Мисс Уэлборн внимательно посмотрела на картину. На ней была изображена нежная и чувственная Ио [Ио – в греческой мифологии дочь бога рек Аргоса. Юпитер – бог неба в римской мифологии (то же самое, что греческий бог Зевс)], которую нес на себе Юпитер, обратившийся в облако. Ио была обнажена, поэтому Алексии показалось, что маркизу вовсе не стоило поощрять интерес молодой девушки к этому полотну.

– Картина чудесная, хоть и является копией, – произнесла мисс Уэлборн. Ее самообладание не позволило ей показать своего замешательства.

Хейдену картина тоже нравилась. Тело Ио было как раз таким, каким он только что представлял себе тело обнаженной мисс Уэлборн. Он только теперь это понял. В меру пышное, с нежными, округлыми изгибами.

Хейден поручил экономке проводить гостей. Ирен тотчас же засыпала Алексию вопросами, не обращая внимания на то, что ее шепот отчетливо слышался под сводами галереи.

– Ну, ты все уладила?

– Да.

– Он принял твои условия?

– Да. Тише, пожалуйста.

– Все до единого? Даже то, что касается свободного дня и возможности пользоваться экипажем?

Хейдену вначале показалось, что он ослышался.

– О чем это они? – прозвучал тихий голос у него за спиной. Обернувшись, он увидел Кристиана, наблюдавшего за удалявшимися женщинами.

– Она будет компаньонкой тети Генриетты и наставницей Кэролайн.

– А, теперь понятно. Только любовницы осмеливались обсуждать со мной условия. Это-то меня и сбило с толку. У нее чудесные глаза. Весьма необычного цвета.

– Она хотела удостовериться, что правильно понимает свои обязанности в доме. Разговор касался вполне обыденных вещей.

– Таких, как свободный день и возможность пользоваться экипажем?

Хейден сделал вид, что не услышал остроты. Мисс Уэлборн что-то зашептала на ухо Ирен. Ее профиль четко вырисовывался под полями шляпки. На фоне коричневого платья экономки ее фиолетовые глаза, немного вздернутый нос и выразительные пухлые губы казались яркой картинкой.

Дверь распахнулась, и женщины исчезли из вида.

Повернувшись, Хейден заметил, что брат внимательно наблюдает за ним. Кристиан развернулся, чтобы уйти.

– Будь бдительным, Хейден. Будь бдительным.

Алексия шагала рядом с Роузлин в печальной процессии. Они молча переходили из комнаты в комнату: Роуз хотела убедиться, что ничего не забыла.

Наемный экипаж ждал на улице. Он довезет Лонгуортов только до постоялого двора, расположенного недалеко от Лондона, а там они пересядут в исполненный печали фургон, отправившийся в путь перед рассветом. Он увез с собой те скудные пожитки, что все еще оставались собственностью семьи.

Роуз оглядела гостиную:

– Полагаю, тетка Ротуэлла найдет дом в полном порядке. Надеюсь, она и ее дочь будут счастливы здесь.

Эти слова можно было счесть за проявление великодушия, если бы не их горечь.

Алексия не стала ничего говорить. Запас утешительных слов и заверений истощился. Она даже пообещала Ирен, что постарается устроить ее дебют на следующий год – самая бесстыдная ложь, на какую она когда бы то ни было отважилась. Сердце Алексии разрывалось от жалости к Роуз, Ирен, Тимоти, к себе самой.

Роуз повернулась. Ее глаза блестели, и она наконец позволила своему гневу выплеснуться наружу.

– Обещай, что не будешь их любить. Как бы добры и великодушны они не были. Обещай.

Алексия порывисто обняла сестру. Обе разрыдались.

– Оксфордшир недалеко, – сказала наконец Алексия, взяв себя в руки. – Мы сможем часто видеться.

На самом деле Алексия вовсе не была в этом уверена, однако льстила себя надеждой. Ведь она сможет пользоваться экипажем, да и свободный день ей предоставят.

– А теперь пойдем наверх и позовем Тимоти, – произнесла Роузлин.

Они нашли Тимоти в его комнате. Он лежал, распластавшись на кровати. На умывальном столике стоял графин с каким-то крепким напитком.

– Экипаж ждет, Тимоти, – сказала Роуз.

– К черту экипаж. К черту ублюдков, ждущих внизу. К черту жизнь.

