Берджин хихикнул.

— Я так и подумал, однако полицейский должен опираться на доказательства. Откровенно говоря, до сегодняшнего дня все это было превосходно организованной операцией, которая должна повлечь за собой самые гибельные последствия для братьев Намака. Истина в данном случае не особенно уместна: Намака прожили свой срок, и их уход был лишь вопросом времени.

— Ты говоришь как-то уж очень уверенно, — заметив Фицдуэйн. — Я читал досье Намака. Они — опасные и храбрые люди.

— Существуют силы, с которыми бесполезно сражаться, — ровным голосом сказал Майк.

Фицдуэйн тщательно обдумывал слова друга. Половина того, что пытался сообщить ему Майк, оставалась не облеченной в слова, однако все необходимые ключи Берджин ему дал. Неожиданно Фицдуэйн понял.

— Ты говоришь, что старые союзы остались без изменения? — спросил Фицдуэйн.

— Под другими именами, только и всего, — легкомысленно отозвался Берджин. — Все те же люди продолжают дергать за ниточки, просто у них возникла проблема с одним из своих. Кто-то говорит об излишнем энтузиазме, кто-то твердит о вещах менее достойных, однако проблема существует; гнилое яблоко тем труднее сорвать, чем выше оно висит. Сделать это, не потревожив нижних веток, почти невозможно.

— А что насчет гнилого яблока? — поинтересовался Фицдуэйн. — Как друг, Майк?…

Берджин сжал губы.

— Это конкретное яблоко начало гнить еще во Вьетнаме, — сказал он. — Я бы в этом случае употребил выражение” “сгнил до самой сердцевины”.

— Вот как? — удивился Фицдуэйн. — Сильно сказано. Берджин не отвел глаз.

— Я слишком много об этом думал, — сказал он. В дальнейшем их беседа превратилась в воспоминания, потом старые друзья вместе поужинали. Когда Фицдуэйн собрался в обратный путь, было около полуночи. Прощаясь с Майком, он задал вопрос, который вот уже некоторое время крутился у него на языке.

— Как давно ты работаешь на Контору? — спросил он. Берджин моргнул и некоторое время молчал.

— У болтуна-капитана корабль потонул, а он и не заметил, — откликнулся он и протянул руку. — Как ты догадался?

Фицдуэйн указал на шеренгу тапочек для гостей.

— Слишком много тапочек большого размера, — сказал он.

— Всегда ты был наблюдателен! — улыбнулся Берджин. — Но кто-то должен наблюдать за наблюдателями… Рад был встретиться с тобой, Хьюго.

У Фицдуэйна было о чем подумать на обратном пути в Токио. В частности, он думал о гнилом яблоке по фамилии Шванберг. По всей видимости, он чувствовал себя неуязвимым, являясь главой отделения ЦРУ в Токио и контролируя через посредников самых влиятельных в японском обществе людей.

В Асумаи, в своем не очень чистом, но уютном домишке, Берджин допил откупоренную бутылку отличного вина, потом покачал головой и снял телефонную трубку.

Крупный мужчина в дорогом черном костюме, в шелковой сорочке и клубном галстуке с интересом прислушивался к докладу подчиненных об успехах “Намака Корпорейшн”. Он испытывал также удовольствие и некоторую озабоченность, однако лицо его не отражало никаких эмоций.

Оно просто не могло этого сделать.

Почти сорок лет назад это лицо было изуродовано страшным огнем пожара. Языки пламени обожгли сто целиком, однако левая сторона пострадала сильнее всего. Вместо уха торчал почерневший хрящ, да и вся левая половина тела была покрыта страшными шрамами.

В те времена пластическая хирургия еще не существовала. За бандами корейцев развернулась настоящая охота, и обращение в госпиталь грозило ему смертью. К тому времени, когда он смог безбоязненно обратиться к хирургам, они мало что могли сделать. Трансплантаты с бедер и ягодиц все же немного помогли: он снова мог есть и заниматься любовью, если конечно, женщина способна была вынести его Уродство. Он мог открывать и закрывать глаза. Нос его был восстановлен, а по бокам головы появилось нечто, что могло сойти за уши.

