Я вспомнила! Ты все время пытаешься со мной говорить во сне, но, проснувшись, я почти ничего не помню. Так?

– Я маленький. Ведь говорила. Молчишь. А ведь говорила. Потом всегда молчишь.

– Господи, а ведь точно, я же прекрасно знаю этот голос! – охнула Лина. – Раньше ты говорил как-то по-другому. Я ведь вспомнила! Тогда, после бомбардировки, когда меня засыпало землей… Точно, это ты тогда меня разбудил.

– Да, я ведь маленький. Быть так плохо. Нельзя. Воздух. Нельзя умирать. Ты тогда меня кормила. А потом нет. Плохо. Дай.

– Кто ты?.. Стой! Не отвечай! Этот бред я уже слышала. Давай с другой стороны. Где ты?

– Я есть.

– Я понимаю, что ты есть. Где ты есть?

– Я здесь.

– Вот уж воистину, удивительное рядом! Но ведь я никого не вижу, камера пуста. Ты что, невидимка?

– Ты не смотришь. А смотрела. И был свет, теплый свет. Хорошо. Я ведь маленький.

– Подожди, я не помню, чтобы на тебя смотрела.

– Смотрела. А сейчас не смотришь. А раньше смотрела. А сейчас не хочешь. – В голосе появились нотки нешуточной обиды.

– Но как я могу на тебя смотреть, если не вижу тебя? Где ты?

– Найди! – лукаво произнес голос.

Слезы у Лины высохли. Сейчас она забыла про все на свете, превратившись в маленькую девочку, погрузившуюся в захватывающую сказку. Ей почему-то вспомнилось, как раньше она мечтала изменить в своем имени одну букву, чтобы стать Алисой. Это произошло как раз под действием сказок.

Быстро перебрав несколько вариантов, она предложила:

– Хорошо, я тебя буду искать, только давай это сделаем с помощью игры.

– Игра. Хорошо. Давай. Я маленький. Играть.

– Вот и отлично. Все просто: я протягиваю руку, если при этом приближаюсь к тебе, то говори «горячо», а если удаляюсь, то «холодно».

– А если ни туда, ни туда? – вполне разумно уточнил голос.

– Так и говоришь – «не туда». Понял?

– Я понял. Будем играть. Но я голоден.

– Сперва игра, – непреклонно произнесла Лина.

Девушка протянула руку к двери.

– Холодно.

Ладно, теперь в другую сторону.

– Холодно.

Два других направления дали такой же ответ. Лина, все еще наивно верящая непонятному голосу, проверила пол и потолок, но результат был аналогичным. Уже собираясь разразиться язвительной тирадой, она вновь обняла колени, но тут послышалось нечто новое:

– Горячо.

Девушка замерла, вмиг осмыслив поразительный факт, затем положила руку на живот.

– Горячо.

Лина водила ладонью по телу, пока не убедилась, что голос однозначно указывает на один из карманов. Уже подсознательно догадываясь, в чем дело, она вытащила из него кристалл аметиста, чудом сохранившийся после обыска.

– Это ты говоришь?

– Горячо. Горячо. Горячо.

– Но как, ведь это простой камень, я сама случайно подобрала его в поселке, уничтоженном демонами!

– Холодно, – преувеличенно загадочно произнес голос.

Лина обхватила голову руками, ухватив за ниточку клубка, всплывшего из глубин сознания.