На лице Роуз появилось болезненно-усталое выражение. Слишком много забот навалилось на нее в последние несколько дней. Продав все, что можно было продать, Тимоти стал бесполезен.

Алексия подошла к кровати.

– Ты слишком долго оплакивал свою судьбу, братец. А теперь соберись с силами. Позволь сестрам покинуть этот дом с достоинством, вместо того чтобы тащить на себе раздавленного горем брата.

Тимоти ничего не ответил, даже не пошевелился. Алексия тронула его за руку:

– Идем, Тим. В том, что случилось, нет твоей вины. Встряхнись хотя бы ради Ирен.

Тимоти наконец поднялся. Роуз пригладила его мятый сюртук и поправила галстук. Тимоти выглядел таким несчастным и беспомощным, что Алексии захотелось разрыдаться.

– Ты забрала вещи из мансарды, Роуз? – невнятно пробормотал он. – Я говорю о дорожных сундуках Бена.

Роуз изменилась в лице.

– Мы так торопились. Как я могла о них забыть? А теперь в экипаже нет места, и…

– Я позабочусь о них, – сказала Алексия. – Прослежу за тем, чтобы сундуки никто не тронул, и заберу их с собой, если вдруг уеду отсюда. Со временем я найду возможность переправить их вам.

– Ты такая добрая, Алексия, – произнесла Роуз с видимым облегчением.

Алексия была рада позаботиться о вещах Бена. Сознание того, что его вещи находятся в мансарде, поможет ей обрести силу духа в преддверии новой жизни.

– Мне противна мысль о том, что ты останешься здесь, – сказал Тим, глядя в пол. – Противно, что ты будешь чувствовать себя обязанной ему. Что он сможет наблюдать твое унижение и упиваться им.

Но Алексия вовсе так не думала. Ведь лорд Хейден, очевидно, не долго раздумывал над тем, как ему поступить. Через несколько дней она будет служанкой, и не более того. Возможно, он даже забудет ее имя.

– Мне все равно, что он увидит или подумает. – Алексия сказала правду.

Тим не слишком твердо держался на ногах, но им с Роузлин все же удалось довести его до дверей. Ирен с мрачным выражением лица ждала их «триумфального» появления. Никто не сомневался в том, что соседи будут из окон наблюдать за последним действием драмы, разыгравшейся на Хилл-стрит в последние две недели.

– Я его ненавижу, – сказала Ирен. – Пусть он красив и позволил мне посмотреть на танцевальный зал. Уверена, его брат был бы в шоке, если бы узнал, что произошло. Нужно было рассказать все Истербруку, пока мы были в галерее.

Алексия поцелована Ирен на прощанье.

– Не позволяй ненависти поселиться в твоем сердце, Ирен.

– Не позволяй, – произнесла Роузлин. – Я буду ненавидеть Хейдена Ротуэлла за всех нас, дорогая. – Ее губы сжались, и она гордо вскинула голову, беря сестру за руку. – Идем.

Тимоти распахнул дверь, повернулся и долго стоял так, покачиваясь. Его лицо побагровело от нахлынувших эмоций. Алексия положила ладонь на его руку:

– Ты сын джентльмена, Тимоти. Даже нынешняя ситуация не сможет этого изменить.

Тимоти удалось взять себя в руки. Он даже перестал шататься.

– Черт бы его побрал, – рявкнул Тимоти. Шагнув вперед, он последовал за сестрами в неизвестность.

Алексия закрыла дверь прежде, чем тронулся экипаж, и вытерла слезы. Она не могла позволить себе поддаться минутной слабости и начать оплакивать судьбу и сетовать на несправедливость. Надо было готовить дом к приезду тети и кузины лорда Хейдена.

А главное – подготовить свою гордость к тому моменту, когда эти две женщины переступят порог.

– Как любезно с твоей стороны проводить нас, Хейден, хотя нам и пришлось проехать всего несколько улиц от Истербрук-Хауса. Я чувствую себя совершенно беспомощной перед лицом таких глобальных перемен.

– Рад помочь. Ситуация требует сильной руки.

– Как всегда, твоя руководящая роль вселяет в меня уверенность и спокойствие. Не знаю, что бы мы без тебя делали.

Вышеупомянутые сильные руки не имели ничего общего с теми, что правили теперь экипажем Истербрука, катящим по Мейфэру. Переезд тети Генриетты в Лондон повлек за собой множество проблем, но Хейден держал ситуацию под контролем.