И все же он выглядел отталкивающе безобразно. Особенно огорчало его покрытое шрамами лицо, искаженные черты и сильно натянутая кожа, которая от этого выглядела искусственной. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы люди начинали чувствовать сильнейшее отвращение и страх. Он был живым напоминанием о том, какие жуткие вещи могут случиться с человеческим телом. И он выглядел опасным как человек, который один раз побывал в объятиях смерти, и которому больше нечего терять.

Его товарищи сгорели заживо или были изрублены на куски во время своей отчаянной попытки спастись. Враги посчитали его мертвым, самонадеянно решив, что небольшая группа корейских гангстеров полностью уничтожена. Для него это стало предметным уроком жестокости. Япония как раз должна была подняться из руин, подняться еще более сильной, чем когда-либо, и новые властелины отнюдь не стремились получить новых соперников. И конечно, меньше всего они желали видеть в этой роли корейцев. Корейцы считались побежденной нацией, людьми, которые появились в Японии как дешевая рабочая сила перед второй мировой войной. На протяжении всей войны и во время американской оккупации они, однако, предпринимали отчаянные усилия, чтобы изменить свое подчиненное положение.

Япония была побеждена. В регионе образовался вакуум власти. Черный рынок процветал. На сцене появились гурентаи — новое поколение свирепых гангстеров, которые ни в грош не ставили традиционных якудза старой школы. Их безжалостные группировки налетали на побежденных японцев как вихрь и творили жестокую расправу. Многие из них были корейцами. Для них это была заманчивая возможность отплатить той же монетой заносчивым и нахальным японцам, отплатить своим прежним повелителям и хозяевам. Их покорители нынче сами оказались среди побежденных. Освобожденный корейский народ опирался, во всяком случае, в первое время, не на что-нибудь, а на силу американской оккупационной армии.

На протяжении нескольких славных лет, сразу после войны, корейским гангстерам в Японии неизменно сопутствовал успех. Американский оккупационный режим и администрация Верховного главнокомандующего Мак-Артура были озабочены в основном демилитаризацией и превращением Японии в страну либеральной демократии.

Потом этот акцент несколько сместился, и основной задачей оккупационной администрации стало противостояние коммунизму. Все силы, которые боролись на ее стороне, и даже просто потенциальные противники коммунизма — все начали пользоваться активной поддержкой американской разведки.

Именно с этой целью выпустили из тюрьмы Ходаму. Он был талантливым организатором, обладающим бесчисленными и разветвленными связями. Он знал на какие кнопки нажать, чтобы добиться политической поддержки. Он сумел собрать под свои знамена банды молодых головорезов, таких, как братья Намака, чтобы подкреплять всякое свое желание самыми весомыми аргументами.

Образовавшийся таким образом союз американской разведки, правых политических деятелей и организованной преступности должен был победить как коммунистов, так и нарождающееся движение новых левых. Для этого, однако, необходимо было завоевать широкую поддержку населения. Самый быстрый способ проделать это состоял в том, чтобы очистить страну от бесчинствующих шаек корейских бандитов; именно от них больше всего терпел средний японец, и поэтому корейцы оказались наиболее удачным объектом всеобщей ненависти.

Человеку в черном костюме было всего семнадцать, когда на них напали люди Ходамы. Пустующий склад, где расположилась группа корейцев, окружили братья Намака и их боевики, все — послушные марионетки куромаку. Склад облили бензином и подожгли. В огненном аду погибли двадцать шесть корейцев, в том числе мать, отец, два брата и сестра человека в черном.

Сам он уцелел только чудом и поклялся отомстить.

Только ради этого он смог выжить после сильнейших ожогов, однако этого было недостаточно. Для того чтобы отомстить, он должен был стать сильным. За спинами Ходамы и братьев Намака стояла могущественная американская разведка, а вскоре они стали довольно влиятельными сами по себе. Иногда ему казалось, что время для достойной мести так и не наступит.